Где же всадник?
Какая-то незнакомая тяжесть давит хребет девушки. Неужели это не сон? Перед ней лицо Нарама. В один миг вождь очутился на ее спине. Нервные ляжки человека, сжимают ей бока. Одна рука Нарама обвилась вокруг шеи. На своем затылке девушка чувствует его дыхание… Она изнемогает от страсти, нежности и любви. Опустив ресницы, она вся отдается ему краснея и точно во сне протягивает человеку свои руки.
Неожиданно одной рукой Нарам изо всей силы хватает ее за волосы» а другой, радостно крича» продевает ей в рот бронзовый мундштук. Он покорил еще одно новое животное. Восторженные крики нечистых приветствуют его. Он торжествует.
Не рано ли! Между тем Клеворак освободился от нападающих. Он видит свою дочь, испускает ужасное рычание и бросается в ряды людей, давя их своими копытами.
При виде его Нарам хочет бежать. Но он запутался в своих собственных путах.
Над головой человека старый вождь размахивает своей палицей. Но белая центавриха внезапно подставляет свою шею под его удары. Ударить Нарама! Кто осмелится это сделать? Смертельное оружие опускается на лоб Кадильды. С разбитым черепом центавриха падает на песок. Тот, кого она любит, жив. Из — под бронзового мундштука течет по ее губам кровь; имея еще силы улыбнуться» она шепчет:
— Нарам… Нарам…
Безумными глазами Клеворак смотрит на убитую им девушку.
Но вот Нарам уже на ногах, он поднимает свой меч. Все бегут к нему на помощь. Но центавр одним прыжком бросается на белокурого человека, хватает его своей огромной рукой и, оторвав от земли, вертит им в воздухе, бросая направо и налево, прокладывает дорогу и с быстротою ветра мчится к морю, увлекая за собой бесформенную массу, из которой вылезают кости и кровь обагряет песок. Когда вождь, наконец, чувствует, что волны лижуть его окровавленные копыта, останавливается и поворачивается. Могучим жестом Клеворак отбрасывает от себя труп и бросается в воду, которая бурлит вокруг него.
Ослепительный диск солнца склоняется на горизонте. Что ему за дело до визга проклятых? Его не пугает также бесцельный свист их стрел. Напрягая свои мускулы, Клеворак плывет на запад. Последний центавр отдает свой последний вздох тому, от кого произошел. Навстречу старому вождю, светило спускается на воду и, окруженное блеском, протягивает ему свои светлые руки. Все небо пылает, огненная атмосфера окружает центавра. Неизвестные голоса звучат в его ушах. Прямо перед ним, налево и направо, начиная с горизонта и кончая зенитом, все блестит золотом и пурпуром. Светило заполняет все небо. Море овладевает старым центавром, хватает его, поднимает и увлекает за собой. Конец его путешествия близок. Клеворак простирает руки кверху, испускает крик и исчезает в солнечных лучах.
Ник Майер
Факир
Часть первая
Лаковый ящик
I
Здесь читатель знакомится с одним домом и одним ученым, каких редко можно встретить
Дом, в котором жил мистер Джосуа — Томас — Альба Токсон, заслуженный ректор знаменитой гарвардской коллегии и изобретатель, известный во всей С. Америке, — стране, где кажется, нет недостатка в изобретателях, — значился под № 37–bis на Штат — Стрит, самой лучшей улице Чикаго.
Дом этот принадлежал к одному из тех гигантских строений, которыми так гордятся, и не без основания, заокеанские англосаксы.
Никакое зрелище не может сравниться с тем, что представляется взорам европейца, впервые высаживающегося на берегах Мичигана, при виде двадцати — и тридцатиэтажных зданий, воздвигнутых в сердце Чикаго из камня и железа, с их бесчисленными окнами, выходящими на все четыре стороны света, с их башенками и куполами, освещенными электрическим светом. Двадцати подъемных машин едва будет достаточно для обитателей этого маленького мирка. Три — четыре инженера заведуют многочисленными машинами, доставляющими во все апартаменты воду, тепло, воздух, свет. На самом верху, на платформе, вы видите залы для концертов, театр, рестораны, кафе, где вы можете выпить, среди пальм и других тропических растений, один из тех прохладительных напитков из льда и алкоголя, которые с таким искусством готовят янки.
В одном из нижних этажей мы находим церкви и часовни христиан всех вероисповеданий, масонскую ложу, обширную залу для празднеств, в которой свободно помещается шестьсот человек. Несколько ниже размещаются чистильщики сапог, парикмахеры, табачные магазины, залы с ваннами для дам и для мужчин, меняльные лавки, кабинеты дантистов, врачей и т. п. В подвальных этажах, не переставая день и ночь, работают многочисленные машины, которые, будучи приведены в действие паром или электричеством, доставляют все удобства и комфорт обитателям верхних этажей.
В доме под номером 37–bis, на Штат — Стрит, мистер Токсон занимал, вместе со своей дочерью Деборою, часть двадцать второго этажа.
Представьте себе большую комнату, загроможденную всевозможными приборами, как-то: телефонами, фонографами, электрическими лампочками, двигателями различного рода и т. п., и вы будете иметь понятие о кабинете доктора Токсона. Стена, ближайшая к рабочему столу ученого, усеяна многочисленными электрическими кнопками, с помощью которых приводились в действие все эти разнообразные приборы, большая часть которых принадлежала гениальному изобретению самого ученого. Если мистеру Токсону нужно было увеличить или уменьшить тепло, вызвать день или ночь в своем кабинете, поднять или опустить подъемную машину, сообщающуюся с его квартирой, поговорить с дочерью в ее комнате, — ему стоило только протянуть руку и нажать одну из этих кнопок. Подобное же движение позволяло ему, если он хотел развлечься, слушать в театрофон одного из известных певцов, поющих на сцене за несколько километров от его дома. Если его посещали тяжелые думы, то фонограф неустанно повторял ему отрывок из речи, произнесенной одним из самых уважаемых ораторов на последней конференции евангелистской церкви. Время, температура, степень влажности атмосферы, котировка биржи и последние известия, полученные центральным телеграфом, постепенно появлялись на таблицах, укрепленных на уровне его глаз.
Начало нашего рассказа застает ученого в кабинете в тот момент, когда он, вытянувшись на длинном откидном кресле, дремал. Было жарко, и невидимый мотор приводил в движение опахало из перьев, укрепленное над головой спящего, которое производило приятный свежий ветерок. Когда отдых заканчивался, то же самое опахало, незаметно останавливающееся под действием того же мотора, опускалось и легонько щекотало лицо мистера Токсона, способствуя таким образом мирному пробуждению, лишенному всяких неприятных случайностей.
Мистер Токсон был мужчина лет пятидесяти и имел солидную наружность: его немного длинные волосы и борода едва начинали серебриться. Выражение лица почтенного ректора, независимый вид представляли классический тип дядюшки Сэма, чистокровного янки. На его носу были очки в золотой оправе; выпуклый лоб и сдвинутые брови указывали на его ум и безграничную энергию. Впрочем, черты его лица были правильны и красивы и говорили о спокойной и трудолюбивой жизни ученого.
Пробило три часа на электрических часах. Опахало из перьев разбудило Токсона. Он поднялся и потер глаза. Нажатая кнопка заставила подняться шторы, опущенные во время сна. В эту самую минуту дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась мисс Дебора.
Американки не всегда бывают красивы, но если встречаются таковые, то они представляют замечательные образцы изящества и женственности. Так и мисс Дебора смело могла причислить себя к самым очаровательным девушкам Нового Света. Высокая, стройная, с великолепными светлыми волосами, с матовою бледностью лица, с чудными голубыми глазами, — она казалась неземным созданием. Мисс Дебора была одета в шелковое белое платье, в изящные туфельки, едва прикрывавшие черные шелковые чулки, плотно облегавшие ее выточенную ножку. Ее легкая, но уверенная походка указывала на та что она, как и все американки, привыкла с раннего детства рассчитывать только на себя.
Мисс Дебора подошла к отцу, наклонилась и поцеловала его в лоб. Взгляд, которым ученый встретил это выражение дочерней любви, показал, насколько они любили друг друга.
— Какому счастливому случаю обязан я, что вижу тебя, Дебора? — произнес он.
— Вовсе не случай, папа, а мне нужно поговорить с вами о серьезных вещах, — ответила Дебора, и, заметив удивленный взгляд мистера Токсона, поспешила добавить, — я должна вам сделать выговор, который вы вполне заслуживаете. Я долго искала случая упрекнуть вас, папа, за то, что вы не имеете доверия к вашей дочери. Не говоря уже о том, что вы настолько поглощены своими работами, что я вас почти совершенно не вижу. Вы стали недоверчивы и скрытны, чего раньше за вами я не замечала.
