– Ага. Вот она, спайка бизнеса и политики…
– Конечно. Я смелый, но не идиот. Ну, вот и граница, придется чуть притормозить…
В Будапеште они были к девяти. После короткого знакомства, которое было обставлено просто и не протокольно, Майзель с королем удалились для разговора, а Елену взяла в оборот королева. Пока Майзель обсуждал свои дела с Иштваном Третьим, ее величество добросовестно развлекали Елену завтраком и беседой. Как и в Намболе, да и дома, в Праге, Елену поразило какое-то даже нарочитое отсутствие роскоши и дворцовое полубезлюдье – было совершенно непреодолимое ощущение, что все ушли на фронт. Не долго думая, Елена задала королеве мучавший ее вопрос. Ее величество понимающе, и, как показалось Елене, чуть снисходительно улыбнулась:
– Мы стараемся обходиться своим подданным как можно дешевле. К сожалению, мы не так богаты, как наш пражский кузен, и нам приходится существовать на бюджетные средства. Неудивительно, что мы стараемся экономить. Деньги нужны совершенно не для того, чтобы увешивать стены картинами и плодить полки придворных…
– Вы просто повторяете слово в слово то, что постоянно твердит мне Майзель…
– И он совершенно прав, дорогая. Деньги нужны для дела. Это лишь в детских сказках короли только тем и заняты, что кружатся в мазурках… У нас для этого просто нет времени. Я много занимаюсь детьми, его величество работает, прости Господи, как проклятый, я его иногда днями не вижу. А побрякушки всякие, – королева небрежно махнула рукой, – это для арабских шейхов… Ничего, Даниэль и до них скоро доберется!
Они все словно инкубаторские цыплята, подумала Елена. Вацлав Пятый и Михай Второй. Болгарский царь Борис Четвертый и югославский король Александр Второй. Квамбинга и Иштван Третий. Молодые, полные сил, красивые, волевые мужчины. Верные мужья и заботливые отцы. Труженики и воины, тянущие каждый свою страну вперед и вверх, и все вместе – всех остальных следом. Суровые и справедливые судьи. Действительно похожие на кого угодно, только не на паразитов и иждивенцев. Где же он их всех нашел-то, Господи?! Как разглядел?! Как сумел так все перевернуть и устроить?! Где сам он берет для этого столько сил?…
Елена хорошо помнила Будапешт девяностого года. Теперь город было просто не узнать: множество новых автомобилей, нарядные и улыбающиеся прохожие, много молодежи… Надо же, он и тут всех уконтропупил, с неожиданной злостью подумала Елена, что за невозможный тип, да как же можно так вообще трясти всех и вся, как грушу… Нет, нет, испугалась Елена собственных мыслей. Я просто устала. Я просто ужасно устала, это чудовище вымотало меня, измучило меня, Господи, ну сделай же что-нибудь, придумай что-нибудь, как мне быть?!.
Дорогой назад он украдкой посматривал на угрюмо молчащую Елену, которая то и дело прикладывалась к фляжке с коньяком. У самой границы он, вздохнув, спросил вдруг:
– Сколько ты весишь?
– А что?
– Так сколько?
– Сорок шесть килограммов. Что, я кажусь тебе толстой?
– Елена… Если ты допьешь эту фляжку до конца, ты напьешься так, что перестанешь быть адекватной.
Я давно уже неадекватна, со злостью подумала Елена. Странно, что ты до сих пор этого не заметил. Или заметил? О, Боже… Она усмехнулась:
– Какая трогательная забота. Не собираешься ли ты, случайно, воспользоваться моей беспомощностью?
– Меня действительно беспокоит твое состояние. И я понимаю, что это я виноват… Я вижу, ты устала. Прости, я не должен был тащить тебя с собой сегодня… Я могу поехать медленнее, чтобы ты немного поспала…
– Я не могу спать в машине. Я устала, но это не физическая усталость. Я устала от впечатлений, их слишком много за такой короткий срок. Даже для меня…
– Хочешь отдохнуть от меня и поработать? Конечно, я понимаю…
Ничего ты не понимаешь, хотелось завопить Елене, ничегошеньки ты не понимаешь, скотина чешуйчатая, ничего…
– Я действительно хочу отдохнуть. Я не могу так эффективно расслабляться, как ты это делаешь, у женщин, если тебе известно, несколько иной механизм…
Она не знала, зачем говорит это. Ей просто хотелось его достать побольнее. Теперь она снова на него злилась. Да что там, – она была просто вне себя от бешенства. Алкоголь странным образом не мешал этому чувству, а скорее, обострял его, снимая торможение…
– Все это чушь. Абсолютная. Мне известны все механизмы, которые меня интересуют, – зло сказал Майзель. – А которые не интересуют, те меня просто не интересуют – и все. Хочешь поговорить про то, что было в Намболе? Я готов ответить на все твои вопросы.
– Да нет у меня никаких вопросов, – пожала плечами Елена. – Я тебе не жена и даже не любовница, чтобы контролировать твои маленькие мужские развлечения. Мне просто интересно, как ты мог это сделать, – тебя же просто угостили ею, как яблоком. А ты взял и откусил. Что будет с этой девочкой теперь? Как ты мог? Ты, столько времени подряд твердящий мне изо дня в день про спасение всего мира? Я ведь уже почти было поверила тебе…
Он вздохнул. И вместо того, чтобы пуститься в рассуждения, оправдания и филиппики, как, возможно, сделал бы прежде, тихо сказал:
– Я все понимаю, Елена. Я просто не мог иначе.
Это правда, с ужасом подумала Елена. Господи, это же правда… Он просто должен быть Драконом. Не может им не быть… Она уже поняла. Окончательно поняла. И все знала уже про себя… И сказала:
– Ты знаешь… – Она почему-то никак не могла заставить себя называть его просто по имени. И называть его Драконом ей тоже не хотелось. – Я думаю, мне уже хватит. Я уже узнала практически все, что хотела. И даже намного больше, чем следовало. Я хочу, чтобы мы расстались друзьями. Потому что за это время… – Елена проглотила комок в горле. – Я очень признательна тебе. Ты был лучшим партнером из тех, с кем мне доводилось… И о ком мне доводилось писать. Я… Спасибо. Я обязательно дам тебе прочесть то, что получится. Я никогда этого не делаю и не буду делать впредь. Но для тебя я это сделаю…
– Почему?
– Потому что я хочу помочь тебе. Не навредить, а помочь. Поэтому. Я… я на твоей стороне. Я хочу, чтобы ты это знал…
Я не хочу быть ни на чьей стороне, хотелось крикнуть Елене. Я хочу быть твоей, вот чего я хочу… Ох, подумала Елена. Я, оказывается, могу такими понятиями оперировать… Это действительно предел…
Он тоже все понял. И сказал:
– Один вечер.
– Что?!
– В воскресенье. В «Плазе», наверху, на крыше, под куполом, где сады. Один вечер. Только ты и я. Ни души вокруг. Никакой политики. Никаких споров. Пожалуйста, Елена.
Вот как, подумала Елена. Хорошо. Хорошо. В конце концов, я же живая женщина. Я разрешаю. Один вечер. Один раз… Пускай…
– Хорошо. Когда?
– Когда захочешь. Я буду там. Буду ждать.
Елена посмотрела в окно:
– Отвези меня домой, пожалуйста…
– Поспи. Я занесу тебя наверх.
– Ты с ума сошел. Я еле жива.
– Нет. Все нормально. Я только занесу тебя наверх и сразу уйду. Слово.
Елена кивнула. Он остановил машину, помог ей перебраться в заднюю часть салона и накрыл неизвестно откуда взявшимся тонким, удивительно теплым верблюжьим одеялом. И поехал снова…
Он и в самом деле занес Елену в квартиру, сонную, размякшую, обнимавшую его за шею, пока он поднимался с ней по лестнице… Там он уложил ее в кровать, не раздевая, накрыл тем же самым одеялом, немного постоял рядом и, увидев, как она вздрогнула, окончательно засыпая, вышел.
ПРАГА. АВГУСТ
Елена все воскресенье провела в каком-то странном настроении, о причинах которого старалась не думать. Правда, она выспалась, – впервые за это время…
Она приехала на такси. «Пыжик» отказался заводиться, и, похоже, окончательно. Поднялась по ступенькам к входу… Двери с еле слышным гудением разъехались в стороны, Елена вошла внутрь и, не успев толком удивиться полному безлюдью, – даже охрана отсутствовала, – услышала в динамиках его голос:
– Здравствуй, Елена… Центральный лифт. Я открываю.
Как романтично, усмехнулась Елена. Красавица и чудовище. Он ждет ее в своих покоях, боясь показаться ей на глаза…
Едва она переступила порог лифта, двери его сомкнулись, и кабина плавно, но очень быстро стартовала наверх. Ей даже не пришлось нажимать никаких кнопок, Майзель сам всем управлял.
Она вышла из лифта – прямо на крышу, накрытую стеклянным куполом. Вид отсюда открывался совершенно умопомрачительный, – кажется, не только вся Прага, но вся страна раскинулась внизу. Елена шагнула вперед и услышала музыку. Это была песня сербского певца Зорана Милича «Пражский ангел», которую уже две или три недели крутили по нескольку раз в день на дюжине радиостанций. Милич много лет жил в Праге, говорил, что ему здесь легче дышится… Клип Елена не видела – ей некогда было смотреть телевизор. Красивый клип, говорят… Песня ей ужасно нравилась. Она понятия не имела, почему. Какая-то там была удивительная музыкальная гармония, отзывавшаяся в груди у Елены странным, томительным трепетом, – то ли сильный, мягкий и глубокий баритон Милича на нее так действовал, она не могла сказать, да и, по правде говоря, не особо задумывалась над этим. Просто плыла в этой мелодии. Слова были там самые обыкновенные, – «о, пражский ангел, ты взяла мое сердце, будь со мной, о, мой пражский ангел»… Ничего такого. А вот музыка… Откуда он знает, удивилась Елена. Он никогда ничего случайно не делает, неужели я проговорилась?