– Да, любовь моя?
Но она могла лишь вновь и вновь повторять его имя.
– Однако вы совершенно разучились произносить что-либо внятное, – заметил Тенби. – Могу я поцеловать вас, пока вы обдумываете ответ?
– Арчи… – сказала Гарриет.
– Когда я волнуюсь, я всегда бормочу нечто нечленораздельное, – сказал герцог. – Но я не помню, чтобы я нервничал, разговаривая с кем-то еще. Только с вами, Гарриет. Впрочем, это не по-мужски – нервничать. И уж тем более такое проявление страха недостойно герцога Тенби. Я хочу поцеловать вас, Гарриет!
Гарриет подняла лицо и закрыла глаза, когда он припал к ее рту. Колени у нее подогнулись, дыхание пресеклось. Она тесно прижалась к нему, обвила руками его шею, раскрыв губы навстречу его ищущему языку. Ее оборона была сломлена, полностью и безвозвратно.
А затем она снова увидела его глаза, светлые, с серебристыми искорками. Он всматривался в ее лицо.
– Очень лестно для мужчины встретить такой рассеянный взгляд женщины, которую он только что целовал, – проговорил Тенби. – Должен ли я отбросить всякую щепетильность и – не знаю, в который уж раз – повторить свой вопрос? Вы выйдете за меня замуж, Гарриет?
– Да, – сказала она.
– «Да». Должен ли я настаивать на полном ответе? – Тенби удивленно вздернул брови. Гарриет улыбнулась.
– Арчи, – промолвила она, – иногда мне кажется, что вы просто дурачитесь.
Он взглянул на нее, и она поняла, что, видимо, во время поцелуя его самооборона тоже рухнула. В глазах его были и робость, и желание, и что-то еще.
– Я люблю вас, – сказала Гарриет. – Я всегда вас любила.
– Ах, – проговорил он, – наконец-то пришло время признаний! Я хотел вас, Гарриет. Это не проходило. Я не понимал, пока не удовлетворил свою страсть, что хочу гораздо большего. Вы возбудили во мне голод, который только вы одна сможете утолять. До самого моего смертного часа. Вы зажгли во мне жажду любви. Жажду получать любовь и дарить ее.
– Арчи… – сказала Гарриет.
– Специальное разрешение. На следующей неделе, – заверил он, – мы без промедления начнем зачинать нашего мальчика. Или десять девочек. А то и одиннадцать, если вы пожелаете, Гарриет. Ах, любовь моя, вы и не представляете, как заставляет колотиться мое сердце этот румянец, медленно заливающий ваши щеки!
– Может, нам стоит вернуться в дом и сообщить Сьюзен? – спросила Гарриет. – И Кларе, и Фредди?
– А потом вернуться в Лондон и сказать моей бабушке и тете Софии? – продолжил Тенби. – И нам следует приготовиться: тетя София задушит нас в своих объятиях. Я в страхе замираю. Но сейчас, Гарриет, мы никуда не пойдем и не поедем. Мои ботфорты и куртка будут безнадежно испорчены, если снова попадут под этот проливной дождь. Однако он все же кончится, и не далее, чем через час – чуть-чуть светлеет, вам не кажется? Мы успеем к чаю. Но что же нам делать тут еще целый час, как вы считаете?
Гарриет рассмеялась и снова прислонилась виском к его плечу.
– Не представляю себе, – призналась она. – Но вы что-нибудь придумаете, Арчи?
– Я так хочу узнать, как это бывает, когда… соединяет нечто большее, чем просто физическое влечение… – сказал он. – Узнать, что это значит – слиться в любви, а не только получить удовольствие. Если вы откликнитесь на мое желание, Гарриет… Ведь один я не могу…
– Арчи…
Тенби покачал головой:
– Опять вы лишились дара речи, Гарриет! Но нельзя ли одно слово, которое вы все же произнесли, счесть за согласие? И я спешу принять его за согласие. Взгляните на меня, любовь моя, и начнем. Час – это не так уж много.
Гарриет подняла глаза.
– Ах, моя прелестная скромница, вы покраснели! – воскликнул Тенби, задержав на Гарриет взгляд, полный любви и нежности, и поцеловал ее, открыв губы.
