Но не соображения гуманности, а заинтересованность командных структур в получении разведданных за счет допроса пленных, по-прежнему наличная и на этой стадии, а также сильнее проявлявшийся аргумент о разлагающем воздействии на немецкие войска, в конечном итоге, заставили по-новому истолковать сталинский приказ от 6 ноября 1941 г. Ведь было понятно, что сопротивление должно стать более упорным, если солдат знает, что в случае пленения непременно будет расстрелян или изувечен. Сталин 6 ноября 1941 г. — и так его слова и были истолкованы повсеместно в Красной Армии — не оставил сомнений в том, что нужно истребить всех немцев, вторгшихся на территорию Советского Союза, «до единого». Однако в приказе № 55 от 23 февраля 1942 г., который он издал к годовщине Красной Армии в своем качестве наркома обороны, его прежнему высказыванию был внезапно приписан совсем иной смысл. А именно, Сталин заявил теперь, что предположение, будто Красная Армия уже «из-за ненависти ко всему немецкому… не берет в плен немецких солдат», является «глупой брехней и неумной клеветой» на Красную Армию, воспитанную в духе уважения к другим народам и расам, — бесстыдное утверждение перед лицом приведенной в движение им самим пропаганды ненависти с советской стороны. Однако сталинские слова из приказа № 55 сами по себе были недвусмысленными: «Красная Армия берет в плен немецких солдат и офицеров, если они сдаются в плен, и сохраняет им жизнь. Красная Армия уничтожает немецких солдат и офицеров, если они отказываются сложить оружие…»
Командующий Западным фронтом генерал армии Жуков, который 14 декабря 1941 г. совместно с членом своего Военного совета Булганиным призвал свои войска «жестоко мстить» и не дать уйти живым ни одному «гитлеровскому бандиту», теперь также был вынужден совершить поворот. В приказе, направленном «командирам и членам Военных советов», Жуков и член Военного совета Хохлов, основываясь на сталинском приказе № 55, запретили отныне «расстреливать пленных… кому бы то ни было». «Разъясняю, — внезапно было сказано здесь, — что товарищ Сталин никогда не говорил о расстреле вражеских солдат, если они складывают свое оружие, сдаются в плен или добровольно переходят к нам.» Согласно приказу армейского комиссара 2-го ранга Кузнецова из Главного политуправления Красной Армии, немецкие войска теперь надлежало в усиленной мере подвергать пропагандистской обработке и убеждать в том, что Красная Армия, якобы, «не знает расовой ненависти к немецкому народу и не имеет идиотского намерения уничтожить немецкий народ и германское государство» и что поэтому она берет в плен сдающихся немецких солдат и офицеров и гарантирует им жизнь.
Уже тот факт, что антинемецкая пропаганда ненависти, как ее вели Эренбург и другие, неизменно продолжалась во всю мощь, уличает такие разглагольствования во лжи. Сам Сталин уже в своем приказе к 1 мая 1942 г. вновь использовал очень двусмысленные слова и говорил о задаче истребить «немецких» (а не, к примеру, «фашистских») оккупантов «до последнего человека, поскольку они не будут сдаваться в плен». Распространенный в 1942 г. в частях Красной Армии приказ Сталина № 130 также призывал солдат к непримиримой ненависти. Кроме того, на немецкую сторону просочились сведения насчет якобы изданных секретных приказов Сталина о том, чтобы из практических соображений брать в плен немецких солдат больше не поодиночке, а только лишь группами. Надлежало также расстреливать солдат, сопротивлявшихся до последнего, летчиков или так называемых «фашистов», и действительно, во многих сообщениях идет речь о расстреле офицеров, членов НСДАП или таких военнопленных, которые высказывали «фашистские» идеи, — явное подобие расстрелов комиссаров и политруков, частично практиковавшихся немецкой стороной до весны 1942 г.
Во всяком случае, «Служба Вермахта по расследованию нарушений международного права» Верховного главнокомандования Вермахта, изучившая соответствующий материал, расценила «смену курса» после 23 февраля 1942 г. как чисто пропагандистскую меру перед лицом заграницы и констатировала в сентябре 1942 г. «непрерывную, ни в малейшей степени не спадающую череду грубейшего насилия над международным правом. Методы и система действий русских остались неизменными с начала кампании против России вплоть до сентября 1942 г.» Действительно, надругательства над военнопленными продолжались, как будет показано на ряде выбранных примеров.
38 немецких солдат, тела которых были найдены под Променной после окончания морозов привязанными друг к другу и с «признаками ужаснейших надругательств», возможно, были убиты еще до 23 февраля 1942 г. Как сказано в докладе 6-й танковой дивизии командованию 9-й армии от 29 апреля 1942 г., у них, «например, были выколоты глаза, отрезаны кончики носа и вырваны языки. Другим раздробили челюсти и конечности (вероятно, ударами прикладов), и лишь затем их окончательно добили пистолетными выстрелами. Некоторые лежали совершенно голые, на других же были еще надеты только части одежды. Удалось однозначно установить и признаки удушения». После 23 февраля 1942 г. имел место и единственный известный случай, когда виновный, командир взвода лейтенант Кудрявцев из 1264-го стрелкового полка 17-й гвардейской стрелковой дивизии, был отдан под военный трибунал за убийство 4-х немецких военнопленных, но тоже лишь потому, что он помешал получению разведданных о враге. В остальном сталинский приказ № 55 практически не имел последствий.
Старший лейтенант Шеванов, командир батальона в 1129-м стрелковом полку 337-й стрелковой дивизии, занес в протокол на военно-судебном допросе, что с 14 по 17 марта 1942 г. начальник штаба этого стрелкового полка майор Ашкенази велел расстрелять под Глазуновкой тяжелораненого унтер-офицера, а комиссар полка Кондратьев — двух раненых немцев. От старшего лейтенанта Шофтияка, командира стрелкового взвода особого отдела НКВД дивизии, он узнал, что в принципе расстреливаются все офицеры и тяжелораненые немцы и финны. Старший лейтенант Нишельский, командир роты в 3-м батальоне 15-й стрелковой бригады, 8 июля 1942 г. засвидетельствовал, что командир 15-й стрелковой бригады Балабуха дал ему приказ, который сам он считал «позором и глупостью» и потому не передал дальше, а именно приказ «выкалывать немецким солдатам глаза». А сержант Юрченко из 764-го стрелкового полка 393-й стрелковой дивизии сообщил на допросе 20 июля 1942 г., что его батальонный командир капитан Бурский в Черноглазовке под Харьковом собственноручно застрелил за госпиталем из пистолета 5 немецких раненых. В июле 1942 г. в Беззаботовке были обнаружены два массовых захоронения немецких солдат 92-го пехотного полка, которые, как сообщил судебный медик, майор медицинской службы д-р Паннинг из Санитарной инспекции сухопутных войск, были убиты выстрелами в затылок или, как командир 1-го батальона майор Шёнберг, замучены до смерти. Согласно показаниям красноармейца С. Ф. от 26 сентября 1942 г., комиссар Андропов из 851-го стрелкового полка перед наступлением выставил в качестве блестящего примера другого комиссара, поскольку тот под Серафимовичем ликвидировал 150 итальянских военнопленных. Старший лейтенант Сутягин в июле 1942 г. стал свидетелем, как под Алеевкой, между Лозовой и Харьковом, были расстреляны без допроса 46 немецких военнопленных, включая 4-х офицеров, которых предварительно заставили вырыть себе могилу самим. Приказ о расстреле отдали командир 123-го стрелкового полка 22-й стрелковой дивизии майор Куликов и комиссар полка Отмихальский. Когда находившиеся поблизости советские офицеры выразили свое возмущение по этому поводу, комиссар полка Отмихальский назвал их предателями и пригрозил также расстрелять.
Однозначно были выяснены обстоятельства массовых убийств под Гришино, Постышево и Красноармейском [три поочередных названия одного и того же города на западе Сталинской (Донецкой) обл.], где в дни после Сталинграда, с 11 по 18 февраля 1943 г., были расстреляны или зверски уничтожены более 600 военнослужащих Вермахта и союзных ему армий, а также служащих сопровождающих подразделений, включая сестер Красного Креста и связисток вспомогательных служб. По неполным данным, удалось индивидуально опознать: 406 немецких, 89 итальянских, 9 румынских, 4 венгерских, 8 украинских солдат, 58 служащих организации Тодта, 15 железнодорожников и 7 немецких гражданских рабочих. Расследование этого случая началось сразу же, когда 18 февраля 1943 г. эту территорию вновь заняла 7-я немецкая танковая дивизия. «Все трупы были голые…, — говорится в более позднем протоколе военно-судебного расследования, — почти все тела были изувечены… У многих трупов были отрезаны носы и уши. У других трупов отрезаны и засунуты им в рот половые органы.» Была предпринята также попытка отрезать груди сестрам Красного Креста «прямо-таки зверским образом». Ответственность за эту бойню, по словам командира зенитной батареи 14-й гвардейской танковой бригады лейтенанта Сорокина, нес, в частности, политотдел 14-й гвардейской танковой бригады (его начальник подполковник Шибанков, видимо, погиб ранее), которая подчинялась 4-му гвардейскому танковому корпусу во главе с генерал-майором Полубояровым.
