— Она тайком выносила из аптеки запрещенные травы и пудры, помогающие мальфетто маскировать их метки, — продолжает Энцо. — Краски, временно меняющие цвет волос, крема, временно избавляющие от темных меток на коже. Она была нашим другом. Когда мы нашли раненого в битве Данте, она практически вернула его к жизни.
— Ты любил ее, — мягко говорю я. Его потеря вызывает у меня грусть, моя — горечь.
Энцо не слышит этого в моем голосе, да и не нужно.
— Принц-мальфетто всё еще принц. Я не мог жениться на ней. Она была не из знатной семьи. В конечном итоге, оказалось, что всё это не имеет никакого значения.
Я не хочу узнавать подробности того, что случилось с ней. Вместо этого я почтительно склоняю голову
— Мне очень жаль.
Энцо кивает в ответ, принимая мое сочувствие.
— Нам всем очень жаль. Но мы должны жить дальше.
Он вымотан. Не знаю, измучили ли его мысли о Дафне, или сожаления, связанные с Тереном. Наверное, и то, и другое.
В последующем молчании он наклоняется ко мне, и теперь нас разделяют всего лишь миллиметры. Свет в его глазах манит меня. В их глубине тьма и печаль, которые я, может быть, никогда не познаю. Энцо касается моего подбородка. В меня вновь течет его жар, и я вдруг понимаю, как истосковалась по этому ощущению.
— Я осознаю, что ты — это ты, — шепчет Энцо, словно читает мысли в моей голове:
«Ты так относишься ко мне из-за того, что я напоминаю тебе Дафну?».
Нет. Он так относится ко мне, потому что я — это я.
Понимание этого накрывает меня головокружительной волной, пробуждает все мои чувства. Поцелуи Энцо — один за другим — нежны и неспешны. Скользнув ладонями по моим рукам, он притягивает меня к себе. Нас разделяет лишь тонкая ткань моей ночной сорочки и его льняная рубашка, и когда он заключает меня в объятия, его сердцебиение вспышками опаляет мою кожу. Страсть бушует во мне, и энергия рвется наружу, отчаянно жаждая сплестись своими нитями с нитями Энцо, опутать его и навсегда привязать к себе. Опьяненная, я ощущаю себя так же, как той ночью в аллее, ночью, которую заставляю себя позабыть. Я теряю контроль над своей энергией. И не могу ее остановить.
Энцо отстраняется. Утыкается своим лбом в мой и вздыхает.
— Останься, — выдыхает он.
Его по-прежнему окружает аура страха. Страха за завтрашний день, за то, что может случиться со всеми нами, за то, что, возможно, мы не сможем спасти Рафаэля, за то, что он не сможет победить Терена, за то, что утром он выйдет отсюда и никогда уже не вернется. Он боится, и поэтому уязвим и открыт передо мной. Пытаясь забыть о своих собственных страхах, я касаюсь ладонями его лица, а потом провожу ими вниз и оставляю на шее.
Не говоря ни слова, киваю.
Я сворачиваюсь калачиком на его постели, и Энцо устраивается рядом со мной. Он убирает с моего лба прядь волос, и я неосознанно вздрагиваю, когда его взгляд опускается на изуродованную часть моего лица. Он нежно проводит подушечками пальцев по моим шрамам, оставляя после себя дорожку приятного тепла. Меня это успокаивает и убаюкивает. Через какое-то время его глаза закрываются, дыхание выравнивается. Меня тоже одолевает дрема. Наслаждаясь ощущением уюта, я погружаюсь в тревожный сон с кошмарными демонами, сестрами, отцами и словами молодого Инквизитора со светло-голубыми глазами.
Я слышал в ночи завывания сестер. Они узнали, что я совершил, и возненавидели меня за это.
— «Дантелле», Боран Вальимере.
Аделина Амутеру
Сегодня должен был начаться Турнир Штормов. Вместо этого наступила завершающая фаза борьбы с Инквизицией.
Главная площадь Эстенции, обычно открытая и пустующая, преобразилась. Вся в разноцветных флагах и самодельных деревянных лавочках она превратилась в огромный рынок. Возвышающуюся над гаванью арену окружило море магазинчиков и людей. Но Турнир обернулся похоронами короля и дуэлью с Элитой, и несмотря на множество собравшихся в одном месте людей, на площади стоит жуткая тишина и царит зловещая атмосфера. Везде расставлены наблюдающие за толпой Инквизиторы. Терен хочет, чтобы народ увидел нашу смерть, чтобы нас убили прямо у всех на глазах.
Мы с Виолеттой пробираемся сквозь толпу. На этот раз без покрова невидимости. Мне тяжело удерживать иллюзию, которую нужно постоянно менять, так долго, сколько нам потребуется. Да и у людей возникнут подозрения, если они будут натыкаться плечами на кого-то невидимого. Мне нужно сберечь энергию для нашего нападения. Однако я сплела маскирующую иллюзию, и теперь у нас с сестрой другой облик. У меня вместо темного глаза и шрамов — ярко-зеленые глаза со светлыми, но не серебристыми ресницами. Кожа не темно-оливковая, а нежно-кремовая, губы — розоватые, волосы — золотисто-рыжие. Даже строение лица у меня совершенно другое. У Виолетты тоже кожа бледная, как у бельдийки, а волосы сменили темный цвет на медный.
И всё же наш облик не идеален. У меня не было времени на то, чтобы потренироваться в создании иллюзий лиц, и хотя я довольно быстро совершенствую свои способности, неточностей в имитациях избежать не могу. Если не приглядываться к нам, то ничего не заметишь, но если задержать на нас взгляд, то что-то зацепит внимание и покажется неестественным, поэтому мы не стоим на месте, а постоянно двигаемся.
Когда мы приближаемся к арене, по моей спине течет пот.
Арена громадна. Это, наверное, самое огромное строение, какое я когда-либо видела. Ряды и ряды арок, водруженные одна на другую, образуют гигантское каменное кольцо. У арены количество Инквизиторов увеличивается. Терен расставил здесь всю королевскую армию. Я иду с опущенным лицом, как и остальная толпа, и прохожу мимо стражей, не поднимая на них взгляда. Каждый раз я ожидаю, что кто-то из них узнает меня, увидит меня сквозь мою мерцающую иллюзию, но, глядя на меня сверху вниз, они не замечают в моей внешности ничего необычного. Они высматривают союзников общества «Кинжала». Вся площадь затянута покрывалом из нитей страха, которое утолщается прямо в центре арены.
— Стой, — приказывает мне Инквизитор.
Я замираю и, изобразив растерянность, смущенно поднимаю на него взгляд. Он смотрит мне в лицо. Виолетта останавливается рядом. Задержав дыхание, я все силы сосредотачиваю на том, чтобы усовершенствовать свою иллюзию, показать малейшее движение лицевых мышц, поры на коже и крапинки в глазах.
— Имя? — хмурится Инквизитор.
Я поднимаю подбородок и со всей возможной уверенностью отвечаю:
— Анна из Дома Тамерли. — Киваю на Виолетту, красиво присевшую в реверансе. — Моя кузина.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
