— Я не сказал… — растерянно проговорил он. — Нет.
Он прищурился.
— Что ж, это справедливо.
— Что ты имеешь в виду? — вспыхнула она. — Ты хочешь справедливости? Но разве справедливо указывать мне, что я должна была делать?
Он отошел назад, сжав кулаки.
— Что за вздор ты несешь? Я ничего тебе не указываю. Я просто сказал, какой бы мне хотелось видеть Эсме в будущем.
Она воздержалась от замечания, но лицо ее покраснело от гнева.
— Другими словами, ты считаешь, что я ничего собой не представляю? Да? Так… рафинированная барышня со светскими манерами? И тебе ненавистна мысль, что она будет такая же?
— Нет! Господи… — Он провел рукой по волосам, стащил резинку, удерживающую его хвост, и, не обращая внимания на то, что волосы упали ему на лоб, уставился на нее пристальным взглядом: — Ты посещала класс «Котильон»?
— Конечно.
— И это тебе так нравилось, что ты спишь и видишь, когда же наконец поведешь туда Эсме?
Она смотрела на него и с удивлением понимала, что их перепалка, как ни странно, доставляет ей удовольствие. И не только потому, что ей нравилось отстаивать свою позицию, хотя это, безусловно, имело место. Кроме того, она была по-настоящему взволнована тем, что они вместе обсуждают будущее Эсме. Но было и еще кое-что, и она была вынуждена признаться себе в этом: больше всего ее волновала близость мужчины, который стоял перед ней. И стоило протянуть руку, или сделать шаг, или… Его несомненная притягательность действовала на нее безотказно, и ей доставляло наслаждение наблюдать, как нежный румянец выступил на его скулах, а в темных глазах вспыхнуло желание.
Внезапно она поняла, что уже несколько бесконечно долгих дней они не занимались любовью. И, пытаясь скрыть смущение, провела рукой по волосам.
— Я ненавидела класс «Котильон», — призналась Тори. — Но если мы и дальше будем жить в Колорадо-Спрингс, это волей-неволей станет частью жизни Эсме. Ей придется посещать его. Надеюсь, что по мере того, как она будет взрослеть, у нее появятся друзья и из других слоев общества. Но сейчас она дружит с Ребеккой, и ты можешь быть уверен: если Ребекка вздумает посещать класс «Котильон», Эс последует ее примеру. А мне бы хотелось, чтобы она принимала решения самостоятельно и делала то, чего хочет сама.
Он обдумывал ее слова.
— Мне кажется, это правильно. — Нахмурившись, он отступил назад и покачал головой. — Но, черт, я-то надеялся, что ты будешь и дальше спорить!
— Зачем? Чтобы ты продолжал спорить просто ради спора?
— Нет, дорогая. Чтобы я мог убедиться, что этот широкий стол за твоей спиной годится для того, чтобы уложить тебя на него и…
— Джон! — Она так сильно сжала край стола рукой, что оставалось только удивляться, как это он не треснул. — Я думаю, это не очень… — Ее голос внезапно сорвался до тоненького фальцета, и она вынуждена была прокашляться, прежде чем продолжить: — Не очень хорошая идея.
— Я понимаю. Но он такой твердый.
Она невольно опустила глаза на его джинсы пониже пояса.
Заметив это, Рокет громко рассмеялся:
— О да, и он тоже. Но я имел в виду не его, хотя вынужденный отказ нервирует нас обоих и…
— И чуть-чуть сводит с ума?
— Да, черт возьми… — Он засунул руки в карманы брюк. — Но мы договорились — никакого секса, когда рядом ребенок. Так? Поэтому сделай одолжение, садись за стол, а я расскажу тебе, что мне удалось узнать, пока я играл в гольф с Олсоном и Хэмлином.
Глава 23
«Мы приносим наши извинения, но аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Разозлившись, Джаред швырнул трубку. Уже третий раз он пытался дозвониться до Пи-Джей по тому номеру, что она оставила ему, и все без толку. Но зачем давать телефон, если по нему нельзя дозвониться?
«Все очень просто — для нее было легче поступить так, чем объяснять, почему она больше не хочет иметь с тобой дело», — нашептывай внутренний голос, напоминая ему, как неловко чувствовала она себя в его доме.
— Нет! — Он отбросил ненавистную мысль и, чтобы как-то унять боль, от которой мучительно сжималось сердце, выскочил из комнаты, с такой силой хлопнув дверью, что та снова распахнулась. Не обращая внимания на это, он бросился в холл.
Нет. Тут дело не в нем. Это все ее мать, он сразу понял, что она за птица. Нет, он найдет Рокета и попросит его вернуть Пи-Джей. Она сможет жить с ними.
Но когда он повернул за угол, то замер на месте. Бывший морской пехотинец обнимал его сестру, всем своим видом напоминая изголодавшегося человека, с жадностью набросившегося на еду. А Тори? Она обхватила его руками за шею. О Господи, пальцы Джона сжимали ее ягодицы…
Должно быть, он невольно издал какой-то звук, так как Рокет внезапно поднял голову, и Джаред увидел, как его губы прошептали проклятие, когда он заметил его. Понимая, что он до сих пор стоит с открытым ртом, Джаред закрыл его с такой силой, что лязгнули зубы. Его беспокойство за Пи-Джей и злость на бездушные слова оператора электронной связи внезапно вылились в яростный гнев на сестру и этого долговязого детектива.
Он подошел к ним. Его рот искривился в усмешке, когда Тори повернулась к нему и он увидел ее пылающие, припухшие от поцелуев губы. Он оглядел ее сверху донизу, не удостоив Джона и взглядом. Он не мог смотреть на него без чувства глубокого разочарования. Для него это было равносильно предательству. Он обожал Рокета. Мильонни практически стал для него идеалом. Но оказывается, все это время детектив старался подружиться с ним, только чтобы подобраться к его сестре!
Внезапно он ощутил приступ тошноты. Рокет был для него примером, разве не так? Теперь все ясно: Виктория внезапно стала богатой наследницей, и Мильонни быстренько сообразил, что самое время укрепить свои позиции. И дабы не упустить шанс…
Джареду не хватило смелости, чтобы высказать это вслух. Но собственная нерешительность еще сильнее разозлила его. Кто больше всего был унижен в этот момент? Тори, Рокет или он сам? Он бросил на сестру уничижающий взгляд.
— Я думал, ты старалась помочь мне, — сказал он внезапно севшим, прерывистым голосом. Господи, если он не может доверять ей, то кому вообще можно доверять? Не Пи-Джей, как выяснилось. Она, очевидно, больше не нуждается в нем, если дала ему неправильный номер. Но Тори была единственная, в ком он не сомневался.
И он стоял, забыв обо всем.
Предательство… Это напомнило ему те времена, когда он жил с отцом и его очередной женой… Только в том случае все было ожидаемо. На этот раз его потрясение было глубже, потому что он никогда не мог представить, что его сестра способна на такое. И он выпалил не подумав:
