Сдерживая возбуждение, я вошел к нему.
- Ну что, встретили? - спросил он.
Я доложил, что видел, что сделал и где КП двух дивизий. Видно было, что мой доклад о такой близости противника и о том, что он идет не на южную, а на северную окраину города, был первым. Командующий поблагодарил за выполнение задания и тут же послал меня на Тракторный завод, чтобы все отремонтированные танки отравить с экипажами в две стрелковые дивизии, занявшие оборону. Кроме того, он приказал проехать в военное училище, находившееся в северной части города, и изготовить его к бою, как воинскую часть. Лишь поздно вечером я вернулся усталый, но довольный своим рабочим днем.
На другой день противник вышел к Волге севернее города, у деревни Рынок. С этого дня я стал выполнять много различных заданий оперативного характера. Расскажу лишь о немногих, с которыми связаны были интересные случайности, характерные для первой недели обороны на Волге.
В одну из первых ночей не успел я еще заснуть после позднего ужина, как меня вызвали снова к командующему. Он мне сказал, что противник форсировал Дон. Сводения о расположении наших соединений противоречивы. Я должен поехать в западном направлении и всем нашим войскам в том районе передать приказание о переходе к обороне на рубеже, который командующий начертил на моей карте.
Ночь была темная, местность однообразная. Командующий фронтом предупредил; нужно быть осторожным. Я понимал, что в этих условиях придется смотреть больше на спидометр, чем на местность. Поэтому, прежде чем отправиться, я тщательно изучил маршрут по карте, сосчитал количество оврагов по пути и измерил расстояние между ними.
Первые двадцать пять километров мы проехали быстро, потом часто останавливали встречные машины - спрашивали, из какой они части, где их штаб. На первый вопрос отвечали определенно, на второй еще определеннее - "не знаем". Потом машины перестали встречаться.
Мы ехали с потушенными фарами, останавливались все чаще и прислушивались. На одной из таких остановок, в сорока километрах от города, услышали отдаленный шум моторов. Вскоре различили шум танков, идущих тоже без света нам навстречу. Чьи они, наши или противника? Без света могут идти и те и другие. Я решил съехать с дороги и притаиться. Люки ночью открыты, и танкисты могут перекликаться между собой.
С тем местом, где мы стояли, поравнялись два танка, за ними шли три машины с людьми; разговоров не было слышно. Я приказал шоферу оставаться на месте, а сам пошел к дороге. Вдруг танки остановились, послышалась немецкая речь. Я вернулся к шоферу, мы круто развернули машину и поехали в сторону от дороги. Проехав километра четыре, попали в населенный пункт, где нашли штаб одной из наших дивизий, а в нем бодрствующего начальника штаба. Оказалось, дивизия обороняет примерно тот рубеж, который начертан командующим фронтом на моей карте. Передав приказание командующего, попросил нанести положение дивизии на мою карту и предупредил, что дорога севернее не перекрыта - по ней прошла разведка противника с двумя танками. Возможно даже, что это и не разведка, а походное охранение, поэтому необходимо перекрыть дорогу или установить за ней наблюдение.
Я поехал в танковый корпус для уточнения переднего края его обороны. На своем наблюдательном пункте командир корпуса стал знакомить меня с обстановкой.
- Видите гребни возвышенностей? Они заняты частями корпуса; перед ними проходит овраг, а за ним уже противник.
- А где находятся ваши артиллерийские наблюдательные пункты?
- Вот здесь, правее и левее меня, - показал он рукой.
Я удивился: ведь оттуда ничего не видно, кроме тыла своих обороняющихся батальонов. Почему бы НП не вынести вперед, на высотки, где обороняются батальоны?
Следуя правилу: доверяй, но проверяй, я решил сам пробраться на передний край. Но к гребню высоты дойти не удалось. Когда до нее оставалось с полкилометра, из овражка высунулась голова старшего лейтенанта.
- Товарищ генерал! Там противник, прыгайте скорее ко мне.
Едва успел я спрыгнуть, застрочили два пулемета. Пули летели поверх наших голов. Командир роты рассказал, что нельзя показаться - сразу обстреливают. До противника всего триста метров. У него уже убили четырех неосторожных бойцов.
От командира я узнал, что вся его малочисленная рота находится здесь, в овраге. Расположение свое он оправдывал тем, что склон высоты очень пологий, весь простреливается. По оврагу можно подносить роте еду и боеприпасы, да и на случай наступления противника отходить по оврагу лучше. Его объяснение я счел простым и честным, хотя и наивным: какой смысл сидеть в овраге, как в мышеловке, не имея никакой обороны? По-видимому отступая тысячи километров, многие научились думать в первую очередь о том, как отступать, но не научились еще прочно и активно обороняться...
Вскоре я убедился, что никакой обороны на гребне высоты нет, что командир корпуса просто не знает, где закрепились его подразделения. И я прямо ему сказал:
- Такой обороной вы открываете противнику путь к Волге.
Командир корпуса заверил, что положение будет исправлено.
Но что я мог доложить командующему фронтом по возвращении? Оборону танкового корпуса нельзя назвать плохо организованной, вернее будет сказать, что никакой организации нет, нет и обороны.
Стойкость наших войск на Волге вошла в историю. Они отразили бесчисленные атаки. Фашисты не вышли к Волге, хотя она находилась от них всего лишь на дальности пистолетного выстрела. Почему же мы не смогли организовать оборону, когда враг был от города на расстоянии артиллерийского выстрела?
Ведь тогда вести оборону было куда легче...
В эти тревожные дни я много думал о том, как же это случилось, что мы оказались на Волге. Можно ли объяснить это только тем, что нападение противника было внезапным? Нет, дело не только в этом, думал я и все больше склонялся к тому, что одной из основных причин наших неудач на фронте является недостаток квалифицированных кадров командного состава: сколько опытнейших командиров дивизий сидит на Колыме, в то время как на фронте подчас приходится доверять командование частями и соединениями людям хотя и честным, и преданным, и способным умереть за нашу Родину, но не умеющим воевать. Все это усугубляется неумелым подбором людей. Кто ведает этим вопросом в Вооруженных Силах? Саша Румянцев. Я видел, как он подбирает кадры, как разговаривает с людьми. Неспособный разобраться в деловых качествах командиров, он интересуется только их анкетами.
А возьмите пополнение, которое мы получаем. Это замечательные люди, умные, храбрые, самоотверженные. Но очень часто они совершенно не знают военного дела, не умеют бить врага. Это потому, что в округах их плохо учат. Да и может ли быть иначе, если формированием войск руководит Ефим Афанасьевич Щаденко, который сам мало смыслит в военном деле? Заменили бы его седовласым генералом, пусть безногим или безруким, но побывавшим в современном бою, знающим, каким должен быть сегодняшний солдат, и умеющим передать другим свои знания...
