Я услышала приглушенный голос, но слов не разобрала.
— Возвращайся в дом! Я скоро приду!
Ответ явно не понравился доктору Стрейкеру.
— Фредерик! Немедленно возвращайся в дом, я требую!
На дверь снова обрушился град ударов.
Доктор Стрейкер повернул ключ в замке и весь напрягся, вцепившись в дверную ручку. Дверь, помнила я, открывалась наружу, — очевидно, он хотел оттеснить Фредерика назад и поговорить с ним в соседнем помещении. Но уже в следующий миг дверь распахнулась от сильного рывка и в лабораторию влетел Фредерик с фонарем в руке.
— Доктор Стрейкер, вы должны сейчас же пойти со мной! Мы обыскали каждый…
Он поставил фонарь на стол, неуверенно шагнул в сторону инвалидного кресла и остолбенел при виде мертвой Люсии:
— Боже правый, сэр, что вы наделали?
Доктор Стрейкер запустил руку в карман. Я попыталась закричать, но не смогла издать ни звука.
— Она погубила бы нас… и все, ради чего мы работали.
Фредерик повернулся к нему и увидел в руке у него пистолет, направленный в пол:
— Вы… вы убили ее?
— Ты бы ничего не узнал, если бы послушался меня.
Фредерик сделал шаг вперед, и доктор Стрейкер поднял пистолет, но потом вдруг плечи его поникли и рука бессильно упала.
— Довольно, — устало произнес он. — Мисс Феррарс взяла надо мной верх.
Несколько секунд он задумчиво разглядывал пистолет, а затем аккуратно положил его на стол рядом с фонарем, улыбаясь еле заметной ироничной улыбкой.
— Фредерик! — позвала я, наконец обретя дар речи.
Он стоял неподвижно и смотрел на меня как загипнотизированный, пока я на нетвердых ногах спускалась по лестнице, охваченная внезапной слабостью. Доктор Стрейкер тоже не шевелился, пока я не подошла к Фредерику. Затем он поклонился мне, протянул Фредерику руку (которую тот машинально пожал) и направился к черному застекленному шкафу, на ходу взяв со стола кожаный обруч.
— Теперь вам лучше уйти, — сказал он, надевая обруч на голову и поворачиваясь к шкафу.
Со всеми этими проводами, тянувшимися от головы и рук, он походил на верховного жреца некой странной секты, которая поклоняется электричеству. Я вновь ощутила в самых своих костях знакомую вибрацию — сначала слабая, она постепенно усиливалась. Фредерик оцепенело молчал. Я открыла рот, чтобы сказать «не надо», но слова замерли на губах. Доктор Стрейкер поднял правую руку, и в то же мгновение его подбросило в воздух, где он словно завис на долю секунды с распростертыми руками и дымящимися висками, прежде чем с грохотом рухнуть на пол.
Вибрация не прекратилась, но продолжала нарастать, и вскоре вся лаборатория гудела, точно рой разъяренных шершней. Из черного шкафа вырвались языки пламени, потом ослепительно сверкнула синяя вспышка — и внезапно наступила тишина.
Весь свет разом погас, не считая фонаря на столе да желтых огненных языков, лизавших стены. У меня запершило в горле от едкого дыма, в ноздри ударил запах паленых волос и обугленной плоти.
— Бежим отсюда! — выходя из транса, крикнул Феликс и повлек меня к двери.
Я остановилась около кресла с Люсией. Под распахнутым плащом у нее блестела моя брошь, о которой я и думать забыла.
— Мы не можем оставить ее здесь, — сказала я.
— Ничего не попишешь. Ей уже ничем не помочь, и через тоннель кресло не провезти.
Я наклонилась, чтобы отстегнуть брошь, и вдруг поняла, что не могу, просто не могу бросить здесь Люсию.
— Пожалуйста, давайте попробуем.
— Тогда придется через другую дверь. — Фредерик метнулся прочь и вернулся с фонарем и связкой ключей.
— Давайте я.
Я перекатила кресло с Люсией в дальний угол помещения и держала фонарь, пока Фредерик пробовал один ключ за другим. Из черного шкафа выпадали горящие обломки, и языки пламени расползались от них по столу. В тот самый момент, когда замок наконец щелкнул, раздался глухой взрыв, сопровождаемый яркой белой вспышкой. По полу хлынул поток жидкого огня; я мельком увидела тело доктора Стрейкера, простертое в огромной огненной луже.
— Сюда! — выкрикнул Фредерик, захлопывая за собой дверь.
Кресло тряслось и раскачивалось из стороны в сторону; когда мы остановились перед последней дверью, я смутно различила грубые каменные стены в пятнах сырости. Я снова держала фонарь, пока Фредерик лихорадочно возился с засовами и запорами. Голова Люсии завалилась набок; наклонившись, чтобы ее поправить, я заметила слабо подрагивающую жилку на шее — прерывистое биение пульса, еле уловимое взглядом, но все же уловимое.
За дверью бушевал хаос из огней, истошных криков и трезвона набатных колоколов. Все окна башни пульсировали ярким оранжевым светом; толпа людей с фонарями устремилась навстречу нам, когда мы покатили Люсию к темной громаде клиники. Кто-то узнал Фредерика и спросил, что делать.
— Доктор Стрейкер погиб! — надсаживая горло, прокричал Фредерик. Я едва слышала его сквозь рев пламени. — Уже не спасти… Подносите воду… Ломайте переходную галерею, чтоб огонь не перекинулся на дом… Бегите во все отделения… Пусть пациенты приготовятся… Выводите всех на улицу, если пожар распространится.
Стекло в одном из окон лопнуло, разлетевшись стеклянными брызгами, и страшный гул огня усилился.
— Туда, в крыло для добровольных, — задыхаясь, проговорил Фредерик. — Ее поместят в лазарет, если там еще безопасно.
Мы торопливо прошагали по гравийной дорожке, что тянулась между двумя зданиями, и остановились, едва завидев впереди дверь, из которой я выходила всего несколькими часами ранее. Старый дом был погружен во тьму, пока мы шли вдоль него, но сейчас ближайшее к башне верхнее окно вспыхнуло оранжевым светом, потом следующее за ним и следующее. Фредерик прокричал несколько слов, обращаясь к кому-то поблизости. Подбежали две служительницы и поспешно увезли Люсию. Кто-то дернул меня за рукав: повернув голову, я увидела рядом с собой Беллу, а чуть подальше Фредерика, жестами призывающего меня следовать за ним. До сей минуты я не осознавала, что лицо у меня измазано в крови, волосы растрепаны и вся одежда перепачкана, не осознавала даже, насколько я обессилена, но теперь все разом навалилось на меня, и кости мои словно налились свинцом. Тяжело опираясь на руку Фредерика, я смутно услышала, как он говорит что-то насчет постели в конюшне, и недоуменно спрашивала себя, уж не придется ли мне ночевать в руинах, пока мы не начали уклоняться от здания в сторону главных ворот.
Двери громадного дома распахивались одна за другой, и из них выскакивали люди в самой разной одежде, от парадного платья до ночных рубашек: врачи, душевнобольные, добровольные пациенты, служители и надзиратели разношерстными толпами текли в ночь, озаренную огнем пожара.
Я проснулась в незнакомой постели, под грубым колючим одеялом, чувствуя себя как после тяжелого падения с лестницы. В первый ужасный момент мне вообразилось, что я опять в лазарете и кошмар начинается снова. Потом скрипнуло кресло, и я открыла глаза. Я находилась в чердачной комнатушке с белеными стенами; в окно барабанил дождь; на столике у кровати лежали бювар и брошь, а рядом со мной сидела Белла. Клинику удалось спасти, сообщила она, но мистер Эдмунд скончался от потрясения; теперь всем заправляет мистер Фредерик, и он рвется меня увидеть.
— И да, мисс… — Она явно не знала, как ко мне обращаться. — Другая леди оказалась жива, правда она по-прежнему в беспамятстве. Ее поместили в лазарет, едва лишь опасность миновала.
Поначалу каждый шаг давался мне с огромным трудом, но после того, как я спустилась по крутой лестнице в амуничник, онемение в ногах стало потихоньку проходить. Я с содроганием отклонила предложение Беллы прикатить мне инвалидное кресло и вместо него удовольствовалась зонтиком. Снаружи все выглядело в точности как раньше, даже работники по-прежнему трудились на далеком поле у граничной стены, но в воздухе висел едкий запах гари, напомнивший мне ядовитые туманы на Гришем-Ярд. Я медленно дошла до дальнего угла клиники и остановилась там, созерцая безрадостную картину. От старого дома остался лишь уродливый остов; над руинами башни все еще курился дым; деревья вокруг почернели, опаленные огнем пожара.
Я невольно задрожала, вспомнив охваченное пламенем тело доктора Стрейкера на полу лаборатории и подумав о том, сколько людей были бы избавлены от горя и страданий, если бы Феликс Мордаунт не составил завещание в пользу Розины или если бы он вообще с ней не встретился… но, с другой стороны, тогда я не стояла бы здесь, с бюваром в руке, пытаясь решить, как мне поступить с этими завещаниями. Дождь почти прекратился; я сложила зонтик и погрузилась в глубокую задумчивость, из которой меня вывел голос Фредерика:
— Мисс Феррарс, я очень рад видеть, что вы уже на ногах.
Он был в перепачканном, измятом костюме, землисто-бледный от усталости, но тем не менее улыбался. На лице его застыло выражение спокойной решимости — или смирения? — какого я не видела никогда прежде.
