Во Фрамлингеме Махелт наводила порядок в погребе и радовалась жизни. Порядок вносил ясность и четкость в домашние дела, которые в свою очередь зависели от порядка в запасах и их обилия. Махелт была потомком королевских маршалов и заниматься снабжением было у нее в крови… Она определенно предпочитала это занятие шитью! Она обнаружила старый бочонок с мясом, кишащий личинками, и отдала его замковым ребятишкам, чтобы те порыбачили в озере, а остаток скормили птицам. От такого угощения куры раздобреют и будут лучше нестись.
У них заканчивались мед и воск – нужно заказать их в Ипсуиче и еще несколько новых бочонков для солонины, когда в ноябре начнется забой свиней. Надо велеть эконому переговорить с бондарем из Тетфорда. Ее сын пробежал вдоль ряда бочонков, ведя по ним палкой и считая вслух: «Раз, два, три, шесть…»
– Четыре! – засмеялась Махелт. – После трех идет четыре.
Она взяла флягу и, откупорив, принюхалась, потом сделала глоток. Рот наполнился медом, сладким, крепким и благоухающим летом. Со двора донесся стук копыт, и Махелт мысленно отметила, что это свекор вернулся с ежедневного осмотра поместья.
– Раз, два, три, четыре, шесть, двадцать! – триумфально заявил Роджер, врезав палкой по последнему бочонку в ряду.
Он вертелся на месте, пока у него не закружилась голова, а затем плюхнулся на пол. Махелт вернула мед на полку, прежде чем глоток превратился в два, а то и в три.
– Па-па-па-па! – завизжал Роджер.
Махелт вихрем обернулась и увидела Гуго в дверном проеме. Его одежда была пыльной и грязной с дороги, а шляпа низко надвинута, скрывая глаза, – совсем как у отца, Махелт даже вздрогнула. Маленький Роджер бросился к нему, Гуго подхватил сына на руки и уткнулся лицом в шею ребенка.
Махелт с удивлением глядела на мужа, снимая заткнутый за пояс платья фартук. Она ожидала увидеть его никак не раньше конца октября.
– Что случилось? – спросила она, поскольку что-то явно было неладно.
Гуго покачал головой.
– Я обогнал свое войско, – хрипло произнес он. – Оно скоро прибудет.
– Па-па-па-па, па-па-па-па, я умею считать до десяти! Раз, два, три…
Пока Роджер щебетал у него на руках, Гуго поднял взгляд на Махелт, и она в ужасе увидела, что муж безуспешно борется со слезами. Она поспешно забрала ребенка у Гуго и отдала проходившей мимо служанке:
– Отведи ребенка к графине и скажи ей, что милорд вернулся домой. Затем вели Саймону приготовить еду и напитки и отнести их в комнату милорда.
Когда женщина отправилась выполнять поручения, пытаясь удержать вопящего Роджера, который хотел остаться с родителями, Махелт взяла мужа за руку.
– Расскажите мне! – твердо сказала она, изо всех сил пряча страх.
Гуго издал невнятный звук. Обхватив жену за талию, он затащил ее в сырой, освещенный лампой погреб и припал к ней, содрогаясь. Махелт видела, что он действительно плачет, и ее страх лишь возрос. Она утешала мужа, обвив рукой за шею, гладя по волосам, другую ее руку он держал в своей, прижимая к груди.
– Гуго, что случилось?
Он продолжал дрожать в ее объятиях. В погребе было безопасно и темно, и Гуго мог дать волю чувствам, которые сдерживал с самого Ноттингема.
– Вряд ли я могу вам рассказать, – хрипло произнес он.
– Я достаточно сильная и могу вынести что угодно. Неведение – вот что действительно страшно. Почему вы не в Уэльсе?
Отпустив жену, Гуго вытер глаза рукавом. Махелт закрыла дверь погреба, усадила мужа на бочонок и протянула ему флягу с медом.
– Пейте, – приказала Махелт.
Ее тон был резким, потому что теперь она не только тревожилась, но и злилась. На лице Гуго застыло выражение, какого она прежде не видела, как будто сломалось что-то самое главное, и Махелт приготовилась сразиться с причиной, какова бы она ни была.
Гуго сделал глоток, опустил флягу и посмотрел на жену:
– В Ноттингеме раскрыт заговор против короля… Заговорщики намеревались убить короля, королеву и их детей.
– Что?
– Это правда. Шотландский король прислал ему предупреждение, и еще одно пришло из Уэльса – от его дочери, – но слишком поздно и уже ничего нельзя было изменить. Король решил преподать всем урок.
– То есть как – слишком поздно? – Махелт глядела на мужа, по ее спине бежали мурашки.
Иоанн мертв? Ее мысли обратились к старшему брату. Возможно, он замешан или арестован? Ей стало плохо, но она сказала себе, что Гуго не стал бы плакать из-за ареста Уилла. Он ожидал бы, что заплачет она. И он не мог обезуметь из-за заговора против короля. В последний день дома мужчины постоянно переглядывались, и Махелт подозревала, что Гуго кое-что знал еще до отъезда. Свекор тоже изрядно нервничал и, хромая, выходил из своей комнаты, чтобы перехватывать гонцов.
– Поскольку мы не могли отправиться в Уэльс, как собирался король, и поскольку Уэльс должен был стать местом его убийства, король повесил заложников, которых принц Лливелин дал ему в прошлом году. – В широко раскрытых глазах Гуго плескался пережитый ужас. – Двадцать восемь заложников. Он сбрасывал их с крепостного вала одного за другим, а остальные, ожидая своей участи, смотрели, и наемники Иоанна вели счет повешенным, как наш сын ведет счет бочонкам. Некоторые из них… Некоторые были маленькими мальчиками, место которых – у материнской юбки. Одного звали Родри, не знаю, кем был его отец, кем-то из вассалов Лливелина. Я играл в мяч с ним и остальными мальчишками, когда за ними явились наемники Иоанна. Только что он гнался за мной, чтобы отобрать мяч, и вот уже хрипит в петле. Филипп Марк сказал, мы должны радоваться, ведь одной гнидой меньше вырастет в вошь, но я скажу, что все мы теперь прокляты за это.
Махелт упала перед мужем на колени и взяла его за руки.
– Нет, Гуго, только не ты! – страстно произнесла она. – Господь всемогущий!
– Не говори мне о Господе – я ужинаю с дьяволом. – У Гуго перекосило рот. – Я думал, у меня достаточно длинная ложка, но, оказывается, ошибался. В этой стране ни у кого нет достаточно длинной ложки. – Он посмотрел на руки жены, лежащие поверх его рук. – Но у меня нет выбора, потому что, если я не стану с ним ужинать, меня съедят и мою семью съедят, или уморят голодом, или… повесят. Мне стыдно, что я ничего не сделал, но я ничего не мог сделать, и, по правде говоря, король действовал по закону. Это был всего лишь ответный ход… но он был безжалостным и аморальным…
Махелт оцепенело смотрела на мужа. Ей хотелось утешить его мудрыми словами и вернуть все на свои места, но перед мысленным взором раскачивались тела на крепостной стене – тела членов ее семьи, и ближе всех висел ее ребенок и пытался считать до десяти с посиневшим горлом от врезавшейся веревки, и у нее самой перехватило горло так, что она не могла говорить.
