– И что дальше? – спросила Вера, поглядывая на меня искоса, как птица, готовая клюнуть.
– Да, что дальше? – подключилась Светуля, очень похоже копируя взгляд моей жены.
– Дальше будем спать, – решил я, демонстративно зевая. – Ночь. Утром дорасскажу.
Мы сидели в маленькой квартире, оплаченной Верой на три месяца вперед, и это означало, что теперь она будет считаться нашим домом. Надолго ли? Этого не знали ни мы, ни квартира, поэтому никто не спешил приноравливаться друг к другу, ни мы к чужим стенам, ни они к нам.
– Я вот чего не могу понять, – медленно произнесла Вера, продолжая коситься на меня в манере, напоминающей страусиную. – Если эта Натали, о которой ты тут мне заливал, действительно была хромоногой и кособокой, то за каким чертом ее носило по теннисному корту?
– В том-то все и дело, – вздохнул я сочувственно, напуская перед своим лицом побольше сигаретного дыма. – На нее без жалости нельзя было смотреть. Страшненькая, с боку на бок переваливается, а туда же – за ракетку и вперед. Комплекс неполноценности так перебарывала, наверное.
– Ага. – Вера кивнула. – Натали была калекой. Ириша – лесбиянкой, которая мужчин даже близко не подпускала. Хозяйка, у которой ты в Москве обитал, – законченная алкоголичка пенсионного возраста. Как же ты их описывать собрался в своей книге? В твоих романах, насколько я помню, без секса не обходится, верно?
Я равнодушно пожал плечами:
– Придумаю что-нибудь.
– Он придумает! – возмутилась Вера, апеллируя почему-то к Светуле, чей несовершеннолетний голос в данных разборках решающего значения не имел. – Выдумщик какой выискался! А это видел?
– Еще в детском садике, – невозмутимо сказал я, без всякого любопытства разглядывая нехитрую комбинацию из трех пальцев.
После чего мы мило поболтали в таком духе еще полчасика, и Светуля, отбарабанив пятками раздраженную дробь, удалилась спать в соседнюю комнату. И тогда мы остались вдвоем, и Вера, помимо кукиша, продемонстрировала мне еще кое-что, чего в детском садике мне никто не показывал.
То ли очень усталые, то ли просто счастливые, мы еще долго лежали рядом, позволив ночи сначала окончательно сгуститься вокруг нас, а потом превратиться в новый рассвет нашей жизни.
Я не считал, сколько было их позади, и понятия не имел, сколько рассветов встречу еще один или с любимым человеком бок о бок. Но эта неизвестность и являлась главным стимулом жить дальше. Это как удивительная сказка, у которой может быть любое продолжение. И пока не знаешь ее конца, она остается самой интересной на свете сказкой.
