— Эй, Израэль! — окликнул он своего лейтенанта. — Нам придется вытащить все эти ящики на палубу и расколотить их. Сможешь придумать подходящую снасть?
Задача была довольно сложной и трудоемкой уже потому, что каждый ящик сам по себе являлся прочным стальным сейфом. А потом надо было еще ухитриться осторожно спустить с борта в шлюпку тяжелые блестящие слитки серебра при помощи хитроумной петли, придуманной Хендсом.
Когда наконец первый груз был готов, Тич обвел взглядом своих вспотевших помощников.
— Кому-то надо остаться здесь и караулить шлюп, — проговорил он, словно размышляя вслух.
— Может быть, оставим девчонку? — предложил Хендс. Этот выбор казался наиболее целесообразным, поскольку Анна меньше остальных годилась для тяжелой физической работы по перетаскиванию и закапыванию слитков.
Тич, прищурясь, взглянул на девушку и нерешительно покачал головой.
— Не-ет… — протянул он. — Тут в зарослях могут быть индейцы…
Он имел в виду бледнокожих туземцев-карибов, которые до сих пор так и не смирились с испанскими колонизаторами и продолжали вести жестокую войну с незванными пришельцами из-за океана.
— Придется установить регулярные вахты, — продолжал Черная Борода. — Но больше одного человека на смену выделить не удастся.
Он снова посмотрел на свою малочисленную команду:
— Вы первый, Гринсид — слышишь, парень? Между делом можешь расколотить еще пару ящиков. Но держи глаза открытыми и пистолет наготове! И — вот еще что: привяжи-ка на носу бочонок с порохом. В случае чего — сразу стреляй в него. Как бы далеко мы ни были, взрыв-то мы все равно услышим и тут же вернемся. Понял? Но только когда будешь стрелять — смотри, куда палишь, потому что мы оставим шлюпку у первой излучины, а сами пройдем через заросли, чтобы обойти сзади тех, кто на тебя нападет. Понял это, парень?
Гринсид сверкнул белозубой улыбкой на загорелом до черноты лице в знак того, что он все понял. Остальные спустились вниз и разместились в двух глубоко сидящих в воде тяжело груженых шлюпках. Разобрав весла, они медленно отправились вверх по течению в свою трудную и опасную экспедицию.
Еще задолго до центрального озера они почувствовали его ядовитые испарения, которые заставили всех мучительно кашлять. Глаза Анны слезились от невыносимой рези, потому что вода в протоке стала синей от большой концентрации сернокислых солей и медного купороса, накачиваемых из каких-то придонных вулканических источников. Озеро было примерно в милю шириной, и посреди него виднелась небольшая полоска песчаной отмели. Это были голые выходы песчаника, удерживаемого складками твердых вулканических пород. Здесь не было видно ни кустика, ни травинки. Мелкие и крупные крабы ползали по горячим камням, ящерицы лежали неподвижно, греясь на солнце, но молниеносно исчезали, как только шлюпки подплывали поближе. Песок был сухой и горячий, словно его раскалили на железном противне.
Путешественники с трудом продвигались сквозь удушливый зной под аккомпанемент стрекочущих, жужжащих и звенящих насекомых, тучами вившихся над озером. Гигантские аллигаторы-кайманы издавали громкое басовитое мычание, словно рассерженные быки, протестуя против непрошенного вторжения, и время от времени взбивали хвостами воду вокруг шлюпок, щелкая зловещими зубастыми челюстями.
Только после наступления темноты Тич распорядился прекратить изнурительную работу по перевозке и выгрузке сокровищ. В сумерках силуэт шлюпа казался огромным, заполнившим собой все узкое пространство пролива. Анна ела неохотно и улеглась в эту ночь, тревожно прислушиваясь к голосам жаб, реву кайманов и ночным звукам джунглей. Команда вынуждена была с ног до головы вымазаться свиным салом и жечь в горшках сухие табачные листья, чтобы защитить себя от москитов и невидимых простым глазом песчаных блох, мириадами кишевших в прибрежном песке «. Ночь не принесла с собой отдыха, и Анна страдала больше, чем кто-либо другой. Ее кожа, более нежная, чем у мужчин, была не только непривычна к укусам этих крылатых и бескрылых кровососов, но и реагировала на них болезненными волдырями, которые затем превращались в мокнущие язвы. К утру она почувствовала легкий озноб, но не придала этому значения, отнеся его за счет холодного ночного ветра.
Работа возобновилась при первом же проблеске дня. Во время подготовки шлюпок ко второму рейсу Лори, успевший уже как следует приложиться к фляге с ромом, неловко оступился, и тяжелый груз серебряных слитков, выскользнув из петли, грохнулся вниз, проломив дно у шлюпки, словно это была жалкая яичная скорлупа, а не прочные дубовые доски.
— Ах, дьявол тебя разрази! — заорал Тич. Слитки исчезли, погрузившись на илистое дно пролива. Наполовину груженая шлюпка мгновенно наполнилась водой и тоже затонула. Пираты, оцепенев от неожиданности, молча наблюдали, как она опускалась на дно вместе со своим бесценным грузом.
Огромные ручищи Тича сжались в кулаки. Он весь кипел от ярости.
— Ну, погоди же ты, проклятая пьяная свинья! — хрипел он, хватаясь за пистолеты. — Сейчас я сделаю с твоей башкой то же самое, что ты сделал с моей шлюпкой!
Лори, моментально протрезвев, бледный, как смерть, в ужасе отпрянул в сторону:
— Это… это случайность, капитан Тич, сэр…
— Ну да, и притом последняя в твоей жизни!
Анна поспешила броситься между ними.
— Послушайте, капитан! — торопливо проговорила она. — Вы можете вычесть это из нашей доли — из моей и Лори. У нас ведь осталось не так уж много груза, и достаточно будет одной шлюпки, чтобы перевезти его на отмель Считайте, что это наша доля свалилась за борт, вот и все! Да и яму теперь придется копать поменьше…
Тич неохотно отпустил рукоятки пистолетов.
— Ну, смотри! — медленно приходя в себя, сказал он. — Только держись от меня подальше, Блайт, слышишь? Оставайся на вахте на борту — и, ради вечного спасения, оставайся трезвым, иначе, клянусь парадными штанами Сатаны, я выпущу из тебя кишки, и никакая проклятая девчонка меня не остановит!
Он тоже страшно устал и был взвинчен до предела. Анне никогда еще не приходилось видеть его в такой бешеной ярости. Дрожа от страха больше, чем от озноба, она с трудом перебралась через борт и спустилась в ожидавшую внизу уцелевшую шлюпку.
Солнце поднялось в зенит, когда последняя груда серебряных слитков была, наконец, доставлена на отмель. Тич с трудом разогнул натруженную поясницу и вытер рукавом покрытое испариной лицо. Пот лил с него ручьями, рубаха и бриджи на нем были мокрыми, хоть выжимай. Воспаленные глаза слезились, и мучительный кашель то и дело сотрясал всю его мощную фигуру.
