– Арциев… Вот это расклад! – Сунков присвистнул. – У Арциевой был сын, а она была подругой Дагаева-младшего. И Айдарова этого грохнули после визита к мадам, и на Женьку напали… А ее убили вчера ночью… Что-то совсем странное получается…
– Ты дочитай, чтобы господин из милиции убедился: в материалах дела фамилии Давыдов нет… – ввернул-таки упрямый Сергей. Но Митю так поглотила новая информация, что он пропустил шпильку мимо ушей. Он уставился в стол и что-то чертил пальцем на столешнице.
– Может, тебе блокнот нужен и ручка? Или кофе сварить? – предложила Лизавета. – И куда твой шеф запропастился вместе с этим, вторым? Его, кажется, Виктор Степанычем зовут, как Черномырдина.
– Кофе? Это можно…
Словно услышав ее слова, в кухню вернулся Горный. Лизавета уже привыкла к его отчетливо криминальной внешности и даже в мыслях больше не называла рубоповца «гориллообразным». Он казался ей теперь вполне симпатичным.
– Оболочку нашли. Судя по всему, пластит и часы. Марку потом определят, но наверняка то же, что и в прошлый раз. Только тут грамотно поставили. Окажись кто в лифте, разнесло бы в клочки. Говоришь, тебя на работу вызывали? А кто?
Лизавета в пятьдесят четвертый раз за последние сутки разливала по чашкам кофе.
– Голос незнакомый. Может, пошутил кто-то?…
– Женский? Не та, что звонила после взрыва насчет пастьбы на чужом огороде?
– Точно не скажу. У меня память на голоса хорошая, но тут я спросонья отвечала.
– А что же на работу не поехала? Или у вас, у богемы, это не принято – откликаться, когда зовут?
Лизавета показала на пристегнутый к ремню пейджер:
– Была бы нужна, они меня мертвой из-под земли достали бы. Запустили бы на пейджер пять-шесть сообщений с тройным повтором, и все дела. А так – чего мчаться? От эфира меня отстранили, как элемент, замешанный в серию преступлений, на работе мне делать нечего.
– Понятно…
– Да ничего тебе не понятно, – наконец очнулся Митя Сунков. – Тут очень интересные новости. Илья Арциев – заказчик убийства Дагаева!
– Новости от восьмого февраля, – сдержанно подначил Сергей. Он единственный из всей компании уже выпил приготовленный Лизаветой кофе. Остальные были слишком заняты. – Можно еще чашечку?
– Да, сэр, к вашим услугам, сэр… А тебе, Игорь, сделать?
Горный, ошеломленный появлением нового фигуранта, на предложение кофе на отреагировал.
– Семейная какая-то история получается… Падение дома Ашеров… Мать, брат, сын, любовница…
– Только сынок этот в Цюрихе, и нам его не достать! А так расклад прелюбопытный, еще бы Туманова сюда приплести!
Лизавета удивленно глянула на Сункова и промолвила:
– Он же наверняка прилетит на похороны матери…
– Не достать… – Горный постоял еще секунду и вдруг бросился ее обнимать. – Умница! Я так и думал, что ты умница! Это же просто, как коровье мычание. Все было сделано для того, чтобы заманить его в Петербург. Смотри. – Он по-прежнему сжимал Лизаветины плечи, но обращался уже к Сункову: – Смотри…
– А он может посмотреть, когда ты меня отпустишь? – жалобно проговорила Лизавета. – У меня плечи не застрахованы. И вообще, я не японская кукла для снятия стрессов, а ты меня трясешь, как дикую грушу… Синяки будут…
– Извини… Вечно, когда радуюсь, забываю о том, что здоровый, как бык.
Сергей, молча наблюдавший за разговором, тут же начал мурлыкать арию из «Кармен».
Горный отпустил девушку и начал метаться по относительно небольшой кухне.
– Давай предположим, что все сделано для того, чтобы выманить сына Арциевой в Петербург. Дагаев хотел отомстить за брата. Сначала яд. ЧП! Может, он надеялся, что она бросится жаловаться сыночку, особенно если его заподозрит, а сыночек примчится помогать мамочке? Не срослось. Тогда он играет на обострение и грохает оперов, которые приходили к его мадам. Ну, чтобы у нее проблем стало побольше, чтобы она-таки брякнула в Цюрих – приезжай, горю… Чтобы сыночек все же явился. Тут его и приговорить, в удобной, родной, не швейцарской обстановке.
– И яд сам сыпал? И стрелял? И ножом орудовал? – Сунков, которому версия Горного очень нравилась, продолжал работать адвокатом дьявола.
– Если у Лечи были контакты с Лемой, то исполнители не проблема!
– Она и сама могла бы в Цюрих рвануть!
– Ну да! У нее же подписку брали. Он все точно распланировал. Как по часам!
– А этот взрыв тут при чем? И Лизаветина машина? И наезд?
– Потом придумаем, сейчас надо срочно выяснять во всех авикомпаниях мира, когда к нам прибывает господин Арциев.
– Ага, уже бегу. – Митя, не вставая с табуретки, изобразил могучий порыв к двери. – Гвинейские авиалинии тоже обзванивать?
– Гвинейские к нам не летают, – нахмурился Горный. – Едем в «Пулково-2»… Сейчас же. Оттуда и прозвонимся. – Он посмотрел на часы и машинально дотронулся до кобуры, спрятанной под кожаной курткой.
– А нам что делать? – тоже машинально откликнулась Лизавета.
– Оставайтесь здесь, вы же потерпевшие…
На столе сиротливо лежал так и не заполненный Виктором Степановичем желтый бланк протокола допроса. Милиционеры гуськом двинулись к выходу, Лизавета пошла за ними следом, скорее всего, по привычке – бабушка учила всегда провожать гостей до дверей. Господин Давыдов не двинулся с места. Его вопрос настиг рубоповцев уже у выхода.
– Кстати, мне дозволяется дать вам один совет? – Сергей намеренно тянул слова. Таким тоном он разговаривал в английских гостиницах, когда требовал гречневую кашу к завтраку.
Лизавета заметила досадливую гримасу Сункова и услышала громкий вздох его начальника. Ни тот ни другой не остановились. Для мужчин очень часто самолюбие важнее дела. Впрочем, хакер Давыдов тоже уважал свое самолюбие. Хлопнула дверь. Лизавета вернулась на кухню:
– Что ты хотел им сказать?
– Собирался предупредить, чтобы поинтересовались и частными самолетами. Молодые русские банкиры любят роскошь. А Илья – в особенности. – Сергей по-прежнему сидел за столом, он придвинул поближе свой ноутбук и перебирал на экране какие-то фотографии.
– Ты что, с ним знаком?
– Видел раза два…
– Почему же не сказал ребятам?
– Меня никто не спрашивал. А напрашиваться в помощники – не в моих правилах… Вот полюбуйся – самолет ему к лицу, правда?
Лизавета заглянула через обтянутое синим пилотским свитером плечо. С дисплея на нее смотрел довольно молодой и очень красивый мужчина в дорогущем серо-серебристом костюме, стоявший возле небольшого самолета. Судя по чертам лица, в этом молодом человеке очень удачно перемешалась кавказская и славянская кровь. Четко обозначенные скулы, тонкий нос с легкой горбинкой, черные, жесткие волосы, пристальный взгляд серых глаз. Обаятельное лицо, такому хочется верить.
Лизавета сразу поняла: человек на экране – сын красавицы Арциевой, хлебобулочной королевы.
– Слушай, надо было ребятам показать, это им здорово помогло бы!
– Я предложил, – безразлично пожал плечами Сергей. – Ты мне лучше скажи – мы завтракать будем? Что есть в холодильнике? Я приготовлю…
Сергей оторвался от клавиатуры ноутбука, встал и начал рыться в полупустом холодильнике. Он любил и умел готовить и вовсе не считал женщину кухонной рабыней. Это положительное качество Лизавета заметила, еще когда они путешествовали по Уэльсу. Устав от ресторанов, Сергей охотно стряпал в гостинице, если там была кухонька, и никогда не пытался пристроить к плите подругу. В Будапеште они жили в апартаментах, там он тоже готовил сам.
– Ты очень голоден? Может, все-таки догоним их? – Лизавета осторожно подбирала слова. Насколько она знала Сергея Анатольевича Давыдова, давить на него бесполезно. В этом они похожи.
– Можем договориться. – Сергей обернулся и весело подмигнул. – Мое условие ты знаешь. Кольцо признается действительным, и мы едем!
Лизавета схватилась за обнимавшее безымянный палец колечко. В круговерти чрезвычайных происшествий она совсем забыла и о кольце, и о сделанном предложении, и о своем отказе, и о том, что затем пошла на попятную. Точнее, не совсем забыла, а вспоминала, но только на секунду, и потом забывала вновь.
Кольцо сидело прочно, снять его никак не удалось. Можно, конечно, попробовать с мылом, но тогда не получится быстрой и эффектной сцены под девизом «И кинула ему в лицо свое венчальное кольцо». Пришлось ограничиться словами:
– Это гнусный шантаж!
Сергей начал выгружать на стол продукты: яйца, остатки ветчины, сыр, пучок укропа…
– Это шантаж, – повторила Лизавета, все еще надеявшаяся уломать приятеля.
– А я вообще шантажист и убийца! Меня и друзья твои так называют. Смотрят, как на бандюгана. Хорошо еще руки спиртом не протирали после рукопожатия. Тоже мне чистоплюи милицейские. В дерьме ползают, а на меня смотрят, как на урку.
– Да никак они на тебя не смотрят, и никто руки не протирал, потому что…
