четыре шага шириной. Молодой глава, следи, чтобы те, кого мы тащим, не высунулись за пределы проверенного.
Зеленорукий качнул головой:
— Меня в схватке не задели, я пришёл в себя, уже даже вижу неплохо, да и технику усиления могу использовать. Тащить всех буду в одиночку. Ты лучше сосредоточься на проверке, Аранви.
Тот не стал спорить, как-то устало кивнул:
— Хорошо.
Я тем более не стал спорить. Меня беспокоило другое: мои змеи с каждым уничтоженным големом, с каждым вдохом становились всё больше, всё толще, всё длинней, и всё сложней мне выходило заставить их разомкнуть кольца тел и вернуться обратно. Странное ощущение, но за время схватки с големами я начал ощущать, что каждый новый мой окрик змеев, ложится мне на плечи, словно печать Указа. И судя по тому, сколько уже лежит у меня на плечах, скоро удерживать их станет не в моих силах. Эти змеи, будь они живыми, уже могли бы заломать даже Чопу.
Поэтому я с натугой предупредил:
— Быстрей. Скоро змеи выйдут из повиновения, и защита от стихии рухнет.
— Что значит из повиновения? Это же твои змеи!
— Они хотят вернуться в меня.
— Так прими в себя хотя бы одного, легче станет.
— Легче? — я недоверчиво уставился на Седого. — Ты действительно так думаешь?
Конец неуместному спору положил Зеленорукий:
— Не ломай хрупкое равновесие, благодаря которому мы ещё и живы. Что ты в нём понимаешь?
Седой скрипнул зубами, кивнул и тут же сменил меч на горсть проверочных артефактов.
Но всё же в чём-то Седой прав. Принять в себя такого огромного змея мне просто страшно, но можно начать с мелких. Двух монстров, длину которых я уже просто боялся себе представить, более чем хватит для нашей защиты от стихий ловушки: огромные, толстые кольца моих змеев обернули нас уже раз десять, не меньше.
Я уставился глаза в глаза третьему, ближнему змею, который всё ещё оставался самым мелких из них, сосредоточился и приказал:
— Рассыпься, — когда не вышло, я попробовал по-другому донести до него моё желание. — Разделись. Уменьшись.
Ничего. Змей мотнул рогатой башкой, сверкнул алыми глазами, но словно не понял меня. Или не смог. Зато смог придвинуться к нам на шаг, не меньше.
Я поджал губы и отогнал его на прежнее место. Это удалось, но добавило тяжести на плечи.
Мы двинули немного в обход статуи и её рухнувшей руки, Седой прокладывал путь по левой стороне, там, где мы могли тащить людей волоком, не рискуя ни застрять, ни растерзать их тела.
Одно дело — тащить Предводителей по мёртвым кустам и деревьям, не поднявшихся выше первых звёзд Закалки, другое дело — тащить их по камням, которые использовали для строительства Древние. Даже големов Зеленорукий старательно откатил в сторону и убрал из-под ног куски их тел — бритвенно острые, способные и Властелину вспороть кожу.
Пришлось и попетлять. То, что на первый взгляд, когда спала завеса иллюзии, казалось ровной каменной поверхностью, на деле оказалось исковеркано битвой: тут и там встречались выбоины в камне, обломки оружия и даже кости. И если обломки и кости Седой после проверки сдвигал в сторону, то выбоины, иногда больше похожие на глубокие ямы или трещины в скале, он обходил стороной.
Самая широкая трещина встала у нас на пути, когда мы уже поравнялись со статуей, оказались под ней, когда она поднялась в небо над нами. Но ни задирать голову, восторгаясь величием творения Древних, ни любоваться ей у меня не было сил.
Мы находились слишком близко к статуе и серому, пульсирующему свечению у её подножия. Тому самому свечению, которое омывало пять Сердец Стихии и рождало поток стихии этапа Повелителя. И если раньше этот поток разделялся по всему склону, вливаясь в шесть проходов ловушки, то здесь, вплотную, давил едва ли не всей своей мощью только на моих змеев. Кольцо моих змеев было слишком большим, слишком много принимало на себя марева стихии.
Седому понадобилось лишь два вдоха, чтобы оценить препятствие, а затем он повернулся ко мне и сообщил:
— Влево трещина быстро сужается и место, где мы можем перетащить всех — близко. Вправо трещина уходит почти не уменьшаясь, нам понадобится не меньше трёхсот вдохов, чтобы добраться до узкого места.
Я остановился, опираясь на Пронзатель, и сам бросил взгляд вправо, влево.
Седой даже приукрасил правду. Как по мне, то справа этот удар, расколовший монолит скалы под ногами статуи, когда-то и нанесли. Мне кажется, в ту сторону трещина не то что не уменьшается, а даже становится чуть больше и тянется, тянется и тянется, чтобы затем резко оборваться.
Не выход. Слишком долго идти, держа удар стихии.
Я в очередной раз попытался заставить одного из больших змеев разделиться на мелкие, и в очередной раз не сумел заставить его сделать это. Всё, как всегда, неприятность никогда не приходит одна. Или не неприятность, а испытание Неба? И если уж ты столкнулся с испытанием Неба, и оно настоящее, то доведёт тебя до предела и заставит перешагнуть его. Лишь бы не надорваться, делая это в десятый раз подряд.
Облизав пересохшие губы, не столько ответил, сколько приказал:
— Влево. Так быстро, как это только возможно.
Седой кивнул и тут же швырнул в ту сторону артефакты проверки. Они вылетели из его пальцев, покатились, стуча и подпрыгивая на камнях, кое-где взметая за собой фонтаны пыли.
— Чисто.
Нам повезло. Ещё до того, как мы добрались до узкого места, в себя пришёл Рутгош. А уж в три пары рук они быстро перекидали всех на ту сторону трещины. Не пришлось идти до её конца.
Едва мы начали удаляться от статуи, как я едва ли не шкурой ощутил, что поток стихии уменьшается. Да и глазом это было заметно — серое марево в эту сторону било слабей, несло в себе меньше разноцветных искр и нитей. Вот только на плечах у меня к этому времени лежал уже целый холм.
Но я сумел продержаться до границы, где этот поток стихии обрезало, словно его не было. Сумел продержаться, сделать после неё ещё сто шагов и только потом позволил этой тяжести раздавить меня.
Я ещё услышал испуганный возглас Седого, который преодолел даже боль наказания:
— Магистр!
А затем горы завалились набок, упали, скрылись, открывая вместо себя синее, ледяное небо, через миг исчезло и оно, закрытое раззявленной пастью моего змея. Я успел ещё заметить
