Вновь чаще встречается неточная рифма — но уже не столько составная и ассонанс, как в 20-х годах, а «левая», корневая (V, 125–128).
Поэты ищут также новые строфические и интонационные формы (V, 128).
Демьян Бедный (1833–1945)
1. Мой стих
Пою. Но разве я «пою»? Мой голос огрубел в бою,И стих мой… блеску нет в его простом наряде. Не на сверкающей эстрадеПред «чистой публикой», восторженно-немой,И не под скрипок стон чарующе напевный Я возвышаю голос мой —Глухой, надтреснутый, насмешливый и гневный.Наследья тяжкого неся проклятый груз, Я не служитель муз:Мой твердый, четкий стих — мой подвиг ежедневный. Родной народ, страдалец трудовой, Мне важен суд лишь твой,Ты мне один судья прямой, нелицемерный,Ты, чьих надежд и дум я — выразитель верный,Ты, темных чьих углов я — «пес сторожевой»!
1917
2. Птицеловы
Весною некий птицелов Ловил перепелов: Лежал в траве густой часами,На сети на свои глядел издалека, — Перепела ж ловились сами.
Была ли на сетях приманка велика?Да ровно никакой! Доверчиво и смелоШли птицы на привычный зов:Обманщик ловкий, птицеловПерепелиный бой подделывал умело!
~ ~ ~
Как много в наши дни вот этаких ловцов Средь политического поля! — «Земля и воля!» — «Земля и воля!»— «Права!» — «Порядок!» — «Хлеб!» — свистят со всех концов.Кто верит всякому «на вид — социалисту»,Те уподобятся легко перепелам. Друзья, судите не по свисту, А по делам!
1917
В. В. Маяковский (1893–1930)
3. Адище города
Адище города окна разбилина крохотные, сосущие светами адки́.Рыжие дьяволы, вздымались автомобили,над самым ухом взрывая гудки.
А там, под вывеской, где сельди из Керчи, —сбитый старикашка шарил очкии заплакал, когда в вечереющем смерчетрамвай с разбега взметнул зрачки.
В дырах небоскребов, где горела рудаи железо поездов громоздило лаз, —крикнул аэроплан и упал туда,где у раненого солнца вытекал глаз.
И тогда уже — скомкав фонарей одеяла —ночь излюбилась, похабна и пьяна,а за солнцами улиц где-то ковыляланикому не нужная, дряблая луна.
1913
4. Скрипка и немножко нервно
Скрипка издергалась, упрашивая,и вдруг разревеласьтак по-детски,что барабан не выдержал:«Хорошо, хорошо, хорошо!»А сам устал,не дослушал скрипкиной речи,шмыгнул на горящий Кузнецкий и ушел.Оркестр чужо смотрел, каквыплакивалась скрипкабез слов,без такта,и только где-тоглупая тарелкавылязгивала:«Что это?Как это?»А когда геликон —меднорожий,потный —крикнул:«Дура,плакса,вытри!» —я встал,шатаясь полез через ноты,сгибающиеся под ужасом пюпитры,зачем-то крикнул:«Боже!»Бросился на деревянную шею:«Знаете что, скрипка?Мы ужасно похожи:я вот тожеору —а доказать ничего не умею!»Музыканты смеются:«Влип как!Пришел к деревянной невесте!Голова!»А мне — наплевать!Я — хороший.«Знаете что, скрипка?Давайте —будем жить вместе!А?»
1914
5. Пустяк у Оки
Нежно говорил ей —мы у рекишли камышами:«Слышите: шуршат камыши у Оки.Будто наполнена Ока мышами.А в небе, лучик сережкой вдев в ушко,звезда, как вы, хорошая, — не звезда, а девушка…А там, где кончается звездочки точка,месяц улыбается и заверчен, какбудто на небе строчкаиз Аверченко…Вы прекрасно картавите.Только жалко Италию…»Она: «Ах, зачем вы давитеи локоть и талию.Вы мне мешаетеу камыша идти…»
<1915>
6. Военно-морская любовь
По морям, играя, носитсяс миноносцем миноносица.
Льнет, как будто к меду осочка,к миноносцу миноносочка.
И конца б не довелось ему,благодушью миноносьему.
Вдруг прожектор, вздев на нос очки,впился в спину миноносочки.
Как взревет медноголосина:«Р-р-р-астакая миноносина!»
Прямо ль, влево ль, вправо ль броситься,а сбежала миноносица.
Но ударить удалось емупо ребру по миноносьему.
Плач и вой морями носится:овдовела миноносица.
И чего это несносен наммир в семействе миноносином?
1915
7. Лунная ночь
ПейзажБудет луна.Есть уженемножко.А вот и полная повисла в воздухе.Это бог, должно быть,дивнойсеребряной ложкойроется в звезд ухе.
1916
8. Наш марш
Бейте в площади бунтов топот!Выше, гордых голов гряда!Мы разливом второго потопаперемоем миров города.
Дней бык пег.Медленна лет арба.Наш бог бег.Сердце наш барабан.
Есть ли наших золот небесней?Нас ли сжалит пули оса?Наше оружие — наши песни.Наше золото — звенящие голоса.
Зеленью ляг, луг,выстели дно дням.Радуга, дай дуглет быстролётным коням.
Видите, скушно звезд небу!Без него наши песни вьем.Эй, Большая Медведица! требуй,чтоб на небо нас взяли живьем.
Радости пей! Пой!В жилах весна разлита.Сердце, бей бой!Грудь наша — медь литавр.
1917
9. Тучкины штучки
Плыли по небу тучки.Тучек — четыре штучки:
от первой до третьей — люди,четвертая была верблюдик.
К ним, любопытством объятая,по дороге пристала пятая,
от нее в небосинем лонеразбежались за слоником слоник.
И, не знаю, спугнула шестая ли,тучки взяли все — и растаяли.
И следом за ними, гонясь и сжирав,солнце погналось — желтый жираф.
<Ок. 1918>
10. Хорошее отношение к лошадям
Били копыта.Пели будто:— Гриб.Грабь.Гроб.Груб.
Ветром опита,льдом обута,улица скользила.Лошадь на крупгрохнулась,и сразуза зевакой зевака,штаны пришедшие Кузнецким клёшить,сгрудились,смех зазвенел и зазвякал:— Лошадь упала!— Упала лошадь! —Смеялся Кузнецкий.Лишь один яголос свой не вмешивал в вой ему.Подошели вижуглаза лошадиные…
Улица опрокинулась,течет по-своему…Подошел и вижу —за каплищей каплищапо морде катится,прячется в ше́рсти…И какая-то общаязвериная тоскаплеща вылилась из меняи расплылась в шелесте.«Лошадь, не надо.Лошадь, слушайте —чего вы думаете, что вы их плоше?Деточка,все мы немножко лошади,каждый из нас по-своему лошадь».Может быть —старая —и не нуждалась в няньке,может быть, и мысль ей моя казалась пошла́,тольколошадьрванулась,встала на ноги,ржанулаи пошла.Хвостом помахивала.Рыжий ребенок.Пришла веселая,стала в стойло.И всё ей казалось —она жеребенок,и стоило жить,и работать стоило.
1918
11. Прощанье
