Женщины помогли облачиться в скафандр, чтобы гость мог сам облететь ангар и осмотреть суда, предназначенные для перевозки населения с Ресургема на борт «Ностальгии по бесконечности». Если бы и остались к этому времени малейшие подозрения насчет обмана, теперь они бы уж точно рассеялись. Огромность трюма, ряды судов не позволяли усомниться в реальности происходящего, – по крайней мере, в реальности существования субсветовика.
И все же, все же…
Торн видел корабль собственными глазами, ступал по его коридорам, ощущал разницу между его искусственной, создаваемой вращением гравитацией и привычной с детства гравитацией Ресургема. Но вот насчет угрозы… Тут-то и виделся подвох. Женщины показали многое, но далеко не все. Сведения об угрозе он получил из вторых рук, отфильтрованные, обработанные.
Торн принадлежал к тем людям, которые предпочитают всегда докапываться до сути. Конечно, он мог потребовать дополнительных доказательств, но какой в этом смысл? Даже если выпустят наружу, на корпус корабля, и дадут телескоп, чтобы следить за газовым гигантом – ведь и тут могут подстроить, не дадут увидеть нежелательное, заставят думать именно так, как хочется им. Если даже он заметит некое изменение в свете, исходящем от этого куска космического вещества, то сам интерпретировать происходящее не сумеет. И уж тем более связать с деятельностью черных машин-пришельцев. Придется верить женщинам на слово.
А верить на слово Торн не любил.
– Ну и как? – осведомилась Виллемье, помогая ему выбраться из скафандра. – Полагаю, вы увидели достаточно, чтобы понять: мы не лжем. Чем скорее доставим вас назад, на Ресургем, тем скорее приступим к эвакуации. Как говорится, время – деньги.
Он кивнул, глянув на маленькую женщину с глазами цвета бурого дыма. Опасную женщину.
– Вы правы. Я увидел достаточно, чтобы убедиться: если вы и лжете, то не обо всем.
– И какой вывод?
– Этого мало.
– Почему?
– Инквизитор, многое из того, во что я должен поверить, известно лишь с ваших слов. Слишком многое.
В ее голосе прозвучала неприкрытая угроза:
– Торн, вы видели свое досье. Там достаточно улик, чтобы отправить вас прямиком к амарантийцам.
– Не сомневаюсь. Если хотите, предоставлю и новые улики. Но это же ничего не изменит. Я не поведу людей в то, что здорово смахивает на устроенную правительством ловушку.
– Вы все еще считаете это подделкой? – Ирина издала странный кудахтающий звук.
– Я всего лишь хочу, чтобы у меня не осталось сомнений. Никаких.
– Но мы же показали, чем занимаются ингибиторы.
– Показали некие данные, выведенные на дисплей. У меня нет объективного свидетельства в пользу существования машин-пришельцев.
– О господи! – Виллемье смотрела на Торна удивленно и раздосадованно. – Что еще показать вам?
– То, что позволит поверить целиком и полностью. Как вы это сделаете, меня не заботит.
– Торн, на это нет времени!
Он заколебался. Виллемье говорила с таким нетерпением, с такой искренней озабоченностью и тревогой, что он почти поверил. Почти.
Похоже, ей по-настоящему страшно…
Торн повернулся в сторону ангара и спросил:
– Может одна из этих птичек доставить нас поближе к газовому гиганту?
Война Рассвета произошла из-за металлов.
Почти все тяжелые элементы в наблюдаемой Вселенной родились в недрах звезд. Большой Взрыв произвел почти исключительно водород, гелий и литий. Но каждое поколение звезд обогащало палитру элементов. Массивные светила собирали элементы легче железа в тщательно сбалансированных природой реакциях термоядерного синтеза, усложняя каскад реакций по мере того, как выгорали более легкие элементы и оставались преимущественно тяжелые. Когда очередь подходила к кремнию, наступил финал звездной жизни. Конечный результат выгорания кремния – железная оболочка вокруг ядра звезды. Но железо уже не вступает в реакцию синтеза. Выгорание кремния длилось едва ли сутки. Затем светило постигала катастрофическая неустойчивость – и звезда обрушивалась внутрь себя под собственной тяжестью. Отражающиеся, усиливающиеся ударные волны разбрасывали останки светила по космосу, и в течение краткого времени звезда горела ярче всех прочих в Галактике.
Сверхновая создает россыпь новых элементов: железа, кобальта, никеля, множество радиоактивных изотопов. Рождается туманность, распространяющаяся на многие звездные системы – и дающая материал для нового поколения звезд и планет. Близлежащая туманность, будучи возмущена ударной волной от сверхновой, собирается в сгустки. Они, уже обогащенные тяжелыми элементами от взрыва предыдущей сверхновой, в свою очередь сжимаются под действием собственной, пока еще слабой гравитации. Образуются плотные горячие «звездные колыбели», места рождения ярких молодых звезд. Некоторые – относительно прохладные карлики – выжигают свое вещество так медленно, что могут пережить и саму Галактику. Другие – сверхмассивные, быстро горящие гиганты – проживают звездную жизнь, по галактическим меркам, в мгновение ока. В агонии они, взрываясь, рассеют еще больше металлов по космосу – и дадут начало новым звездам.
До зарождения жизни ничто не мешало этому процессу. Галактику испещряли взрывы сверхновых, с каждым увеличивался запас сырья для образования планет – и самой жизни. Но постоянное обогащение тяжелыми элементами по Галактике распределялось неравномерно. В областях, удаленных от центра, сверхновые взрывались гораздо реже, чем в кишащих звездами ядрах.
Потому первые каменистые, пригодные для развития жизни миры появились поблизости от центра Галактики. Там уровень концентрации металлов перевалил за порог. Там же, в пределах тысячи килопарсеков от центра, возникли первые культуры, овладевшие техникой межзвездных путешествий. Они обследовали безжизненные просторы вокруг себя, посылали экспедиции за тысячи световых лет, воображали себя единственными, уникальными – любимцами, избранниками природы. Достигали того, что считали могуществом. Страдая от одиночества, мнили себя владыками мироздания.
Но не все было так просто и прямолинейно. Разумная жизнь возникала не только вблизи центра, в одну галактическую эпоху, в пределах пояса звезд с подходящими планетами. Области с высоким содержанием металлов, позволяющие развиться строящим машины культурам, попадались и в холодной зоне. Статистические флуктуации в распределении тяжелых элементов создавали цивилизации звездоплавателей даже там, где по идее они не могли зародиться. Тогда же образовались сверхимперии, захватывающие огромные доли Галактики – потому что расширяющиеся культуры неизбежно наталкивались на соперников. Увы, распространение жизни, по галактическим масштабам, произошло мгновенно. Как только созревали нужные условия, жизнь вспыхивала будто факел.
Но процесс образования богатых металлом миров со временем изменялся. Огромные звездные кузни не угасли. Несколько раз в столетие зажигались сверхновые, массивные звезды умирали, сияя ярче прочих. Как правило, они погибали, скрытые плотной завесой хорошо поглощающей радиацию межзвездной пыли, и смерть их отмечалась лишь чередой гравитационных волн и нейтринным импульсом. Но возникшие при кончине звезды металлы эффективно распылялись по Галактике, и среди туманности рождалось новое поколение светил и планет, и было оно еще богаче тяжелыми элементами. Огромная космическая фабрика работала, не замечая разумной жизни, которой сама же помогла возникнуть и развиться.
Однако вблизи ядра содержание металлов превысило оптимум. Формирующиеся около новорожденных солнц планеты были очень тяжелыми, с ядрами, перегруженными металлом, с мощной гравитацией и агрессивным химическим составом. На них не образовывалось твердой коры – мантия не могла выдержать ее вес. Без стабильной литосферы не было разнообразия рельефа. Мощная гравитация подтягивала кометы, орошавшие поверхность водой. В конце концов тяжелые планеты покрывались океаном, сплошной жидкой оболочкой под унылым давящим небом. На них редко появлялась сложная жизнь – слишком мало доступных экологических ниш, не хватает климатического разнообразия. Культурам, уже освоившим межзвездные перелеты, эти планеты казались монотонными и бесполезными. Потому, когда сгусток богатой металлами туманности был готов поделиться на пригодные для использования звезды и планеты, старейшие расы звездоплавателей нередко вступали в спор за право владеть ими. В результате Галактика видела фейерверки, взрывы и выбросы энергии, интенсивностью едва ли уступающие слепым процессам звездной эволюции. Но грядущее затмило все, что было выплеснуто в локальных войнах.
Старшие культуры пытались избегать конфликтов. В поисках сырья и пространства они обратились к внешним зонам Галактики, но и тут на пути встали преграды. За полмиллиарда лет зона, благоприятная для возникновения жизни, распространилась от галактического ядра, будто волна от брошенного в пруд камня. Туманности, прежде бедные металлами, обогатились ими, там родились пригодные для эксплуатации системы – и конфликты вспыхнули снова. Некоторые продолжались по десятку миллионов лет, оставив Галактике раны, требующие для исцеления впятеро больше времени.
