вопросы… Но это первое, о чём стоит поговорить с начальником, когда она поправится. Как жить дальше…
Лэтте-ри стряхнул снег с плаща и повесил его на крючок. Тихонько вошёл в комнату дяди. Тот читал старинную, совсем истрёпанную книжку. Это был свод законов, по которому жили дайна-ви. За столько лет он выучил его наизусть, но читал день за днём, потому что не хотел терять навыка чтения. Книг у их народа было мало, если не сказать единицы, читали нечасто, потому с каждой обращались очень бережно. Командир тоже перенял у учителя эту привычку, и свод законов мог отрапортовать с любого слова, с любого символа, с любой страницы, с любого абзаца. Правда для практики чтения предпочитал песенник с балладами, оставшийся от матери. Она не владела грамотой и книгу получила в наследство от родителей. Но ей это и не было нужно: все песни и без того знала наизусть. За то недолгое время, что они пробыли вместе, Лэтте-ри тоже успел их выучить. Мама пела часто.
Он тихо встал в проёме, ожидая, пока Дарно-то закончит.
— О, сынок, прости, не заметил. Входи.
Лэтте-ри кивнул и присел рядом.
— Как продвигается отъезд?
— Хорошо. Сегодня ещё одна группа уехала. Всех женщин и самых младших детей уже отправили, в деревне только мужчины и подростки. Мы заканчиваем подготовку поселения к зиме, ещё несколько домов осталось. Всех пленных и груз добытого поруха уже увезли.
— Ясно.
— Как себя чувствуешь?
— Хорошо.
— Что Мастер говорит, скоро тебе можно будет ехать?
— С последним обозом. Дядя… я посоветоваться зашёл.
— М…?
— Она выздоравливает. И хочет уйти.
— Уйти? Ты уверен?
— Это первое, о чём спросила, когда узнала, что свободна.
— Плохая задумка.
— Припасы не проблема. Но…
— Отсюда только одна дорога. На юг. Ты представляешь, что с ней сделают люди, стоит ей поднять глаза? Или показать эти волосы.
— Или умение считать и писать.
Дарно-то уставился на Лэтте-ри с крайней степенью изумления.
— Писать?
— Да. Владеет грамотой, правда на своём языке. Считает с такой скоростью, что не снилось ни мне, ни вам. Только бумагу в руки получила, начала наш и всеобщий осваивать — занимается с Ринни-то. Пишет и шепчет что-то не переставая. Знал бы, что способна учиться с такой скоростью, давно бы дал всё необходимое.
Дарно-то долго переваривал эту новость.
— Да уж… идти на юг — искать неприятности. Неужели она этого не понимает?
— Скорее, не знает. Но не думаю, что это её остановит. Она ищет семью: пропавших родителей и брата.
Старший дайна-ви смотрел на ученика, но, если честно, не знал, что дельного посоветовать, пока в голове не возникла мысль.
— Знаешь, Лэтте-ри, а возможно, это и правильно. На Севере ей делать нечего. Если бы соседствовали с прародителями, было бы проще. Те хоть и не любят людей, но, во всяком случае, относятся к женщинам как полагается. Был бы шанс объясниться. Но люди… Они сначала скрутят, обреют, высекут, а потом спросят, как зовут. Ты можешь предложить ей остаться жить у нас, но если захочет уходить, то это нужно делать именно сейчас.
— Почему?
— Покров зимы.
— …Что это?
— Обычай. Мне доводилось читать книгу о традициях людей из библиотеки Отца. Если я правильно помню, у людей старшие женщины Дома могут потребовать от мужчин взять под защиту любого странника, попавшего в беду, пока землю покрывает снег. Эта защита будет нерушима. Позволит выиграть время, ну, а дальше… всё в руках Сестёр. Если она будет ждать весны, то попадёт прямиком на суд мужчин. Я сомневаюсь, что она встретит в пути кого-то из числа народа-прародителя… или мужчину, который захочет сначала выслушать. Может, я ошибаюсь и сейчас законы уже не те, ведь столько лет прошло, но это хоть какой-то шанс. Предложи ей. Только не забудь предупредить, чтобы не показывала свои знания. Этого точно не простят. Сможешь ей объяснить?
— Думаю да.
Зашедшего её навестить командира Ира встретила улыбкой и «карандашом» наизготовку. О чём же они поговорят сегодня? Теперь, когда его «выписали», они виделись реже. Начальник приходил обычно вечером, после своих дел, когда «солнца» уже садились. К недолгим, но содержательным разговорам она готовилась в течение дня. Накинув штаны и рубаху, укрывшись суконным плащом, ходила по коридору лазарета, как велел врач, думала, записывала. Поскольку ей рекомендовали двигаться, за порядком в собственной комнате она уже следила сама. Вытирая пыль с узких подоконников, подолгу любовалась по-настоящему зимним пейзажем, о котором только мечтать могла в городе. Снег на улице был таким пушистым, что так и хотелось запустить в него руки. С нетерпением ожидала момента, когда разрешат выйти на улицу. Говорят, скоро.
Сегодня начальник был особенно мрачен. Ира очень хотела спросить, что случилось, но она не представляла, как это сделать. Её хватило только бережно прикоснуться к его рукаву и заглянуть глаза в глаза.
Командир минутку подумал и, показав на неё, сделал пальцами «ножки», как она в своё время. «Уходишь?». Ира вздрогнула от этого вопроса, но встала с кровати и, в меру своих актёрских способностей, ответила пантомимой «Дорогая крёстная, я не могу ехать на бал в таком платье!» Мол, я бы и рада вас покинуть, но не в этом наряде лазить по сугробам. Его ответ из аккуратных, явно заранее заготовленных жестов вызвал у неё мурашки страха по позвоночнику. «Еда. Одежда. Оружие. Я дам. Уйдёшь?».
Он хочет, чтобы она ушла. Сейчас. Но почему так внезапно? Она… мешает? Лишняя? Её смятение не укрылось от собеседника, и он успокаивающе тронул её руку, сделав ещё несколько движений. «Можешь остаться. Но идти — сейчас». Он тронул свой висок и указал на неё. «Подумай». И ушёл, оставив её в ступоре, размышлять над открывающимся будущим.
Принять подобное решение… Ира исшагала коридор туда-обратно раз по пятьсот, пока её мысли успокоились и она смогла рассуждать, не паникуя. Если по-честному, очень хотелось остаться: то, что у неё будут одежда и еда, не сильно успокаивало при мысли о шаге в зимнюю неизвестность. От
