— И ты так спокойно говоришь о том, что Маша может погибнуть?! — Толик со злостью сжал кулаки.
Но брат не обратил внимания на этот жест и уверенно продолжал:
— А что, сама виновата. Никто ее не заставлял туда бежать. Нервная она у тебя какая-то.
— Нервная?! — закричал Толик и бросился на Жору с кулаками. В тот момент, когда он повалил брата на пол, в подвал вошел отец и прикрикнул на них:
— Эй, оболтусы, что тут у вас происходит?
— Отец, скажи ему, чтоб отстал! Смотри, он ведь меня чуть не прибил! — просил Жора.
— Да, прибью и не пожалею! — кричал Толик, продолжая бросаться на Жору с кулаками.
Отец сразу взял все в свои руки:
— А ну, цыц у меня! Успокоились оба, быстро! — прогремел он и схватил Толика за шиворот.
В руках отца Толик дернулся еще пару раз и покорно затих. Взъерошенный, раскрасневшийся Жора начал неловко оправдываться:
— В общем, я хотел как лучше. Думал, пригласим девку, стол накроем. Посидим, по душам поговорим, а она взяла — и в катакомбы сбежала.
— И зачем я только тебя послушал! Разве ты можешь что-то хорошее посоветовать! — в запале воскликнул Толя.
— Вырастил сыночков себе на голову! Один не знает, с какой стороны к бабе подойти, другой сразу под юбку лезет! — недовольно заключил отец.
— Отец, обижаешь. Такого я себе не позволял! — начал говорить Жора, но отец его прервал:
— В общем, так. То, что «ваша Маша» слиняла в катакомбы — плохо. Но не смертельно. Где тут у нас был фонарь?
Толик бросился к полке, достал оттуда фонарь и отдал его отцу.
— Папа, ты собираешься искать Машу? Я с тобой! — сказал он.
— Ага, щас. Мне такая обуза ни к чему. Сам справлюсь. Я эти катакомбы наизусть знаю, а ты только под ногами будешь путаться. — И он проверил, работает ли фонарь.
Толик не отставал:
— Пап, ну пожалуйста. Я все равно на месте не усижу!
— Я сказал — будь здесь. Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты ничего не делал сам! Натворишь делов, а мне расхлебывать, — отрезал отец.
— Между прочим, Маша не из-за меня в катакомбы убежала! Из-за Жорки! — обиженно воскликнул Толик, а Жора сделал вид, что он знать ничего не знает.
— С тобой у меня будет отдельный разговор, — предупредил Жору отец. — А пока присматривай за братцем, чтоб за мной следом в катакомбы не ушел.
И, включив фонарь, он направился в катакомбы. Его сыновья остались в подвале, со злостью глядя друг на друга.
* * *
Мрачный Буравин зашел в дом Самойловых. Борис встретил его словами:
— Виктор, нам надо серьезно поговорить!
— Вот именно! Я пришел по поводу Леши. Что он себе позволяет? — завелся Буравин. — Что за развлечения у него? То он женится на Кате, то не женится.
— Виктор… — попытался остановить его Борис, но возмущенный отец продолжал:
— Я еле успокоил дочь! Она просто в истерике была, когда пришла из больницы. Оказывается, ваш Леша от нее отказался! Я понимаю, ему тяжело. Но разве можно так поступать с Катей?! Она же любит его!
Тут уж Боря требовательно прикрикнул:
— Виктор, прекрати кричать!
Буравин замолчал от неожиданности.
— Ты Лешу разбудишь, — укоризненно промолвила Полина.
— Лешу? Он что, дома? — удивился Виктор.
— Дома. —Вы забрали его из больницы? Почему?
— По нескольким причинам. Но в основном потому, что он чуть не выбросился из окна. Его едва успели спасти.
Потрясенный Буравин смотрел то на Полину, то на Бориса. Наконец он вымолвил:
— Что угодно ожидал услышать, только не то, что Лешка хотел убить себя… Но почему? Он сказал вам?
— Леша узнал, что на всю жизнь останется инвалидом, — сказала Полина.
Буравин покачал головой.
— Я знаю, что врачи подписали ему приговор. Но я думал, что Леша сильный и мужественный парень… Что он будет бороться…
— Он совершенно отчаялся, Витя… Говорит, что не хочет больше жить. — Голос Полины сорвался, на глаза набежали слезы.
Буравин, опустив голову, задумался.
— Я должен с ним поговорить.
— Не нужно его беспокоить. Он попросил оставить его одного. Ему сейчас очень плохо и совсем не. до Катиных переживаний, — отрезал Борис.
— Боря, еще не поздно все поправить. Я хочу, чтобы он не совершил новых ошибок.
Самойлов поглядел на Буравина с сомнением.
— Борис, я хорошо представляю, каково сейчас Лешке. Я просто хочу его поддержать.
— Не надо. Таисия его уже поддержала, — грубо сказал Борис.
— Борис, ну зачем ты?! — всплеснула руками Полина.
— Подожди, Полина, что это за поддержка моей жены? Я хочу знать! — заявил Буравин.
— Это она сказала Алеше, что он обречен на инвалидность, — выплеснул Самойлов.
Буравин, с трудом подавляя гнев, произнес:
— Ну вот что! Если она так с ним поступила, то кому, как не мне, поправить положение? Дайте мне поговорить с Алешей.
— Может, все-таки в другой раз… — неуверенно сказал Самойлов.
Но жена выразительно посмотрела на него, и он сдался:
— Хорошо, Витя. Но, прошу, постарайся не расстраивать его.
Буравин согласно кивнул, затем, с благодарностью взглянув на Полину, направился в комнату Леши. Там он неловко начал: — Леша… Я все знаю. И… я понимаю тебя.
Отвернувшись от Буравина, Алеша молчал.
Буравин взволнованно продолжал:
— У каждого из нас бывают очень тяжелые моменты. Когда кажется, что жизнь кончена, когда теряется ее смысл. Но я хочу, чтобы ты знал: мы все, и я, и Катя, и твои родители — мы все с тобой.
При этих словах Алеша вдруг резко повернулся к нему.
— Вы пришли ко мне только об этом поговорить? Или это прелюдия к разговору о Кате?
— Да, я хочу поговорить о Кате, — согласился Виктор. — Она очень переживает из-за того, что между вами произошло. Она сказала, ты от нее отказался. Это правда?
— Я не хочу об этом говорить, — отрезал Леша.
— Но я хочу понять, что произошло. Объясни.
— Это не ваше дело, оставьте меня в покое! — крикнул Леша.
Буравин покачал головой:
— Леша, Катя тебе не чужая. И я тоже. Так нельзя поступать с близкими.
— А мне теперь все можно! Почему? Да потому, что я — калека! — горячо возразил ему Леша.
— Леша…
— Да! Убогий калека на всю оставшуюся жизнь! Ничего мне теперь не нужно: ни Катя ваша, ни эта никчемная жизнь!
— Не говори так, Алексей!
Леша отвернулся от Буравина и с досадой произнес:
— Как скажете. С этой минуты я больше ни слова не скажу.
Расстроенный Буравин собрался уходить из дома Самойловых. Провожая его, Борис спросил:
— Виктор, как вы поговорили с Алешкой?
— Можно сказать — никак, — ответил Буравин. — Как только речь зашла о Кате, он отказался со мной разговаривать. Заявил, что больше не Скажет ни слова.
