Смирнов не ответил.
– Приехали, – объявил Гоша Деготь. – Пойдемте.
Вездеход встал посреди поляны.
Вылезли, размяли ноги. Прислушались к птичьим воплям, прищурились на солнце. Муса открыл багажный отсек, помог сонной пассажирке.
– Хороший лес, – громко произнес Глыбов. – Мне нравится. Смотрите, какие мхи. Нога тонет.
– Ай! – вскрикнула Илона. – И правда тонет. Круто!
– Вы не особо разгуливайте, – предупредил Гоша. – Тут повсюду змеи.
– Я слуга Худого Петуха, – насмешливо заметил Муса, – меня змеи не тронут. А вообще я согласен. Здесь хорошо. Что скажете, господин Герц?
Савелий улыбнулся. Уже полгода к нему никто не обращался по фамилии.
– Господа в Москве, – пошутил он.
Ему тоже нравилось в лесу. Здесь была империя хлорофилла, здесь был понятный и простой порядок: если ты вырос – ты забрал себе свет прозрачный, а если не вырос – значит, ты – лишайник или мох. Или, например, папоротник.
– Опа, – вдруг тихо произнес Муса. – А вот и они.
Глыбов вздрогнул.
– Только не вертите головами, – сквозь зубы прошептал Муса. – Двое справа, один слева, остальные у нас за спиной. Ты бы, Гоша, им крикнул, чтоб показались. Дай понять, что мы их видим.
– Эй! – позвал Гоша. – Митяй! Федяй! Доброго дня!
Ничего не произошло.
– А почему – «Митяй»? – спросил Глыбов, перехватывая автомат. – Старый вождь тоже вроде был Митяй?
– Ну да, – ответил Гоша. – Тот Митяй старый, а этот – Митяй молодой.
– Стало быть, Дмитрий Дмитриевич, – пробормотал Смирнов. – Вот, я их вижу. Выходят.
Свита молодого Митяя состояла из семи молодцев, совсем юных, безбородых. Все широкоплечие и мускулистые, но мышцы их, конечно, ничего общего не имели с мускулатурой спортсменов-атлетов, никаких рельефных бугров, никакой красоты – грубые жилы под темной кожей, мощные зады, жировые запасы возле талии. Двое сжимали в руках антикварные ружья с грубо обтесанными самодельными прикладами, остальные были вооружены мощными копьями либо помахивали суковатыми дубинами.
Предводитель – парняга лет семнадцати, поперек себя шире – оглядел камуфлированных переговорщиков и заулыбался. Грудь предводителя пересекал шрам, несколько передних зубов отсутствовали, но глаза были красивые, васильковые. Отчаянные. Интересный мальчишка, подумал Савелий. До краев переполнен дерзостью. Двигается мощно, дышит носом. Славянская круглая рожа, щеки в шелковистом пуху, и просвечивает румянец. Трепещет мясо ноздрей. В цивилизованной Москве такой парень давно бы шел по кривой дорожке, примкнул к «друзьям», валил бы ночами стебли, смеясь и наслаждаясь жизнью.
– А где Федяй? – спросил Гоша.
– Чего тебе Федяй? – небрежно спросил предводитель. – Чего Федяй, если тута сам Митяй? Говори, чего тебе до меня.
– Дело.
– Ну.
– Землю твою хотим. От оврага до поля.
– Ишь ты. – Митяй оглянулся на своих бравых спутников. – Землю.
– За это даем… – Гоша поднял руку и стал загибать пальцы, – восемь ножей, пять топоров, одну бердану и пять раз по десять больших мер повидла. Вдобавок – бабу.
– Баба – это да, – степенно произнес молодой и бросил быстрый взгляд на Илону. – У батяни был?
– Был, – ответил Гоша. – Батяня твой не дал землю. Прогнал.
– Вишь как, – презрительно произнес молодой Митяй и оперся на палицу. – Впервой ты к батяне пошел, а уж потом ко мне. Это худо. Дурак ты. Надо было впервой ко мне, а я уж с батяней – сам… Эх, дурак.
– Прости, – сокрушенно повинился Гоша.
Дикарь покачал головой:
– Батяня, он – да… Он – это.
– А ты?
– А я, – строго сказал молодой и опять посмотрел на своих полуголых соратников, – сам на сам.
Соратники приняли горделивые позы.
– Знаю, – сказал Гоша. – Овраг – твой?
– Мой.
– А поле?
– Считай, мое.
– Дай землю. Меж полем и оврагом.
Дикарь с сожалением покачал головой:
– Не. Нельзя. Не дам. Землю не дам. Она моя. По ей хожу только я. И еще – Белый Лось. А тебе – никак нельзя.
– Она твоя и есть, – ответил Гоша. – Но мы сядем на ей и будем свое делать. Смекни, брат, сколь оно хорошо. Тебе бердану. Тебе бабу. Тебе патроны, ножи, повидло. А нам – землю.
Дикарь улыбнулся и оглядел Илону. Потом винтовку. И в том и в другом случае его глаза блестели одинаково сильно.
– Бердана, – сказал он, – оно, да… И баба тоже.
Он вдруг сделал неуловимое движение и в долю мига переместился на несколько метров вперед. Указал пальцем на Смирнова. Доктор попятился, но тут же выяснилось, что юного дикаря интересует не сам доктор, а висящий на его груди автомат.
– Скоропал, – твердо произнес дикарь. – И бердана. И баба. Пять раз по десять больших мер повидла. Пять туесов патронов. Два раза по десять ножей.
– Больно шибко, – возразил Гоша.
– Ага, – весело согласился молодой Митяй и посмотрел на соратников. Те заулыбались.
– Скоропал не дам, – твердо сказал Гоша.
Митяй пожал плечами:
– Скоропала нет – земли тоже нет.
– Не могу.
– Стало быть, и я не могу.
Гоша помолчал и сунул руки в карманы.
– Что ж. До завтрева, Митяй. Завтра опять будем говорить.
– Слышь, – остановил его молодой вождь. – А две бабы?
– Две нету. Есть одна.
– Эх, – добродушно вздохнул дикарь. – Врешь. В твоей деревне четыре раза по десять баб. Все белые, все медом пахнут. Нехудые бабы.
Гоша усмехнулся:
– У меня всего много. И бабы, и скоропалы, и ножи, и кой-чего еще. Давай землю – не прогадаешь. Мы тут надолго. Ты – тоже. Думай, Митяй.
Митяй поднял лицо к небу и сощурился.
– Не люблю, – весело сказал он. – Не люблю думать.
Через мгновение дикари растворились в чаще. Ни одна ветка не шелохнулась.
– Чингачгук херов, – с сердцем произнес Глыбов, извлек флягу и отхлебнул.
– Шпана, – пробормотал Муса и сплюнул.
– Нормальный парень, – хмыкнул Гоша. – Но автомат ему давать нельзя.
– Ему надо не автомат, а подзатыльник, – сурово ответил Муса. – А вот копья у них хорошие. Мне понравились. Серьезные копья. Я даже не ожидал, что у этих папуасов будут такие копья.
– Они охотники, – пояснил Гоша. – Они этими копьями лося за пятьдесят шагов бьют. Сам видел.
Муса пренебрежительно махнул рукой и повернулся к Илоне:
– Что, милая, как тебе местные мальчики?
– Ничего, – весело отозвалась Илона. – Только воняют. И еще, тут все время что-то летает и меня кусает…
– Это называется «комары».
– Больно, между прочим. Сделай так, чтоб не кусали.
Муса кивнул:
– Попробую.
Илона поежилась:
– А где здесь туалет?
– Везде, – презрительно ответил Глыбов. – Слушайте, давайте постреляем. Зря я, что ли, из Москвы летел? Там сейчас такая тоска. Я всю неделю мечтал сюда прилететь и отвести душу…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});