твое поведение.
ГЛАВА 13
Как выяснилось, на другом участке поля боя, куда я направился после того, как мы разобрались с БР и двумя вражескими Мастерами, тоже развернулась неслабая битва. Двадцать человек моей охраны схлестнулись с почти сотней противников. К моменту моего появления времени прошло не очень много, но даже так они успели порушить весь защитный периметр с той стороны и часть здания особняка. Именно там вражеские минометчики отрабатывали свой хлеб. Мои Учителя пытались с этим бороться, но… так себе. К тому же у противников были свои Учителя, и их было больше. Ненамного, но с учетом минометов и остальных бойцов противника защитникам приходилось туго. И первым делом я занялся именно бойцами — с «карманной» артиллерией можно разобраться и потом, благо она уже перестала работать, боясь попасть по своим.
С момента моего вступления в бой на заднем дворе поместья и до его окончания прошло десять минут и две секунды. В основном из-за того, что пришлось побегать за отступающим врагом. После этого я ломанулся за минометчиками, но эти скоты успели свалить на джипах, оставив все вооружение и боеприпасы. Вместе с ними, к слову, уехал и помеченный мной парламентер. Выжил-таки. Что ж, может, и пересечемся где-то, но, если в течение года я его не найду, придется снимать метку, что без помеченного сулит некоторые… неудобства.
Возвращаясь к особняку, заодно захватил и одного раненого противника — добивать его было незачем, лучше подлечить и допросить. Вообще раненых в сегодняшнем бою оказалось очень мало — основную работу по убиению пришедших за моей жизнью делал именно я, сдерживать силу удара в мире, где любой твой противник — возможный пользователь бахира, да еще и непонятно какого ранга, та еще затея. Так что, забегая вперед, отмечу: раненые были в основном у нас, а у вражеской стороны их набралось всего четверо. Не считая захваченного Мастера. И когда мы их собрали, выскочила небольшая проблемка.
— Этот умер, — указал я на дернувшегося бойца, как и его товарищи, лежащего на земле.
То, что он дернулся, заметили и остальные, так что говорил я в основном ребятам из охраны, моментально вскинувшим оружие.
— Странно, — нахмурился Щукин, — он вроде не настолько сильно ранен.
И правда. Вражеский боец был слегка обожжен, порезан техниками воздуха и подстрелен, но штатный медик группы охраны еще в самом начале, когда осматривал захваченных, немного их подлечил и указал на тех, кто может не пережить транспортировки в Токио. И умерший в их число не входил.
— Похоже, он самоубился, — осенило меня. — У нас есть снотворное?
— У целителя должно быть, — ответил Щукин и, повернувшись к одному из охранников, приказал: — Бегом за Сакумото, и пусть захватит снотворное. Быстро? — После чего повернулся ко мне и добавил: — Мастера-то мы тоже не обработали. Дебилы.
— Не до того было, — произнес я хмуро. — Не можем же мы обо всем на свете помнить.
Ребятам в подвале, как и их людям, мы пока не говорили о завершении боя. С одной стороны, нам бы сейчас не помешали лишние руки, да хотя бы трупы в одну кучу таскать, а с другой — надо было еще кое-что сделать. Например, подчистить сервер поместья — без доспеха меня их камеры заснять во время боя не могли, но и так догадаться, кто тут шустрил, особого ума не надо. Впрочем, именно чистить будет долго, так что мы просто заберем все жесткие диски и просмотрим их уже дома. Да, Тоётоми могут возмутиться, но после того, как их охрана прошляпила такое, возмущаться будут недолго. Кроме этого, у тех же Тоётоми, насколько я знаю, в Сайтаме есть родовая земля, на которой постоянно проживает брат главы клана, и как только охрана Кена узнает, что все закончилось, они сразу же вызовут оттуда людей. Ну или просто сообщат своим, а уж те кого-нибудь сюда пришлют. Проблема в том, что Сайтама ближе, чем Токио, и оттуда подкрепление к Тоётоми придет быстрее, чем ко мне из столицы, а оно мне надо, чтобы тут левые люди шлялись? Нам еще отсюда вывозить трупы, технику и снаряжение. Никогда не знаешь, что может помочь в расследовании и поиске того, кто на нас напал. Причем Тоётоми тоже в своем праве, и спорить мне с ними лишний раз не хочется.
К тому моменту, как прибежал целитель, умер еще один боец противника. Я даже не заметил, как тот очнулся, и узнал об этом, только когда почувствовал импульс смерти. Но главное было успеть усыпить Мастера, оказавшегося, к слову, иностранцем. Европейцем, если точнее. И целитель успел. Заодно он проверил челюсти пленников, но яд нашел только у простых бойцов. Извлекать «ненужные» зубы он не стал, не его специальность. То есть так-то можно, но зубы с ядом — предметы хитрые, и если незнаючи к ним подойти, можно и убить пациента.
— Может, его догола раздеть? — спросил Щукин. — Не верится, что он не подготовился к пленению.
И правда странно. Если один Мастер был готов, то и второй должен был.
— Раздевай, — только и сказал я.
Что Щукин, естественно, приказал делать свободным людям. Не самому же возиться с пленником. Да и делать это голыми руками тоже не стоит — еще нарвешься на отравленную иголку.
— Остальных тоже, — махнул Щукин в сторону других пленников, когда с Мастером было покончено.
Ну то есть с его одеждой, естественно.
— Надо бы подобрать тебе боевой костюм, — произнес я задумчиво. — Пилотский, например, или легкий МПД. Не дело, когда тебе фактически проигравший противник ребра ломает.
— Стар я для этого, — поморщился Щукин, бросив взгляд на прошедших мимо бойцов в средних МПД, тащащих за собой несколько трупов. — Привык так работать.
— Ты ж войну прошел, откуда такие привычки? — спросил я.
— И не одну, — усмехнулся он. — Но вот бегать за господином с подавителем в руках как-то не доводилось. Незачем мне было этому учиться, Синдзи.
— Ты что, прям Мастером родился? — хмыкнул я.
— А, по-твоему, что, — посмотрел он на меня, — в клане всех подряд обучают управлению МПД? Я всю жизнь тащил лямку простого пехотинца, тяжи — это другая… каста, — улыбнулся он. — Как те же моряки. Или шагоходцы. Или артиллерия. Короче, мы не воюем в МПД. И тем более в пилотских комбинезонах.
— Вот только сейчас ты не простая пехтура, — вздохнул я, подозревая, что его не переубедить. Приказать разве что.
Щукин тоже вздохнул:
— Говорю же, стар я слишком для этого. Шестьдесят семь лет — это
