находилась на самом высоком уровне, то и возмездие будет направлено на самый верх.
Роби с сомнением нахмурил брови:
– Президент? Они же понимают, что не смогут подобраться к нему.
– Секретная служба поставлена в известность о необходимости повышенных мер безопасности, хотя президент и так охраняется лучше любого человека в мире.
– Если не президент, тогда кто? – спросила Рил.
– Вице-президент? Спикер Палаты представителей?[13] Госсекретарь? Может, судья Верховного суда? Или бомба в людном месте. Цель может быть символической, а послание: «Мы способны дотянуться до ваших лидеров или вашего народа в любой момент». Если у них получится, это будет для нас ощутимым ударом.
– Но какова конечная цель? – спросил Роби.
– После того как они отомстят, Пхеньян обнародует улики, которые у них могут быть, – насчет заговора, устроенного американцами с целью убийства их лидера.
– Мир не поверит Северной Корее. Их не станут слушать, – сказал Роби.
– Но в данном случае они будут говорить правду, не так ли? И мы не знаем, что им удалось узнать. От Пака. Или от Ллойда Карсона. Директор ЦРУ считает, что доказательств нет. Но его суждения нельзя назвать непогрешимыми.
– Скорее наоборот, – ледяным тоном заметила Рил.
Роби сказал:
– Но вы позвали нас сюда не для того, чтобы рассказать это.
– Нет, я хотел вас предупредить, – ответил Синий.
– О чем? – спросила Рил.
– Вы же были в коттедже, когда застрелился Пак?
– И что? – спросил Роби, насторожившись.
– Вас могли увидеть.
– Невозможно, – сказала Рил. – Мы никого не заметили, и на наших камерах наблюдения не было никакой активности.
– Тем не менее, по слухам, которые до нас дошли, вас могли засечь. И в таком случае вы тоже становитесь мишенями.
Роби глянул на Рил:
– Ну, это не в первый раз. Хотя я, конечно, предпочту неонацистов северокорейцам.
Глава 53
Президент Том Кэссион сидел за завтраком в своих апартаментах в Белом доме. Он уже получил дневной брифинг и сейчас подкреплялся второй чашкой кофе, прежде чем начать очередной рабочий день, расписанный по минутам.
Он посмотрел через стол на Элеонор, или Элли, как звали ее он и близкие друзья.
– Видел твое расписание на следующие пару дней, – заметил он, складывая экземпляр «Вашингтон пост» и откладывая его в сторону, к недоеденному завтраку. – Весьма занятое.
Она глянула на него поверх чашки с чаем:
– Точно. А я видела твое. Свободное. Что за лентяй.
Он улыбнулся:
– Все не так плохо.
Она показала взглядом на еду, оставшуюся у него на тарелке.
– В последнее время ты что-то плоховато ешь, Том.
– Легкое несварение. Думаю, из-за погоды.
– Так обратись к врачу. У тебя же есть твой собственный.
– Постараюсь, – кивнул он рассеянно.
– Когда ты вернешься? – спросила она.
– Четыре остановки. Сиэтл, Сан-Франциско, Хьюстон и Майами. Завтра в два часа дня Борт номер один вернет меня обратно.
– Похоже на кампанию.
– До кампании далеко. Сколько раз нам с тобой приходилось объезжать по восемь, а то и по десять городов за один день?
– Слишком много, – сухо ответила она.
– В наше время кампании не прекращаются вообще. С новыми законами в них можно швырять столько денег, сколько захочешь. Главное – следить, чтобы тебе досталось сколько положено, потому что иначе их перехватит другая сторона.
Она сказала:
– Я скучаю по тем дням, когда мы сами распечатывали свои листовки с агитацией и собирали чеки в банку из-под кофе на барбекю, которые устраивали на заднем дворе.
– Иногда я тоже скучаю по ним.
Он поднял голову и посмотрел на Элеонор, изучавшую свое расписание на день. Она была еще молода – сорок шесть лет, на четыре года младше его. Они растили двоих детей, Клэр и Томми Младшего. Клэр было пятнадцать, и она отлично приспособилась к жизни, которую они теперь вели. В своей школе, «Сайдуэлл Френдз», она завела много друзей, была популярной, активной и хорошо училась. Томми все еще был маленьким мальчиком, которому сперва понравилось жить в Белом доме, но очень скоро он его возненавидел. Ни президент, ни его жена не знали, что с этим делать, и недовольство сына тяжелым грузом легло на них обоих.
Голос Элеонор вырвал его из размышлений:
– У детей скоро недельные каникулы. Я собиралась увезти их за город. Может, на Нантакет. Донованы снова предлагают нам свой дом.
Он удивленно уставился на нее:
– Нантакет? В это время года? Там будет холодно и дождливо.
– На самом деле средняя высокая температура там двадцать градусов, а средняя низкая больше десяти. И долговременный прогноз говорит, что осадков будет значительно меньше нормы, несмотря на облачность. Атлантический океан обеспечивает умеренный климат. Там будет теплее, чем в Бостоне.
– Как обычно, ты сделала домашнюю работу, Элли, – ворчливо ответил президент.
Она улыбнулась.
– И туристы все разъедутся. Мы побудем в семейном кругу. Будем жечь костер, сидеть с книжками, закутавшись пледом. Играть в настольные игры. Подолгу гулять по пляжу. Подзарядим батарейки. Мне хочется посвятить это время детям.
– Ты имеешь в виду Томми. Клэр и так в полном порядке.
– Я имею в виду семью, – твердо сказала она. – И хотя я знаю, какой у тебя плотный график, будет чудесно, если ты сможешь приехать хотя бы на день.
Президент поднял одну бровь. Их жизнью управляли расписания толщиной с телефонную книгу, с маршрутами поездок, установленными заранее.
– Это есть в графике? Я не видел.
– Нет, я только об этом подумала.
– Честно говоря, я сильно сомневаюсь, что смогу вырваться даже на день. Мое расписание забито на все следующие два месяца. И потом, избирателям не нравится, когда президенты вот так, запросто, уезжают в отпуск. Потребуется время, чтобы их подготовить. В одночасье этого не сделаешь.
– Я уже дала распоряжение.
– Окей, надеюсь, что получится. Но мне кажется, ты переоцениваешь проблемы Томми. Ему просто нужно больше времени, чтобы адаптироваться, вот и все.
Он снова взялся за газету.
Элеонор вздохнула, хотела что-то сказать, но потом вернулась к своему чаю и расписанию. Просмотрела заметки для речи, которую собиралась произнести перед группой жен сенаторов, которых должна была провести с экскурсией по Белому дому.
Президент, похоже, не заметил разочарования жены. Несварение желудка у него было вызвано совсем другой причиной.
Вина. Огромная, неотступная вина.
Он дал генералу Паку слово, что исполнит их общий план. Сказал ему глаза в глаза. А теперь генерал был мертв. Президент отправил агентов, чтобы убить его, но Пак застрелился сам. И сказал агентам передать президенту, чтобы тот «шел к черту». На его месте президент поступил бы точно так же. Он предал этого человека, бросил
