Ледерман заявил: «Больше нельзя ставить под сомнение ту часть космологической концепции современной физики, которая рассматривает как физическую реальность антимир, состоящий из звёзд и планет, сделанных из атомов антиматерии. Нельзя теперь опровергнуть и то потрясающее предположение, что эти антимиры населены разумными существами, возможно, ныне “окрылённых” своим открытием дейтерия!»
Этой шуткой Ледерман перебросил мостик между нами и нашими антиподами из антимира.
Но десяток-другой античастиц и даже целое антиядро — это, согласитесь, ещё не антимир. Да существует ли таковой на самом деле? И где?
Продолжение этой истории я услышала недавно в Таллине. Приехала туда вечером и лишь только отошла от вокзала, как мною овладело странное ощущение нереальности, которое не может не возникнуть при встрече с этим единственным на белом свете игрушечно-царственным городом. Дома-крепости с седыми шершавыми стенами; шпили Вышгорода, устремлённые в нежное муаровое небо; гортанные возгласы птиц, гнездящихся под красными черепичными кровлями…
Ax, как носятся ласточки в вечереющем небе Таллина, Старый Тоомас на ратуше вскинул знамя своё к облакам, Я брожу по булыжникам твоих улиц кривых и опаловых, Древний город, на память, да, на память подаренный нам…
Меня уже не удивляло, что именно в этом городе живёт человек, который, вглядываясь в таллинское небо, узнал об антимирах, возможно, больше всех других людей на земле.
Густав Иоганнович Наан, известный философ, физик, математик, историк, действительный член Академии наук Эстонской ССР, высок и строен. Ему за пятьдесят, он совершенно сед. Его кабинет в издательстве «Валгус», где он принял меня как главный редактор Эстонской советской энциклопедии, по-деловому строг и просторен, обставлен, как говорится, без воображения. Ничто здесь не выдаёт романтического склада ума хозяина и неординарности его научных пристрастий.
История его жизни необычна.
Кончалась Великая Отечественная война. Шли последние бои за освобождение Таллина от гитлеровских захватчиков, и в этот опасный, таящий за каждым углом пулю город был прислан из Москвы с особым заданием молодой эстонец. Он впервые увидел Эстонию; родился во Владивостоке, учился в Ленинграде, служил в Москве. Эстонию знал только по книгам.
Он выполнил задание. После войны продолжил учёбу. На работу приехал в Таллин. Стал доктором наук, академиком, вице-президентом Эстонской академии наук.
В последние годы Наан увлечён почти фантастической проблемой антимира. Это даже для современного физика далеко не банальная сфера интересов. Но Наан и в этой области занял необычную позицию — у него своя точка зрения, свой антимир. И он не побоялся вынести его на суд одного из авторитетнейших научных собраний — семинар физиков Физического института АН СССР. Там он доложил свою точку зрения, нарисовал модель антимира, обнёс его такими прочными математическими границами, что оппоненты не смогли прорвать их своими антиаргументами и пришли к выводу, что это «чертовски уравновешенная концепция»…
В чём особенность вашей концепции? — спрашиваю Густава Иоганновича, — и что побудило вас отказаться от дираковского антимира, который в научной литературе считается классическим?
Дираковская модель антимира заманчиво проста. Она отличается от того мира, в котором мы живём, только начинкой — вещество в нём заменено на антивещество: у нас водород, там — антиводород, у нас гелий, там — антигелий и так далее. Многие физики убеждены, что теоретически такой антимир возможен. Есть даже учёные, верящие, что дираковские антимиры существуют на самом деле, таятся где-то в нашем положительном мире… Правда, неизвестно, где их искать. Впрочем, — смеётся Наан, — не беда, со временем найдутся.
Да, такое равновесие взглядов существует уже сорок лет, — замечаю я, — а гипотеза Дирака ни подтверждена, ни опровергнута. Что думаете об этом вы?
Я много лет размышляю над этой моделью. Я думаю, что реальный антимир существует, но он намного сложнее, чем дираковский: в нём не обошлось одной лишь заменой начинки.
— А разве антимир может отличаться от мира чем-нибудь ещё?
— Теоретических вариантов антимира по крайней мере семь.
Цифра семь меня озадачивает: семь тонов октавы… семь цветов радуги… семь антимиров — просто пифагорейская мистика чисел!
— Ничего мистического. Чтобы объяснить, почему вариантов антимиров семь и чем они отличаются друг от друга и от нашего мира, я напомню, чем вообще определяется положение вещей в природе: всё течёт в пространстве и времени, не правда ли? Любое тело — земное или небесное — передвигается в пространстве и существует во времени. В этом смысле ситуация одинакова и в мире и в антимире. В нашем мире все три компонента положительны — и вещество, и время, и пространство. В дираковском отрицательно только вещество, а время и пространство, как и у нас, положительны. Но может ведь быть и такое: антимир, в котором, кроме вещества, отрицательно и время. Пространство то же, что и у нас, положительное, а время течёт в обратном направлении…
— Но… это несуразно… — возражаю я. — Для этого время должно вдруг остановиться и пойти вспять? — Именно. В таком антимире человек со временем молодел бы, а разбитый стакан собирался из осколков. Это, конечно, несообразно. Но теоретически возможно. Будем считать этот случай вариантом антимира номер два (если первым считать дираковский антимир). А далее комбинация из трёх компонентов — времени, пространства и вещества — даёт остальные пять вариантов. Третий — в воображаемом антимире отрицательно не только время, но и пространство. Вещество же положительно. Четвёртый вариант: пространство отрицательно, время и вещество, как у нас, — положительны. Пятый
— время и вещество отрицательны, положительно лишь пространство. Шестой — время положительно, пространство и вещество отрицательны. — И, наконец, седьмой вариант — ваш?
— Да. В нём по сравнению с нашим миром — всё наоборот, всё обратное. В нём отрицательно и вещество, и пространство, и время. Это радикально обратный мир.
— Мир, вывернутый наизнанку, как перчатка?
— Да! Слышали французскую пословицу: чем больше перемен, тем больше всё остаётся по-старому? Так и в «моём» антимире: всё иначе, всё наоборот — время, пространство, сама материя. Но от этого фактически ничего не меняется! Всё происходит, как в нашем мире. По тем же физическим законам. Понимаете, в чём соблазнительность такой концепции? Для изучения такого антимира не нужно изобретать новые законы, новую физику. Такой радикальный антимир подчиняется известным нам законам природы.
— И такой антимир где-то возможен? — спрашиваю без всякой уверенности.
— Я верю в него, иначе не отдал бы ему столько лет. Сложнее ответить на вопрос: где он и как возник?
— Где он и как возник? — повторяю за Нааном.
— На этот счёт есть два мнения. Первое — такого антимира сейчас нет, но он был до сотворения нашего мира. Потом что-то стряслось, время остановилось, произошёл взрыв, и антимир вывернулся наизнанку.
— И обернулся нашим миром?!
— Ничего невозможного в такой ситуации нет, но как модель события она сложна тем, что не может быть описана известными теориями и законами. Известные нам физические модели здесь не работают. Для расчёта такой ситуации нужна новая физика и новая математика. Кстати, в этом тоже нет ничего принципиально запретного.
Наука прошла через многие периоды застоя, дожидаясь, когда подтянутся соответствующие области знания. И среди современных учёных есть творцы новых разделов математики и физики. Просто до возникновения идеи антимира этим работам уделялось мало внимания — было непонятно, для чего эти новые области математики нужны. А теперь они звучат по-новому.
— Итак, первое мнение — момент сотворения нашего мира был моментом гибели предшествовавшего ему антимира. А второе мнение?
— Мне кажется, что мир, вывернутый наизнанку, мироборотень существует и теперь, но существует независимо от нашего. Параллельно нам. Моя гипотеза состоит в том, что мир и антимир совсем не связаны между собой. Между ними нет никакого обмена информацией. «Курьерские поезда» из антимира могут спокойно проноситься сквозь нас, и мы этого не замечаем.
— Если с ним нет связи, как поверить в него?
— Всякая теоретическая посылка остаётся посылкой, пока не получит наблюдательного подтверждения, я согласен, — говорит Наан. — И пока существование антимира не будет как-то подтверждено, всё остаётся сказкой.
Так вы рассказали мне сказку?!
Не торопитесь…
Я возвращалась от Наана взволнованной. Вечерний Таллин только усиливал ощущение необычности. Необычности, которая поджидает нас за каждой обычной вещью!
Я не знаю, кто выдумал сказку первую, самую первую. Но мне кажется сказочным этот город и небо его. Звёзды в омуте вечности, в вас по-прежнему верую, Словно в юность далёкую окунуло меня волшебство…
