Тем временем они въехали в город. Сугробы на улицах навалило такие, что во многих местах замело даже окна, вот почему, кружа за городом, путники не могли видеть огней. В городе было потише. На улицах было пустынно, горожане сидели уже за ужином. Лишь кое-где перед домами мальчики с вертепом и с козой пели, несмотря на метель, колядки. На рынке тоже встречались ряженые, они опутались гороховой соломой и изображали медведей, а так кругом было пусто. Купцы, с которыми ехал Збышко, остались в городе, а шляхтичи направились к старому замку, где жил князь; когда они подъехали поближе, замок весело засиял перед ними своими стеклянными окнами.
Подъемный мост через ров был опущен, так как время литовских набегов миновало, а крестоносцы, предвидя войну с польским королем, сами искали дружбы с мазовецким князем. Кто-то из княжеских слуг затрубил в рог, и ворота тотчас отворились. У ворот стояло десятка полтора лучников; но на стенах и у бойниц не было ни живой души — князь позволил страже оставить посты. Навстречу гостям вышел старый Мрокота, который приехал в замок два дня назад; он приветствовал гостей от имени князя и проводил их в покои, где они могли переодеться к столу.
Збышко тотчас стал расспрашивать его об Юранде из Спыхова; Мрокота сказал, что Юранда пока нет, но его ждут, что он обещал приехать, а если бы еще больше расхворался, то дал бы об этом знать. Все же навстречу ему послали десятка полтора верховых, потому что такой метели старики не запомнят.
— Так он, может, скоро приедет.
— Может, и приедет. Княгиня велела поставить для него и панны миски за общим столом.
Хотя Збышко всегда немного побаивался Юранда, однако сейчас он обрадовался в душе и сказал себе: «Пускай делает что хочет, все равно это жена моя приезжает, супруга моя, дорогая моя Дануська!» Он не верил своему счастью, повторяя эти слова. Потом ему подумалось, что, может, она уж во всем повинилась отцу, может, он уж совсем примирился и склонился на ее мольбы тотчас отдать ее Збышку. «Сказать по правде, что ему остается делать? Человек он умный и знает, что, коли даже не захочет отдать, я все равно возьму ее, потому что мое право на нее крепче».
Переодеваясь, он расспрашивал Мрокоту о здоровье князя и особенно княгини, которую еще в Кракове полюбил как родную мать. Он обрадовался, узнав, что в замке все здоровы и веселы, хотя княгиня очень тоскует по своей веселой певунье. Играет ей теперь на лютне Ягенка, которую княгиня тоже любит, но не так, как Данусю.
— Какая Ягенка? — спросил в удивлении Збышко.
— Ягенка из Длуголяса, внучка старого пана из Длуголяса. Красивая девушка, в нее лотарингский рыцарь влюбился.
— Так господин де Лорш здесь?
— А где же ему еще быть? Он приехал из лесного дома князя и живет себе тут припеваючи. У нашего князя всегда полно гостей.
— Я буду рад повидаться с ним, это рыцарь без упрека.
— Он тоже вас любит. Однако пойдемте, а то князь с княгиней уж за стол садятся.
Они пошли в застольную. Там пылал в двух каминах огонь, который поддерживали слуги, и было полным-полно гостей и придворных. Князь вошел первый в сопровождении воеводы и нескольких приближенных. Збышко земно ему поклонился, а затем поцеловал руку.
Князь обнял его голову, затем отвел в сторону и сказал:
— Я обо всем уже знаю. Сперва я гневался, что вы сделали это без моего позволения, да ведь, сказать по правде, и времени-то у вас не было — я ведь был тогда в Варшаве и святки хотел там провести. А дело известное, коли баба чего захочет, и не думай противиться, все равно ничего не добьешься. Княгиня о вас как мать родная заботится, а мне, чем противиться, лучше ей угодить, чтобы она поменьше слез лила и печалилась.
Збышко опять земно поклонился князю.
— Дай бог, ваша милость, отблагодарить вас.
— Слава богу, ты уже здоров. Скажи же княгине, что я принял тебя милостиво, она обрадуется! Боже ты мой! Ее радость — моя радость! Юранду я за тебя тоже словечко замолвлю, думаю, он даст свое согласие — он ведь тоже любит княгиню.
— Хоть и не захочет он дать своего согласия, мое право выше.
— Твое право выше, и он должен дать свое согласие, но может не дать вам своего родительского благословения. Силой его у Юранда не вырвешь, а без родительского благословения не будет вам и божьего благословения.
Збышко, который об этом ни разу не подумал, очень встревожился. Но в эту минуту вошла княгиня с Ягенкой из Длуголяса и другими придворными паннами, и он поспешил поклониться ей; княгиня поздоровалась с ним еще милостивее, чем князь, и тотчас заговорила о том, что ждет приезда Юранда. Мол, и миски поставлены, и людей навстречу послали проводить гостей до самого замка. Ждать с ужином уже нельзя, князь этого не любит, да и гости, верно, приедут еще до конца ужина.
— А с Юрандом, — говорила княгиня, — все будет, как бог пошлет. Я либо сегодня же все ему скажу, либо завтра это сделаю после заутрени; князь тоже обещал замолвить словечко. Упрям Юранд, но не с теми, кого любит, и не с теми, кому обязан.
Тут она стала поучать Збышка, как держаться с тестем, чтобы, не приведи бог, не задеть и не прогневить его. Она надеялась, что все образуется; однако человек более искушенный и проницательный, чем Збышко, тотчас уловил бы в ее речах некоторую тревогу. Может, княгиня потому тревожилась, что пан из Спыхова был человек крутого нрава, а может, потому, что он так долго не появлялся. Метель на улице пуще свирепела, и все говорили, что если непогода застигнет кого в поле, то его ждет верная гибель; но княгине думалось, что Дануська могла повиниться во всем отцу, а тот оскорбился и решил вовсе не приезжать в Цеханов. Впрочем, княгиня ничего не сказала об этом Збышку, да и времени уже не было: слуги стали вносить кушанья и расставлять их на столе. Збышко успел еще склониться к ее ногам и спросить:
— А если они приедут, как же тогда будет, милостивая пани? Мрокота сказал мне, что для Юранда есть отдельная горница, где найдется сено и для оруженосцев. А как же?..
Княгиня рассмеялась, хлопнула его легонько перчаткой по лицу и сказала:
— Перестань! Это еще что? Ишь ты какой!
И отошла к князю, которому приближенные уже придвинули кресло. Один из них подал сперва князю плоское блюдо, полное тонко нарезанных лепешек и облаток, которыми князь должен был оделить гостей, придворных и слуг. Другое такое же блюдо держал для княгини красивый юноша, сын сохачевского каштеляна. По другую сторону стола стал ксендз Вышонек, который должен был освятить расставленные на душистом сене яства. Внезапно в дверях показался человек весь в снегу и громко крикнул:
— Милостивый пан!
— Что такое? — спросил князь, недовольный тем, что нарушается обряд.
— На радзановской дороге совсем замело каких-то путников. Надо побольше людей, чтобы отрыть их.
Все испугались, встревожился и князь и, обратившись к сохачевскому каштеляну, крикнул:
— Верховых с лопатами, живо!
Затем к вестнику:
— Много людей замело?
— Мы не могли узнать. Метель страшная. Есть лошади и сани. Много слуг.
— Не знаете, чьи слуги?
— Говорят, пана из Спыхова.
XXVII
Услыхав печальную весть, Збышко, даже не спросясь у князя, бросился в конюшню и велел седлать коней. Чех, как оруженосец благородного происхождения, находился в застольной, он едва успел сбегать за теплой лисьей шубой своему господину; будучи человеком умным, он и не пытался удержать его, так как знал, что это бесполезно, а промедление может быть смерти подобно. Вскочив на другого коня, чех схватил у привратника несколько факелов, и они тотчас двинулись в путь вместе с княжьими слугами, которых быстро снарядил старый каштелян. За воротами всадников окутала непроницаемая тьма; но метель как будто поутихла. За городом они, может, сбились бы с пути, если бы не тот человек, который первый дал знать о несчастье: при нем была собака, которая уже знала дорогу, и он быстро и уверенно ехал вперед. В чистом поле ветер снова стал хлестать в лицо всадникам, которые уже пустили коней вскачь. Дорогу замело, местами лежали такие сугробы, что приходилось замедлять бег, так как кони уходили в снег по самое брюхо. Княжьи слуги зажгли факелы и плошки и ехали в дыму и в пламени, а ветер дул с такой силой, словно хотел оторвать от смолистых щепок клочья дыма и языки пламени и умчать их в поля и леса. Путь был дальний; всадники миновали уже селения близ Цеханова и Недзбож, а затем свернули на Радзанов. За Недзбожем буря и в самом деле стала утихать. Порывы ветра были уже слабее и не несли с собою туч снега. Небо посветлело. Некоторое время еще валил снег, но вскоре и он перестал падать. Затем в разрывах туч кое-где блеснули звезды. Кони зафыркали, всадники вздохнули с облегчением. Звезд показывалось все больше, мороз крепчал. Спустя некоторое время метель совсем прекратилась.
