Проводив очередное посольство, к Арге пришёл Эрлиак и не без гордости рассказал, что получил письмо из Оэтарна. Двое священников, муж и жена, жили там в самом большом из сёл.
— Они давно оставили проповеди, — признался Эрлиак с сожалением. — Тарнийцы добрые люди, но горды до безумия, хоть это и редкое сочетание. Теперь наши Дорак и Ильмай, считай, историки и описатели земель.
— Кажется, я слышал эти имена от Риммнай.
— Не диво. Кто ещё расскажет, как люди живут бок–о–бок с драконами, завязывают с ними дружбу и даже торгуют.
— Торгуют?! — Арга очнулся от задумчивости и уставился на Эрлиака. Тот улыбнулся.
— Драконы расчищают тропы после лавин и ищут в горах потерявшихся путников, а им в благодарность за то пригоняют овец… Как жаль! Тарнийцы — единственный народ, который мог бы принять Цветение с лёгкостью, ни в чём не ущемляя себя. Их обычаи мало отличаются от наших законов. Но горцы не желают кланяться Святому Престолу и только из–за этого лишают своих внуков радости быть весенними.
— А нас — славы друзей драконов, — Арга усмехнулся. — Говоришь, у них благородные обычаи?
Ему вспомнилось, что Юмиз тоже была горянкой. И Маррен. Но то, что Маррен рассказывал о своём народе, звучало иначе.
— Драконы, коневолки и боевые псы от природы живут по законам Фадарай, — напомнил Эрлиак. — Горцы во всём подражают драконам… Ильмай записывает их песни, они очень красивы. «О златокрылая дева, тело твоё горячей магмы, взоры твои тяжелей камня, как ты паришь так легко?»
— Это о человеке или о драконице?
— Говорят, о драконице. И сочинено драконом.
Арга неверяще помотал головой.
— Если они напишут книгу… Дорак и Ильмай, хотел я сказать, а не драконы… я её прочитаю.
— Я им передам, — пообещал Эрлиак, засмеялся и ушёл к своей повозке.
Арга ездил без седла — так было теплее. К вечеру верхом на Ладри он, как обычно, проскакал вдоль растянувшегося по дороге обоза, убедился, что никто не отстал, и повернул назад. Путь вёл вверх. С часу на час передние должны были различить вдали Ледяное Дерево, а оно означало уже перевал Эленги.
Это Дерево не было ни деревом, ни горой — то был ледник. Больше всего он напоминал гигантскую реку, которая падала с вершины Эрн Эсиарн к её подножию и в единый миг вдруг промёрзла до дна. Отчего он звался Деревом, уже не помнил никто.
Арга поравнялся с повозкой Маррена, спешился и влез внутрь.
Маррен сидел, опустив голову и обхватив себя руками за плечи. Он медленно повернул лицо к Арге. За время пути явственней стало, насколько его плоть изменена магией. Кожа выбелилась до снежного оттенка и едва заметно поблёскивала, точно на ней застыли мелкие льдинки. Маррен сказал, что это от холода, и что так он меньше мёрзнет. Но холод он чувствовал и страдал от него как всякий человек. Чаша–жаровня, поставленная в повозку, выручала плохо. Аргу раздражало, что колдун сидит не шевелясь и тихо замерзает. Как–то он вытащил Маррена пройтись — и больше так не делал. Лошади шарахались от него, коневолки брезгливо фыркали, а люди смотрели косо. Ясно было, отчего колдун не хочет показываться на глаза. Арга не стал его неволить.
Он по–прежнему сам следил за тем, чтобы колдун ел и пил, и несколько раз позволил ему проспать пару часов. Но он чувствовал, что этого недостаточно. Магическая мощь — не то же, что желание жить, а жить Маррен не хотел, и холод вытягивал из его тела невеликие силы.
«Искушение?» — вспомнил Арга и усмехнулся с долей горечи. Сейчас испытывалась разве что его выдержка. Забот хватало, но он должен был помнить о Маррене, находить для него время и…
И не срывать на нём злость.
Арга не мог вспомнить, когда наложил на себя этот запрет. Слова «обязуюсь заботиться о нём» он произнёс ещё в подземельях Белой Крепости, но тогда они означали «следить, чтобы он не сдох». В Цании он был с Марреном груб и жесток, но чем дальше, тем реже. Арга понимал, что смягчился, когда перестал испытывать отвращение — он перестал злиться на колдуна за то, что вынужден иметь с ним дело. Но внутренний запрет появился позже.
Быть может, после ухода Каудрай. Ведь Маррен пытался предупредить. Просил разрешения спасти…
Скрестив ноги, Арга уселся в тесной повозке, взял Маррена за рукав полушубка и подтянул к себе. Не дожидаясь приказа, колдун послушно стащил рукавицу. Арга взял его за руку. Серебряно–белый цвет сделал кисть Маррена красивой. Арга задержал взгляд на ней: его пальцы словно оплело причудливое украшение.
— Лагерь разобьём сегодня поздно, — сказал он, — может, даже в темноте. Нужно перейти через Эленги. Дальше с каждым шагом будет становиться теплее.
Маррен слушал молча.
— Потом, — сказал Арга, — придёшь ко мне. Накормлю горячим.
— Да, Арга. Спасибо.
— Заглянешь для меня в Элевирсу?
Маррен поднял глаза. Они тоже блестели сейчас, ярко–чёрные на ярко–белом лице, как полированные камни. Колдун медленно моргнул. Арга почувствовал, что его пальцы дрогнули и сжались теснее.
— Они успокоились, — ответил наконец Маррен. — Они нашли, кому довериться, и перестали бояться. Чересчур поспешно.
— Они договорились с солнцепоклонниками, — понял Арга. — Возможно, успели принять их посольство. Я прав?
— Да, Арга. И люди с Юга уже действуют.
Арга нахмурился.
— Они вышли в поход из своих обителей? Начали упражняться с доспехами?
— И это тоже. — Маррен высвободил другую руку и распрямил длинные пальцы. Болезненно щурясь, он вытянул их перед собой. — Я вижу, что… Некая воля потянулась с Юга на Север. Огромная… и ужасная воля.
Арга вдруг почувствовал, как холодно вокруг. Слово «ужасная» в устах Чёрного Вестника звучало по–особенному весомо. Что могло устрашить Маррена? Разве только воля, подобная воле Железной Девы… «У нас много соглядатаев на южных берегах, — подумал Арга. — Могут ли у южан быть соглядатаи в наших землях? С трудом верится». Цветение обещало многое и многое дарило. Люди принимали его, ибо естественно для человека стремиться к силе и радости, желать долгой жизни своим детям. Однако столь же естественно и спасаться от страха. Чему учат солнцепоклонники? Добр их бог или зол? Чего он требует от последователей? «Я узнаю, — постановил Арга. — Но с этим позже».
— Сейчас ей противостоит воля Каудрай, — внезапно сказал Маррен.
Арга опешил.
— Что?
Колдун не ответил. Он опустил голову и прикрыл глаза.
— Каудрай мертва, — осторожно сказал Арга.
— Но не её воля, — отозвался Маррен. С виду казалось, что он погрузился в обычное своё оцепенение, но голос его звучал живо. — Она позаботилась о многом.
С минуту Арга размышлял. Сердце подсказывало ему: он слышит правду и услышит ещё. Но всё это было слишком странным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
