— Спасибо, Интико. Это мне здорово поможет. Не сказать, что я совсем на мели, но лишними эти деньги точно не будут. Ты поможешь мне получить признание короны Западной Германии от Папы?
— Считай, что ты его уже получил и не только от Папы, но ещё от Русского царя и королевы Британии, они как раз гостят у нас, в Империи, так что вы ещё увидитесь. А как тебе удалось получить признание от Франциска?
— Признаниями мы с ним обменялись. Я признал его императором Французской Империи. Не нужно было?
— Это твоё дело, Энрике, нам всё равно. Пала в Европе Священная Римская Империя, пусть там теперь будет Французская. Мы её тоже признаем, а вот с Папой пусть Франциск договаривается уже сам. У Святого Престола к нему много претензий.
— А вот это уже мне всё равно, — ухмыльнулся король Западной Германии, — я так понимаю, гостевой дворец занят. Где вы меня приютите?
— Выбирай любой из герцогских, всё равно они в Европе. Кто из них тебе больше понравился? Вот ему и окажи честь.
— Думаешь, это честь, поселиться в доме, в отсутствие хозяина?
— Конечно. Не сомневайся в этом. Оставишь там свою фотографию, с благодарственной надписью за гостеприимство. Эта фотография ещё и семейной реликвией станет.
— Тогда я поживу во всех трёх, по очереди. Не хочу никого из них обижать. Что у вас нового? Есть новые певицы?
— От блуда, детородный орган стачивается, Энрике, — с улыбкой предостерёг молодого коллегу вице-император, — если будешь слишком усердствовать — может и вовсе отвалиться.
— Не пугай, — улыбнулся Савелий, — Эль Чоло шутит, Энрике. У настоящего мачо, орган от этого только крепче становится, с каждым разом. Новые певички есть, как не быть. Испанка Шакира и француженка Эдит Пиаф. С какого творчества начнёшь знакомство?
Интерлюдия. 25 ноября 1529 года.
Король Португалии, Жуан Третий Ависский, очень впечатлённый рассказами адмирала, теперь увы, адмирала Империи Инков, герцога Васко да Гама де Гоа, графа де Видигейра, о возможностях новых кораблей флота Португальского королевства, решил лично поучаствовать в кампаниях по высадке десантов на Корсике и Сицилии.
В Португалии задержались на полтора месяца, до конца сентября. Собирая и вооружая войска под Лиссабоном (хорошо хоть подготовку они прошли заранее, хоть и с одним ружьём на десятерых, но обращаться научились все), инспектируя флот, очень воодушевившийся, при виде такого грозного пополнения, и, вернувшегося к командованию, легендарного адмирала.
Капитанами-стажёрами на «Жуана Третьего» и «Васко да Гаму», герцог де Гоа назначил своих сыновей — второго и третьего, дона Эштевана да Гама и дона Криштована да Гама, а вице-адмиралом, командующим эскадрой из двух с половиной сотен транспортов (каракк и каравелл) с десантом, старшего сына, дона Франсишку да Гама.
Боевая ударная эскадра вышла в море тридцатого сентября 1529 года, в неё, самый старший да Гама включил только двенадцать новых галеонов. Все двенадцать, которые успела построить Португалия. Королевство оставалось практически беззащитным, без флота и армии, но риск этот сочли оправданным. На севере серьёзных вражеских сил нет, если и успели построить французики пяток корабликов, то высадить они смогут тысячу, много полторы, а с такой мелочью разберутся старики из гарнизонов и дворянское ополчение.
«Главные силы врагов в Средиземной луже, а оттуда мы вряд ли кого-нибудь выпустим, ваше величество».
Свой штаб, в который он включил и короля Жуана Третьего, адмирал разместил на «Жуане Третьем», вот и получился «Жуан в Жуане», для одних — повод гордиться, а для других — гордясь, шутить.
Ударную эскадру, герцог де Гоа повёл у побережья Африки и не ошибся. Первыми ему попались четырнадцать разномастных кораблей султана Алжира, Хайреддина Барбароссы. Как такового боя не получилось, алжирцы сначала бросились в атаку, и потеряли в этой атаке шесть кораблей, даже не приблизившись на дистанцию пушечного выстрела, из своих «допотопных» (по определению императора) бронзовых орудий, а потом попытались сбежать, но разве сбежишь на старых корытах от «винджаммеров»? Подняли ещё парусов, оторвались от своих галеонов, как от стоячих. Алжирцев нагнали всех, ещё двоих потопили, а шестеро сдались на милость победителя. Первый улов. Ливров по двести пятьдесят-триста эти лоханки стоят, так что четверть цены одного из «винджаммеров» уже вернули в казну. Ну, пусть не четверть, а пятую-шестую часть, морякам ведь тоже призовые положены, но это ведь только начало.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пока шли до Сицилии, перехватили ещё три эскадры, ещё одну алжирскую и две венецианских, число трофеев увеличилось до двадцати одного, в том числе на шесть новеньких республиканских галеонов, стоимостью по две тысячи французских ливров серебра. «Жуана Третьего» уже окупили, а ведь основная кампания ещё даже не началась, это по пути насобирали, между делом, как грибы, по дороге на охоту.
Возле Сицилии повстречали османскую эскадру. Обстреляли издалека, демонстрируя свои возможности, одну из османских шхун подожгли, остальных развернули на восток, преследовать не стали, император рекомендовал воздерживаться от нанесения серьёзных обид собственному флоту Османской Империи (алжирцы не в счёт). Не послушаться советов своего императора, адмирал, герцог Васко да Гама де Гоа, граф де Видигейра не мог, даже если бы король приказал атаковать, но Жуан Третий, разумеется, такой глупости не приказал. Он вообще ничего не приказывал, только учился у моряков и наслаждался победами.
Эскадру транспортов с десантом, ведомую вице-адмиралом, доном Франсишку да Гама, дождались возле западной оконечности Сицилии и повели к Палермо. Десант высаживали прямо в порту, сразу подавив все артиллерийские батареи огнём «Жуана Третьего» и «Васко да Гамы». Отличные снаряды для этих целей придумали имперцы, не пришлось вскрывать валы укреплений, сделали по паре залпов шрапнелью над позициями и всё. Кого прямо там не убило, сбежали впереди собственных воплей ужаса.
Через неделю, точно так же высадили ещё один пятнадцатитысячный корпус в Катании, тоже прямо в порту, с комфортом разгрузились на причалы, как «белые люди». Ещё через две недели, пятнадцатитысячный корпус высадили в корсиканском Аяччо, после чего зашли на Сардинию, за водой и частью размещённых там войск. Держать целых двадцать тысяч, на уже покорившемся острове, не имело никакого смысла, поэтому десять загрузили на эскадру дона Франсишку да Гама. Десять с Сардинии и пять из Португалии — целый армейский корпус взял с собой адмирал, герцог де Гоа, для нанесения ответного «визита вежливости» в Венецианскую Республику. Ответного, за разграбление союзной Барселоны. Пусть и не самой Барселоны, а её предместий и окрестностей, пусть это Арагонскому королевству уже ничем не поможет, пусть…
Как сказал император: «Мстить нужно не ради удовлетворения собственной злобы, а чтобы молодцам впредь неповадно было». Мудрейший человек, хоть и молодой совсем ещё. А может и не молодой, может и не совсем человек, но это уже неважно, главное здесь — мудрейший, а этого уже никто оспорить не сможет, при всём желании.
Основные силы Венецианского флота, «домашнюю» эскадру Адриатического моря, в составе шестидесяти семи вымпелов разного класса, повстречали на траверзе Анконы. В ударную эскадру адмирала, герцога де Гоа, теперь входили сорок девять кораблей, но шли они очень широким фронтом, поэтому с венецианцами столкнулись левым крылом, которое вёл сам адмирал. Здесь «Жуан в Жуане» впервые попал под обстрел и даже получил лёгкое, но очень живописное ранение — отколовшейся от фальшборта деревяшкой, ему расчертило лоб напополам, да хорошо так расчертило, с рваными краями раны — шрам получится на загляденье, певички в Маракайбо будут млеть от одного его героического вида.
В этом бою случились и первые потери — два галеона и шесть единиц старья (шхун, каравелл и каракк), но и призы получили соответствующие. Сдались двадцать шесть республиканских кораблей, из которых одиннадцать новейшие венецианские галеоны. Лучшие галеоны, чем пока может строить сама Португалия, стоит это признать. «Жуан Третий» и «Васко да Гама» себя окупили уже в полуторном размере, только за счёт морских призов, не считая будущих трофеев с Сицилии и Корсики, а ведь кампания ещё не закончилась, можно сказать — только-только во вкус вошли.
