От возраста и образования зависит не только степень терпимости, но и понимание природы гомосексуальности. В опросе ВЦИОМ в мае 1998 г.(его данными открывается эта книга) только 18,3 % россиян признали гомосексуальность «сексуальной ориентацией, имеющей равное с обычной право на существование». Но среди людей от 18 до 39 лет так думают 31 %, а среди тех, кто старше 55 лет — 3,7 %, почти половина из них считает ее «распущенностью, вредной привычкой».
Понятно, что договориться между собой эти люди не смогут. Не в силах убедить молодежь, сторонники насильственных, авторитарных методов пытаются прибегнуть к силе, восстановить цензурные гонения и прочее. «Народно-патриотический» фронт кликуш и лицемеров сейчас агрессивен, как никогда.
Но время работает против них. Что бы ни происходило в обществе сегодня, в долгосрочной перспективе его лицо будут определять более молодые и образованные люди, которым идеология аятоллы Хомейни, даже в православно-коммунистическом варианте, несозвучна. Не потому, что им нравится однополая любовь — большинству людей она чужда и непонятна — а потому что они не видят в ней угрозы.
А вместе с ростом социальной терпимости будет меняться поведение и самосознание геев и лесбиянок. Любое угнетенное меньшинство противопоставляет тезису о своей неполноценности антитезис о своем превосходстве. Но эту идею мало кто принимает всерьез.
В опросе ВЦИОМ (май 1998 г.) с мнением, что гомосексуальность «признак особой одаренности, таланта» согласились только 0,5% опрошенных (лишь в группе 18–24-летних эта цифра повышается до 2,1 %, причем некоторые, возможно, ответили так из озорства). Это значительно меньше самого минимального числа геев и лесбиянок в обществе.
От того, что ты спишь с мужчинами, ты не станешь ни Александром Македонским, ни Чайковским, ни Кузминым. Творческие потенции доказываются не в постели.
Дело вообще не в уровне притязаний, а в понимании множественности своей индивидуальности. Людям викторианской эры было мучительно трудно принять свои гомоэротические наклонности, поэтому они старались преуменьшить их значение. В середине XX в. маятник качнулся в противоположную сторону: сексуальная ориентация превратилась во всеобъемлющую гей-идентичность. Человек начала XXI в. может позволить себе быть множественным и разным, не задаваясь вопросом «почему?» и не нуждаясь в том, чтобы втискивать себя в прокрустово ложе однозначных и жестких определений.
Нежелание российских законодателей расстаться со знаменитым «пятым пунктом» советского паспорта коренится вовсе не в развитом национальном самосознании, а в его слабости и в желании подкрепить свою проблематичную (чего в ней только не намешано!) этническую идентичность административно, отмежевавшись от инородцев.
С сексуальной ориентацией дело обстоит принципиально так же. Осознание ее многомерности влечет за собой не столько рост поведенческой или идентификационной бисексуальности, сколько нежелание категоризировать себя и других по этому признаку.
Инаколюбящие, как и инакомыслящие, образуют особую категорию только там, где есть подразумеваемая обязательная норма для «таколюбящих» и «такомыслящих». По мере того, как ослабевает социальная необходимость что-то скрывать, уменьшается потребность притворяться, изображать и демонстрировать. У однополой любви становится больше индивидуальных «ликов» и значительно меньше — стандартных «масок». Тех, кого это не устраивает, надо просто посылать по известному адресу, который, между прочим, тоже имеет сексуальные коннотации.