я, подложив их под лоб, уперся головой в мягкий ковер. Веко было глубоко рассечено и свисало на глаз. В кабинете работала оперативно-следственная группа, они фотографировали расположение предметов, снимали отпечатки со стола, ручек. Сняли и наши, испачкав пальцы оранжевой подушечкой.
– Максимум – свидетели, – буркнул Бегемот и тут же получил легкий пинок и приказ молчать. Я понял, о чем он: если ни у кого нет особых планов на наши судьбы, мы просто выйдем из этого дела. В отличие от чиновников мы не были ответственными лицами, а сам факт дачи взятки еще следовало доказать. Я лишь надеялся, что главной целью был вице-мэр, и сейчас меня куда больше беспокоили ждавшая в роддоме жена и состояние ребенка. Я вполне мог попасть на неопределенное время в следственный изолятор, и непонятно, как скоро смог бы установить контакт с внешним миром…
Однако все получилось проще. Спецназ передал нас полиции, с ними мы вышли на улицу. Закрывая лица, мы продирались через журналистов, работников городского совета, уже несколько часов стоявших на улице, и просто зевак, глазевших на скопление спецтранспорта. На небольшом фургоне нас увезли в следственное управление, где мы сразу дали пояснения. Мы не стали вызывать адвоката и, не сговариваясь, рассказали, что знакомый бизнесмен попросил передать пакет в мэрию. Впрочем, парни действительно знали немного, а следователю были известны все детали, даже прозвище «бушлаты» – либо бизнесмен был подставной, либо всю эту историю подробно вели с самого начала.
Впрочем, возле управления дежурил наш товарищ-юрист. Он узнал об этой истории, сразу же выяснил, куда нас увезли, и примчался на всех парах. Следователь предложил готовую версию, согласно которой я показывал, что по указанию третьего лица должен был отвезти означенную сумму вице-мэру – он и был главной целью. Поэтому по делу мы действительно прошли как свидетели, с ограничением права выезда на время досудебного следствия, впереди же было еще несколько допросов и суд. Теперь в определенное время каждый день я должен был находиться дома и отвечать на телефонный звонок или ждать участкового, который мог зайти с девяти до одиннадцати вечера – так проверяли выполнение условий моей подписки о невыезде, ну а в случае нарушения мне грозило заключение под стражу.
Около трех часов ночи мы получили по описи свои личные вещи, и, в нарушение многих процедур, нас отпустили. Мы вышли на улицу перед следственным управлением. «Благодарите Седого – вы просто еще нужны ему», – сказали нам полицейские на прощание, и мы вновь пришли к выводу, что бизнесмен был подставным.
У меня был сломан нос. Бровь была почти полностью вырвана: перед тем, как вывести нас из мэрии, глаз мне заклеили просто скотчем, и уже у следователя ее сорвали вместе с куском липкой ленты, чтобы наложить нормальный пластырь.
– Ну что-о-о, сегодня без дра-а-аки? – передразнил бизнесмена племянник. Я чувствовал вину перед парнями за то, что втянул их в эту историю, хотя их взгляды говорили, что этого вовсе и не нужно. Телефон почти разрядился и моргал невероятным количеством звонков и сообщений. Юрист сухо расспрашивал нас о деталях и соблюдении наших прав. Несмотря на поздний час, я набрал врача.
– Извините, у меня неожиданные…
– Да знаю я, такая шумиха, – сказал он ничего не выражающим тоном, и этого я боялся больше всего: история получила громкую огласку.
– Я сделал что мог, – продолжал он, – но прогнозы неутешительные… С вашей женой все в порядке, а вот ребенок находится в опасности – нужно оборудование, специальные медикаменты…
– Что, что можно сделать? – перебил я его. – Говорите любые варианты!
– Ну… – он запнулся, – два месяца назад у меня был подобный случай…
Вариант был: спецрейсом отправить ребенка с матерью на сохранение в другую страну. Сам перелет стоил около тридцати тысяч, со связями врача – дешевле. Затем – до двух тысяч в месяц. По словам нашего юриста, домашний обыск нам не грозил, значит, деньги были в сохранности. Тем более что не все сбережения были спрятаны в моих квартирах. «Почти вся индустрия этой небольшой страны работает на сферу здравоохранения, и врачи там – лучшие в мире», – уверял меня доктор. Мы договорились обсудить детали утром: нужно было говорить с директором аэропорта, а врач обязался связаться с зарубежными коллегами. Еще я должен был поскорее перечислить значительные задатки, а по возможности – и полностью оплатить указанные суммы.
– Как она?
– Ну… У нее в палате есть телевизор… – коротко обронил врач.
– Понял, сейчас буду звонить! – Не дожидаясь ответа, я скинул разговор и набрал ее номер. Она долго не отвечала, потом я услышал, как сняли трубку, какие-то щелчки – судя по всему, она уронила телефон – и потом ее надрывные интонации:
– Да! Да! Это ты? Ты в порядке?
Я ответил, что в новостях все сильно преувеличено, а со мной все в порядке.
– Врач советовал, и мы решили, что нужно отправить тебя с дочкой за границу.
Она живо принялась обсуждать это, подразумевая, что мы отправимся втроем, и как здорово это будет, несмотря на то что там очень жарко, а мне сейчас лучше поскорее уезжать отсюда. Я с удивлением слушал ее: никогда раньше она не была такой эмоциональной: ее апатичность, которая порой меня просто бесила, будто смыло этим потоком переживаний. Я почувствовал новый прилив нежности к ней.
– Я не смогу улететь с вами: из-за истории со взяткой я дал подписку о невыезде.
– Как, совсем? А потом, потом ты ведь приедешь?
– Конечно, как только меня выпустят из страны!
– Хорошо, мы будем ждать тебя…
И теперь ее проснувшиеся эмоции показались мне просто радостным оживлением перед предстоящей поездкой…
– Говорят, преступники всегда возвращаются на место преступления, – задумчиво обронил Бегемот, когда юрист привез нас обратно. Наши мотоциклы перетащили на парковку у совета: когда-то в другой жизни я после совещаний выходил сюда к машине. Мы хохотали.
– Шлепнем понемногу? – наивно спросил племянник.
Правоохранители оказались на редкость добросовестными – в конце концов, они ловили крупную рыбу, поэтому вернули нам все, что было в карманах. Мы подстроили зеркала, которые свернули в сторону, пока таскали наши мотоциклы. Охранник на парковке вышел из своей сторожки, но подойти не решался. Я не мог надеть шлем – конструкция на глазу была слишком объемной, да и нос был размером с голову. С рычанием моторов мы пронеслись мимо шлагбаума, остановились у небольшого магазина, выбрали бутылку и поехали в парк; и это уже было нарушением установленных процедур – сейчас нам следовало отправляться по указанным в анкетах домашним адресам.
– Так
