которые вдвое младше. Игорь – просто жалкое подобие мужчины, которое наделено силой, но совершенно обделено разумом. И что только в нем нашла моя бестолковая мать?
Однако, вопреки моим опасениям, Глеб все же поднимается на ноги. И, надо заметить, довольно быстро. Его лица я не вижу, но, кажется, парень дико зол – не проходит и секунды, как он делает рывок и с безудержной яростью набрасывается на Игоря, припечатывая его к стене. Наносит удар за ударом, пока отчим безуспешно пытается перехватить инициативу в свои руки.
Завязывается самая настоящая драка, от которой хлипкое крыльцо нашего потрепанного дома буквально ходит ходуном и, кажется, вот-вот развалится. Превосходство Игоря в массе и силе очевидно, но Глеб быстрый и верткий, поэтому его не так легко прижучить. Бестужев уже весь в крови, но и отчиму нехило досталось. Наверное, он впервые сцепился с тем, кто не побоялся дать ему отпор.
Я не знаю, чем бы кончился этот беспощадный мордобой, если бы на пороге не показалась моя мать, вероятно, встревоженная шумом. Она распахивает дверь и, увидев сцепившихся Игоря с Глебом, принимается истерично голосить во все горло. Что-то вроде: «Помогите! Моего мужа убивают!»
Нет, вы только посмотрите на эту предательницу! Когда этот подонок ее дочь по щекам лупит, она молчит! А когда ненаглядному Игорю в рожу прилетает, сразу голос прорезается! Руками машет, выпит… Вон, даже слезы на глазах проступили. Ради Игоря она, должно быть, и на амбразуру ляжет, ведь он ей так дорог. Не то, что я.
– Пошел вон отсюда, щенок! – Игорь хватает Глеба за шкирку и грубо вышвыривает его с крыльца. – Еще раз тебя здесь увижу – закопаю, понял? Гнида малолетняя!
– Гнида – это ты, – гневно цедит парень, отхаркивая кровь. – И за свои действия ответишь.
– Ты мне угрожать будешь, сопляк?
Отчим шагает вперед с явным желанием продолжить драку, но мать, испуганно всхлипывая, повисает у него на плече.
– Скоро ты убедишься, что это не просто угрозы, мразь, – негромко, но очень четко произносит Глеб.
А затем берет меня за руку и, не оборачиваясь, устремляется прочь.
* * *
– Ну как ты, Глеб? – спрашиваю я, когда мы удаляемся на приличное расстояние от моего дома.
Становлюсь напротив и с нежностью заглядываю в окровавленное лицо парня. Внутри меня бушует стихия: хочется повиснуть у Глеба на шее, стиснуть его в объятьях до хруста костей и бесконечно повторять пылкое «люблю». Вслух я этих слов еще не произносила, но про себя не раз об этом думала.
Бестужев – один из тех парней, в которых влюбляешься незаметно. Сначала вроде корчишь из себя гордую до небес, твердишь, что он тебя недостоин, а потом бац – и в один прекрасный момент понимаешь, что не можешь без него жить. Что без его незатейливых сообщений утро не будет добрым, а ночь не будет спокойной, если он не позвонит и не пожелает сладких снов.
А еще я с ума схожу от того, как он на меня смотрит. В его взгляде столько восхищения, столько нежности и обожания, что я начинаю ощущать себя не такой уж несчастной оборванкой. Во мне пробуждается давно уснувшая вера в то, что в жизни все необязательно должно быть плохо. Ведь может же брезжить свет в конце тоннеля, верно?
Так вот, Глеб и есть мой свет. Я клею им свои раны, как пластырем, и боль, с которой я уже привыкла жить, отступает. Он – моя панацея. Облегчает страдания одним лишь прикосновением грубоватых пальцев, одним лишь взглядом. Одним лишь тихим «ты мне так нужна», брошенным на выдохе в момент страсти.
Мне хочется расцеловать Глеба, но я ограничиваюсь лишь осторожным поглаживанием. Боюсь ненароком навредит парню, ведь на его лице вовсю цветут синяки и ссадины. А многострадальная скула и вовсе рассечена. Как бы зашивать не пришлось…
– Может, в травмпункт? – предлагаю я, подступая ближе. – Выглядишь фигово. Думаю, и чувствуешь себя не лучше.
Осторожно касаюсь шеи Глеба и с наслаждением вдыхаю его запах. Есть в нем что-то дурманящее и вызывающее легкие спазмы в самом низу живота. Это именно та наркотическая тягучая нота аромата кожи, которая, смешиваясь с запахами табака, крови и ментола, проникает в вены и вводит в гипнотический ступор. Мозг засыпает, а первобытные инстинкты, напротив, обостряются.
– Не надо, я в порядке, – ловит мои пальцы и подносит их к губам, обдавая кожу жарким дыханием. – Пошли ко мне, а?
– К тебе? – приподнимаю брови. – А как же мама?
– На работе, – отзывается он, покрывая мягкими поцелуями мою ладонь. – Будет только ближе к ночи.
Я замираю, обдумывая его предложение и терзаясь пресловутым «и хочется, и колется», а Глеб тем временем продолжает:
– Нам надо поговорить, Стелла. По-взрослому.
– В смысле? – уточняю взволнованно.
Отчего-то фраза «по-взрослому» меня пугает.
– В прямом, – он не отводит от меня глаз и, кажется, смотрит прямо в душу. – Я не могу сделать вид, что ничего не видел, – осторожно ведет указательным пальцем по моему подбородку, обрисовывая очертания ссадины, за которую нужно «благодарить» Игоря. – И бездействовать тоже не могу.
– Ох, Глеб…
– Пойдем, – он снова сжимает мою ладонь. – Нам правда есть, что обсудить.
Если честно, обсуждать случившееся мне не очень хочется – слишком уж стыдно и неприятно. Но, не смотря на внутреннее сопротивление, я все равно послушно иду за Глебом.
Глава 60
Стелла
Когда мы заходим к Глебу домой, он первым делом идет на кухню и ставит чайник кипятиться. Он всегда так делает, причем совершенно неосознанно, на уровне давно выработанной привычки. Для него горячий напиток – это что-то вроде неотъемлемой части уюта и доверительной атмосферы, которую парень всегда стремится воссоздать. Глеб очень гостеприимный, поэтому, находясь на его территории, я чувствую себя расслабленно и комфортно. Гораздо комфортней, чем на своей собственной.
– Надо раны обработать, – вздыхаю я, прислоняясь плечом к стене. – Дай аптечку.
– Брось, дерзкая, сами заживут, – отмахивается он. – И вообще, мужика красят шрамы. Слыхала о таком?
Кинув на меня косой взгляд, он ухмыляется, а секундой позже морщится от боли. Подбитая скула не на шутку распухла и явно доставляет парню массу неприятных ощущений.
– Хватит геройствовать, Бестужев, – говорю строго. – Если не обработать у тебя будут не просто шрамы, а воспаление на пол-лица.
– Ладно-ладно, – ворчит Глеб, споласкивая руки. – Аптечка вот здесь, – указывает на верхний ящик кухонного гарнитура. – Только учти: я плохо переношу боль.
– И поэтому дерешься чуть ли не каждый месяц, – с иронией подхватываю я.
– Тут другое, – поясняет он, садясь на стул и послушно подставляя мне лицо. – Во
