Я заметался, хватал еще книги и еще – ни одна не подсказала мне хотя бы, как вызвать Бальтазарра Эста, а я был готов и на это. Потом я вдруг наткнулся на томик, написанный обычным языком, и поспешно стал его просматривать – но это была не магическая книга. Это был просто какой-то роман.
Я впал в отчаяние, уронил книгу на ковер и прислонился спиной к шкафу. Хрипло вздохнул запертый клавесин; съежившись, подрагивал стеклянный глобус на большом столе, жался в углу маленький круглый столик, испещренный магическими символами, и на него упал широкий солнечный луч, а в луче…
В луче лежал Медальон Прорицателя – горящий золотом. Горящий золотом, чистый, ясный, и яркий солнечный зайчик, отражаясь от него, улегся на потолок.
Меня прошиб пот, и комната перед глазами на секунду потеряла резкие очертания – будто через мокрое стекло.
А потом я решился подойти.
Золотая цепь, золотая пластинка со сложной фигурной прорезью. Я протянул руку – и отдернул. Протянул еще раз, коснулся срезанного уголка – солнечный зайчик на потолке дрогнул и замер опять.
Я заплакал. Плача, осторожно взял медальон за цепочку и на вытянутой руке понес к Ларту.
Я стучал в дверь, всхлипывал и кричал:
– Хозяин! Она ушла! И ржавчина ушла, хозяин! Пожалуйста, откройте! Пожалуйста!
Ответа не было.
Потом я спиной почувствовал чье-то присутствие – и обернулся. Я надеялся, что это Кастелла – но это был Март, ее муж. Он стоял внизу, у основания лестницы, и осторожно прижимал к груди большой сверток.
Несколько минут мы просто смотрели друг на друга, потом он вздохнул и спросил негромко:
– Что… Чем я могу… Кастелла?
Я посмотрел на дверь кабинета. Дверь была испорчена ударами моих башмаков, и ни звука, ни дуновения не долетало изнутри.
Я поднял перед собой руку с медальоном, как это любил делать Орвин. Пластинка медленно поворачивалась на цепи.
– Она… – сказал я Марту. – Вам лучше… Подождать ее в прихожей.
Сверток у него в руках шевельнулся, он крепче прижал его к себе.
– Что здесь… произошло? – спросил он неуверенно.
Я стоял на верхней площадке лестницы, он – на нижней, он прижимал к груди ребенка, я держал перед собой медальон.
– Здесь… кажется, спасли мир, – сказал я горько.
Кастеллу мы нашли в прихожей; она стояла, подставив лицо тонкому магическому Лучу, пробивавшемуся с потолка. Увидев Марта, шагнула вперед; лицо у нее было такое, будто она собиралась заплакать и расхохотаться одновременно. Март остановился, не говоря ни слова. Кастелла подошла, приняла у него ребенка, откинула пеленки, прикрывающие головку. Я увидел его – удивленного, благожелательного, радостно потянувшегося к матери, пытающегося высвободить ручки из тесного одеяла. Я посмотрел на Марта – тот прятал глаза. Я оставил их одних и неверными шагами двинулся в большой зал.
Свечи догорели. Ильмарранен, человек-легенда, сидел в кругу и смотрел на меня. Совсем как тогда, в прихожей.
– Дамир… – сказал он с подобием усмешки. – Как мы всегда… одинаково встречаемся.
Я подошел, стараясь не наступать на меловые линии, и протянул ему медальон. Он неверными пальцами взялся за цепочку, поднес к глазам:
– Что это? Медальон Орвина? Почему?
– Орвин погиб, – сказал я.
Он нахмурился. Опустил голову. Подумал, снова посмотрел на меня – вопросительно.
– Вы живы, – сказал я почти что с упреком. – Орвин умер, а мой хозяин умирает… Может быть, уже…
– Уймись, – сказали у меня за спиной.
Марран, не видя уже меня, напрягся вдруг и поднялся – с усилием. Я медленно оглянулся.
– Ларт… – прошептал Марран.
Хозяин стоял, тяжело привалившись к дверному косяку. Половина лица его была скрыта повязкой. Единственный глаз смотрел сквозь нас.
– Ларт… – Марран шагнул вперед, еще шагнул, приблизился к Легиару, остановился в нерешительности. Так они стояли друг против друга – молча, горестно, неподвижно.
Потом Марран вздохнул и протянул Ларту на ладони золотой Амулет Прорицателя.
У Легиара дрогнули губы; ожил единственный глаз, раскрылся широко-широко, как у мальчика, впервые увидевшего на ярмарке обезьянку. Ларт покачнулся, я хотел было поддержать его – но он раздраженно отодвинул меня локтем:
– Успокойся… Я еще в состоянии держаться на ногах…
Принял у Маррана Амулет, потрогал ногтем, оглядел придирчиво – нет ли где ржавого пятнышка… Пятнышка не было.
– Небо, – сказал Легиар.
Медальон выскользнул из его ослабевших пальцев и, тонко прозвенев, упал на пол. Я нагнулся было – поднять, но чья-то рука в перчатке опередила меня. Бальтазарр Эст!
Появившись внезапно и ниоткуда, он стоял теперь между Лартом и Марраном, держа медальон за цепочку. Золотая пластинка раскачивалась взад-вперед, выписывая в воздухе светящуюся дугу.
Все молчали, потом Эст проговорил негромко:
– Так, значит… – и снова: – Значит, так…
Потом обернулся к Ларту:
– Но можем ли мы быть в безопасности, пока существует Дверь и Привратник жив?
Он обратил на Маррана невыносимо тяжелый взгляд. Тот отозвался негромко, не опуская глаз:
– Убить меня может только один человек, Аль. Только один человек имеет на это право.
Ларту, кажется, стало хуже. Он побледнел еще больше и стиснул зубы. Я подскочил – он не стал отстранять меня, а мертвой хваткой вцепился мне в плечо. Так мы стояли несколько долгих минут, пока не унялась его боль.
– Аль, – сказал Ларт шепотом. – У меня нет сейчас сил на тебя. Пожалуйста, уйди.
Эст помедлил, холодно пожал плечами и уронил медальон на поверхность круглого столика. Шагнул к окну, будто собираясь выпрыгнуть.
– Аль, – сказал Марран.
Тот замер, не закончив движения. Ждал, не оборачиваясь.
– Не было пари, Аль. Была глупая шутка.
Бальтазарр Эст повернул к нему голову, сказал после паузы:
– Что теперь… Было – не было… Дурак ты, Марран, и не поумнел… Открывать надо было, такой шанс тебе… – и осекся. Опустил голову. Пробормотал с полусмешком: – М-на, такое приключение сорвалось… Не довелось узнать, чего старушка Третья от нас хотела…
Марран шагнул было к нему – Эст свирепо вскинулся. Крепко сжал узкий, как лезвие, рот. Кивнул Ларту, длинно посмотрел на Ильмарранена, обернулся лохматой вороной и с пронзительным карканьем вылетел в приоткрытое окно.
Хозяин перевел дыхание и ослабил хватку на моем плече. Марран стоял, потупившись, и слушал, как ветер хлопает оконной рамой.
…Он слушал, как ветер хлопает оконной рамой, и кожей чувствовал взгляд Легиара. Полустерлись меловые линии на полу, лужицами воска застыли догоревшие свечи, а в углу у окна, там, куда не достигала скомканная на подоконнике портьера, виднелось бледное чернильное пятно – много лет назад Марран запустил чернильницей в большую серую мышь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
