испуганно обернулась.
Позади нее стоял инквизитор в своем боевом облачении, в его руках блестел прямой полуторный меч, отражая пламя, которое поедало дома.
— Это вы сделали с моим мальчиком? — Анна попыталась спрятать сына за своей спиной.
— Ты справилась, но дальше ты мне будешь только мешать. — отец Константин и не думал отвечать на ее вопрос. Одним взмахом меча он отрубил голову Анны, и выхватил из ее рук Кая, чтобы на него не попала кровь.
Мальчик пришел в себя почти на выходе из горящего города.
— Что произошло? — Кай не понимающе вертел головой по сторонам.
— На город напала Безумная тварь. — ответил отец Константин. — Я не усел вовремя убить ее, выжил только ты.
— Мама… — на глазах мальчика мгновенно проступили слезы.
Плакал он не долго и уже за городом Кай посмотрел на отца Константина твердым взглядом.
— Возьмите меня в ученики. — твердо сказал он.
— Хорошо, — кивнул головой отец Константин, — с этого дня ты будешь другим человеком, а твое имя теперь Александр.
— АААА! — закричал отец Александр.
Скит, Мор и Бьёрн отскочили в сторону. Снег под инквизитором начал таять, словно там горел огонь. Отец Александр начал изменяться. Его волосы загорелись, словно с его головы стекала лава. Она же текла из его ран вместо крови, но быстро прекратила, ведь его раны затянулись. Клинок Света покраснел, по его лезвию потекло пламя. Одежда на инквизиторе загорелась, мгновенно пропадая и оголяя тело инквизитора, но было видно, что его ничуть не беспокоит Северный мороз. В глазах его горело пламя ярости, вокруг запястий, словно наручи, проступило пламя, и такое же пламя словно броня появилось на ногах и поясе отца Александра.
Он продолжал кричать еще минуту, затем встал и одним взмахом меча отправил огненный прочерк в сторону аватара Тимория. Аватар распался на части, но огненный серп не остановился и продолжал сеять смерть дальше, убивая всех кого встречал на своем пути, уходя в лес и срубая деревья.
— Я уничтожу тебя Тиморий! — заорал отец Александр, а от его крика в стороны прошлась обжигающая аура растапливая снег, плавя оружие и сжигая волосы на тех, кто не успел защититься от ауры взбешенного инквизитора.
Отец Александр потерял интерес к происходящему на поле боя, развернулся и пошел в одному ему известную сторону. Сначала Скит спокойно выдохнул, потому что такого монстра он бы точно не победил, но в следующее мгновение его сердце пропустило удар. Медведь почти разрубленный пополам ударом инквизитора завалился на бок, его могучее сердце выталкивало кровь на снег. Мгновение спустя со стоном боли на снег упали все северяне.
Глава 20
Бьёрн упал с криком боли на губах. Он дергался в конвульсиях, его тело менялось обрастая шерстью и возвращаясь к норме. Его мышцы разбухали почти лопаясь, а спустя мгновение он становился таким же тощим, каким был Скит, когда впервые пришел в себя в этом мире. И это происходило не только с Бьёрном, все северяне сейчас кричали и корчились от боли. Их тела ломало, а затем возвращало в норму.
— Что происходит? — Мор со страхом смотрел на происходящее.
Скит впервые видел такой испуганный взгляд у Мора, даже когда его собственный отец пытался принести Мора в жертву Ан'Гасиоху, тогда лежа на жертвенном камне Мор был спокоен, а сейчас в его глазах был настоящий, животный страх. Кто-то из инквизиторов бросился атаковать беспомощных противников, но не смог отойти от своего жреца Света, весь Север вел себя также, как и упавшие северяне. Скит опомнился и посмотрел Взглядом Сути, и увиденное расставило все по своим местам. Скит уже давно знал, что сила духа идет не от бога к людям, а наоборот. Но теперь, когда Медведь умирал, сила которую он собирал, оставалась в неподготовленных к такой мощи телах. Сыны Севера не умерли только потому, что остатки сознания Медведя держались, он отказывался умирать, удерживая свое сознание силой Воли. Скит растворился в молнии, оказавшись возле бога Севера, наклонился пытаясь придумать как помочь Медведю, но его рана была слишком ужасна, его тело было разрублено почти пополам.
— У… — еле слышно, почти одними губами пытался сказать Медведь. — У меня… нет… до… домена. — договорил Бог Севера.
Его сознание почти покинуло тело. Скит понимал, времени у него осталось совсем немного, и Медведь жив только благодаря своей невероятной силе Воли. Что он хотел сказать Скиту? Пожаловаться? Ничего глупее Се Шандину в голову еще не приходило.
— Ву! — Скит завертел головой в поиске огромной обезьяны. — Энма! — Прибытие Энмы ознаменовал взрыв снега. Огромная обезьяна оказалась рядом одним прыжком. — Если у бога нет домена, что это значит?
— Домен бога растет из имра души человека. — голос Энмы был непривычен, голосовые связки огромной обезьяны отличались от человеческих. — Если у бога нет личного домена, то он может укрыться в мире души человека, готового впустить его.
— Как духовный зверь? — удивленно проговорил Се Шандин.
Скит молнией перенесся к Бьёрну, стонущему от боли. Взвалив здоровяка себе на плечи, Скит оказался возле умирающего бога. Скинул Бьёрна на снег, он начал приводить его в чувство.
— Дай я помогу. — Мор положил руку на лоб Бьёрна, и тот смог открыть глаза.
— Что происходит? — с трудом смог выговорить здоровяк.
— Сейчас не время для разговоров. — быстро заговорил Скит. — Помнишь, как я в свое время заключил договор с Азалией? Не отвечай просто кивни. Так воот прямо сейчас тебе необходимо заключить точно такой же договор с твоим богом. От этого зависит твоя жизнь и жизни всех северян.
Бьёрн округлил глаза от услышанного, но послушно кивнул головой и начал пытаться открыть свою душу, сквозь разрывающую его тело боль. Мор прокусил до крови нижнюю губу, от той боли которую он разделял с Бьёрном. Скит и Ву, который принял свой человеческий облик, помогали Бьёрну и Медведю объединить их души. Фестиций стоял в стороне, он не знал чем может помочь, он смотрел на происходящее и видел как самоотверженно его друзья пытаются спасти бога-Медведя, а вместе с ним и целый народ Севера. И от того, что он видел, сердце Фестиция наполнялось почти забытым чувством. Чувством, которое однажды позволило ему услышать музыку боя и впервые показать миру Танец меча.
Бог-Медведь потерял свой боевой облик и сейчас на снегу лежал почти разрубленный пополам Старейшина, его седые, белее снега, волосы сейчас окрасились в красный от его собственной крови. Кто-то из северян уже не мог выдерживать ту боль, которую им причиняла вся мощь силы духа, ведь ее больше не
