кажется здоровым, — заметил Фабий.
Рамос хмыкнул:
— Он не ест и не спит, этот сосуд для жутких вещей. — Шумовой десантник пожал плечами. — Он достаточно здоров. — Рамос посмотрел на Фабия. — Тебе нужны его услуги? С недавних пор он не находит себе места. Обычно это значит, что ты планируешь его использовать.
— Нет. Я просто пришел проверить его состояние. Отведи меня в рощу.
— Пойдем. — Рамос развернулся и побрел прочь. Фабий дал знак Савоне и Саккаре оставаться на месте и последовал за ним. Шагая за спиной шумового десантника, он заметил, что деревья здесь переплелись, образовав белесый полог, похожий на неф храма. Они уходили вверх и там смыкались, заглушая естественный свет и заменяя его своим мягким сиянием. Мотыльки света танцевали в воздухе, призывая искаженные тени. Кость шептала знакомым голосом — или голосами.
Фабий не обращал на них внимания, потому что это были его собственные голоса. Его воспоминания, его мечты, его забытые желания, сливающиеся в шипящий шелест. Он поднял голову. Мягкие пузыри, полные мутной плазмы, цеплялись к ветвям наверху, и в каждом из них плавал зародыш. Странные плоды зрели здесь, в самой дальней роще сада.
— Каково их состояние? — тихо спросил Фабий.
Рамос проследил за его взглядом:
— Сад растет, и они растут вместе с ним. Одни вертятся, другие спят сном младенца.
— Хорошо. Все так, как должно быть.
Фабий провел пальцами по ближайшему дереву. Тактильные датчики, встроенные в броню, тут же измерили поток синаптических импульсов, уходящий сквозь призрачную кость в спящих зародышей. Фабий ощутил знакомый зуд в основании черепа. Призрачная кость, которую он имплантировал себе в мозг, резонировала с окружающим миром, и информация, хранящаяся в его кортикальных узлах, начала загружаться в рощу.
Гул голосов стал громче. Фабий закрыл глаза, зуд превратился в ломоту и, наконец, в острую боль. Он оборвал связь за миг до того, как боль стала невыносимой. Так лучше всего было дозировать поток информации. Вливать по капле в еще не сформировавшиеся умы, чтобы они сами могли ее переварить.
— Эти отличаются от других, — сообщил Рамос.
— Да. Новая порода для нового тысячелетия.
— Ты будешь переселяться в них, как переселился в плоть, которую носишь сейчас?
Фабий улыбнулся:
— Нет. Нет, когда эта плоть окончательно рассыплется, я рассыплюсь вместе с ней. — Он оглядел себя и разгладил несуществующую складку на плаще. — Мои клоны пойдут дальше, не отягощенные моим призраком. От меня у них останутся знания, и больше ничего. — Он пожал плечами. — Что касается наследства, то могло быть и хуже.
— Ты умираешь, — помолчав, произнес Рамос.
— Я всегда умираю.
— Это другое. Я чувствую предсмертную песнь твоих клеток, то, как они выгорают одна за другой. — Рамос посмотрел на него. — Хочешь знать, как она звучит? Я могу воспроизвести ее, если пожелаешь.
Какофон поднял руку, и Фабий увидел усилитель, встроенный в ладонь. Усилитель задрожал, и оттуда раздался жестяной звук, похожий на вздохи маленького животного.
— Нет. Благодарю тебя, но не нужно.
Рамос закрыл ладонь и опустил руку.
— Кстати, я прав. На этот раз твое умирание другое. В нем есть какая-то непривычная тяжесть.
Фабий пристально посмотрел на десантника:
— Ты необычайно восприимчив, Рамос.
Рамос повел рукой вокруг:
— Это все сад. Он учит нас, как и мы учим его.
— Ты уже говорил это прежде.
— И скажу еще раз. — Рамос коснулся пальцем уха. — Я слышу песнь твоей души в деревьях, лейтенант-командующий. Почему?
Фабий на мгновение замолчал.
— Близится завершение моей истории. Или, по крайней мере, этой ее главы. Я обманывал смерть много веков, но сейчас…
Он умолк.
— А когда тебя не станет?
— Я продолжусь. Но это буду уже не я. Не такой, как я. И, пожалуй, это к лучшему. — Фабий испустил медленный вздох. — Я не стану мешать будущему моих детей. Не совершу снова те же ошибки.
— А я удивлялся, почему ты не покончил с ней.
Фабий напрягся:
— С кем?
— С твоей любимицей. Той девочкой-ищейкой. — Рамос понимающе сощурил налитые кровью глаза. — Прежде ты бы вырезал под корень все племя предавших тебя созданий. Но сейчас… ты проявил милосердие.
— Не милосердие. Понимание. — Фабий нахмурился. — Игори сделала свой выбор. И это был единственный выбор, который она могла сделать. Я не держу на нее зла.
— Зато твои клоны могут держать.
— Такая вероятность есть. Как я уже сказал, она сделала свой выбор. А я сделал свой.
Рамос одобрительно кивнул:
— Как и мы все. Пока существует этот сад, мы будем тебе верны.
Он коснулся одного из деревьев, и реснички призрачной кости нежно обвили его перчатку. Фабий озадаченно посмотрел на него:
— Как ни обнадеживает меня это заявление, мне любопытна сама формулировка. Ты знаешь что-то, чего не знаю я?
— Бывают слышны… слова. Обрывки голосов, говорящих о вещах, которых мы не понимаем. Как будто где-то вдалеке назревает буря, но с каждым мгновением она становится все ближе.
— И что же говорят эти голоса?
— Послушай сам.
Рамос выставил руку, и похожие на рты решетки вокса, встроенные в наруч, исторгли шквал звуков. По большей части это была тарабарщина — просто звуки и ярость, ничего не означающие. Но среди шума слышалось нечто, что можно было принять за пение. Похожую песню он слышал только однажды, хотя и не мог вспомнить, где именно.
— Что это такое?
Глаза Рамоса вспыхнули от радости:
— Это ур-песнь. Расщепляющая песнь. Кто-то поет ее в глубинах времени, в моменты, которые еще не настали. Ты узнаешь голос?
Фабий покачал головой. Во рту у него вдруг пересохло, а сердца громко застучали. Он почувствовал что-то похожее на укол страха.
— Нет, — прошептал он, — я его не знаю.
— Нет, знаешь, брат. — Рамос склонился ближе. — Потому что это твой голос.
Фабий отвернулся, чувствуя, как внутри все переворачивается. Он закрыл глаза.
— Я… ухожу в паломничество. Ты понял?
— Да. Эта часть песни звучит уже давно. — Рамос отступил назад, — Ты за этим пришел? Чтобы попрощаться с нами?
— Нет. Мне нужно кое-что от тебя.
Рамос склонил голову:
— Мы многим тебе обязаны, Повелитель Клонов. Больше, чем сможем вернуть в этой жизни. Вот почему мы не ропщем, стоя подле тебя, даже когда под ногами уходит вниз край пропасти. — Его усилители издали негромкий вой. — Какофоны готовы служить тебе. Скажи, и мы начнем действовать.
Фабий взглянул на шумового десантника. Рамос не был ему другом — не совсем другом. Как не был и слугой. В лучшем случае они были попутчиками. И все же какофоны были чем-то большим. Они были одними из первых его творений, задуманными еще до того, как Фулгрим вступил
