вырывали палками могилу и гроб, заключавший в себе Ярила, закапывали в землю, с плачем и воплем. Игрище оканчивалось плясками и играми. Всесвятское заговенье (и гулянье) и по уничтожении описанного обряда сохранило название
Ярило. Подобный же обряд совершался еще в начале нынешнего столетия в Калязинском уезде (Тверской губ.) под старой сосной, куда и впоследствии, когда обряд уже исчез, народ собирался по привычке, для гуляния. В Галиче (Костромск. губ.) в начале нынешнего столетия напаивали какого-нибудь старика, шутили над ним и забавлялись, как над представителем
Ярила. Его водили на луг, где устраивались хороводы и игры. Каждая молодица или девушка, принимавшая участие в хороводе, предварительно кланялась «Яриле» в пояс. По старинному преданию близ города Галича, на поклонной горе, стоял идол Ярила, куда галичане продолжали ежегодно собираться в неделю всех Святых, для отправления трехдневного празднества. То же самое игрище происходило и в Кинешме.
«В Воронеже, — читаем в жизнеописании преосв. Тихона, епископа Воронежского, — исстари и, вероятно, последуя еще древнему какому-нибудь языческому славянскому празднеству, был некоторый праздник, называвшийся Ярило и отправлявшийся ежегодно перед заговеньем Петрова поста до вторника самого поста. В сии дни весь городской, а также и окрестный сельский народ съезжался на прежде бывшую за старыми московскими воротами в Воронеже площадь, составлял род ярмарки, и в домах по городу делалось приуготовление к сим дням, как бы к какому-нибудь знаменитому празднеству. На сборище сие избирался человек, которого обвязывали всякими цветами, разными лентами и колокольчиками; на голову надевали высокий колпак, сделанный из бумаги, раскрашенный и развязанный также лентами; лицо ему намазывали румянами; в руки давали позвонки. В таком наряде ходил он пляшучи по площади, сопровождаемый толпами народа обоего пола, и назывался Ярилом. Повсюду видимы были также игры, пляски, лакомство и пьянство и страшные кулачные бои, от коих часто праздник сей ознаменуем бывал смертоубийствами и увечьями людей». Сам преосв. Тихон, уничтоживший этот праздник в Воронеже, в «увещании» своем к жителям названного города представляет картину бесчинного, разгульного веселья народа во время празднования Ярила и прибавляет: «Из всех обстоятельств праздника сего видно, что древний некий был идол, называемый именем Ярило, который в сих странах за бога почитаем был, пока еще не было христианского благочестия. А иные праздник сей, как я от здешних людей слышу, называют игрищем. А давно ль праздник сей начался, спрашивал я у тех же стариков? Они мне на то объявили, что он еще издавна; а потом примолвили, что от году в год умножается, и так де люди его ожидают, как годового торжества, и как он приспеет, убираются празднующие его в самое лучшее платье, и помалу в нем начинают беситися, куда и малые дети с великим усилием у своих отцов и матерей испрашиваются. Начинается он, как тыяжде мне люди объявляют, в среду или четверток по сошествии Св. Духа и умножается через следующие дни. А в понедельник, первый поста сего (Петровского) день, и скончается; только с великим бесчинием и умножением нечестия, как я сам приметил с сожалением». Оба последние автора умалчивают о заключительном действии этого праздника, именно об акте погребения Ярила. Впрочем, быть может, в то время уже исчез обычай хоронить Ярила, точно так же, как во многих других местах исчезла из празднества даже самая фигура Ярила, хотя отправляемые до сего времени, в соответствующие дни, гуляния все еще называются его именем: Ярило, на Ярилину и т. п. На этих позднейших гуляньях, нередко продолжавшихся целую ночь, иногда еще сохранялся обычай плясать и петь песни в честь Ярила, как, напр., в Чистопольском уезде (Казан, губ.). В Твери старинное празднество Яриле или Яруле, уничтоженное в XIX веке, начиналось с первого воскресенья после Петрова дня. Впоследствии в этот так называемый «Ярилин день» молодежь из мещан и слободчиков собиралась вечером плясать и веселиться. На это веселье местные мещане посылали дочерей «поневеститься»[603].
В Тульской губернии в это же время отправлялись «проводы весны» в лице мужика, которому надевали березовый венок на голову, нашивали ленты на кафтан, давали в руки древесные ветви и цветы; его угощали и провожали с песнями и плясками[604]. Мужик этот, вероятно, и здесь служил представителем Ярила, на это указывает, независимо от сходства его с только что описанными стариками — главными участниками Ярилина празднества в Костроме, Галиче и Калязинском уезде, — народная песня, записанная в Тульской губернии, показывающая, что Ярилино игрище не совсем безызвестно было и в Тульской губернии:
Уж как звали молодца,
Позывали удальца,
На игрище поглядеть,
На Ярилу посмотреть и т. д.[605]
Вариант этой же песни записан был в начале нынешнего столетия Макаровым в Рязанской губ.[606] В селениях Рязанской и Тамбовской губ. в Ярилиных игрищах, по словам Сахарова, всегда первенствовал избранный міром человек, как в Воронеже. Погребение чучела, одетого, подобно Яриле, в мужское платье, известно и в Малой Руси. После всесвятского заговенья, по словам Терещенко, бывшего очевидцем описанного ниже обряда, сходились пополудни женщины и казаки, чтобы погулять у шинка. Там пели и плясали до вечера, по захождении же солнца выносили на улицу мужское соломенное чучело, со всеми его естественными частями и клали в гроб. Подпившие женщины подходили к нему и рыдали: «Помер он, помер!» Мужчины поднимали и трясли куклу, как бы стараясь разбудить усопшего Ярила. Бабы продолжали горевать и причитать: «Який же вин быв хороший! Не встане вин билыпе! О як же нам расставаться с тобою? И що за жизнь, коли нема тебе! Приподнимись хошь на часочек! Но вин не встае и не встане!» После продолжительных и многообразных причитываний уносили чучело и хоронили. Погребение заключалось закуской и попойкой. Максимович называет соломенное чучело это кострубоньком и прибавляет, что похороны его происходили в старину на Украине при пении песни, в которой заунывный напев перемежался с веселым. Песня эта начиналась так:
Помер, помер Кострубонько,
Сивый, милый голубонько![607]
Вышеописанного полубога Ярила, представителя весеннего солнечного тепла, вызывающего в природе похоть и плодородие, несомненно, имел в виду Нестор, когда, рядом с Перуном, Хорсом Дажьбогом и Стрибогом, он назвал Симарьгла. Это странно звучащее название, несомненно, состоит из двух слов, слитых в одно переписчиком летописи. Христолюбец, повторяя в «Слове» своем известие Нестора о богах языческих, разделил упомянутое название так: «Верують, — пишет он, — в перуна… и в сима, и въ рьгла» (по списку XIV века).
Сопоставим имя этого
