Бранденбургский курфюрст имел более настоятельные мотивы высказаться. Следя со страстным интересом за событиями в Украйне, он даже не отказался целиком от своих обязанностей вассала, и предложил различным германским принцам помочь его сюзерену. Но сам он не спешил подать им пример. Теперь он только удовольствовался декларацией о нейтралитете, но предложил себя в то же время посредником. На деле Польша осталась изолированной. Но владение Украйной не было, по-видимому, единственным козырем в начатой партии. Алексей был намерен довести борьбу до конца, и его усилия были направлены сначала на Литву, это оспариваемое наследие Гедемина и Витовта.
В феврале 1654 года в Вязьме была собрана многочисленная артиллерия; в мае туда прислали образ Грузинской Божией Матери с Афонской горы; на нее особенно рассчитывал благочестивый государь, и тотчас же после этого царь выступил в поход. С польской стороны вся граница почти была лишена защиты. Украйна все поглотила. Дорогобуж сдался без битвы. Невель и Белая едва сопротивлялись, и 23 сентября, после тяжелой осады, капитулировал в свою очередь Смоленск, а польский гарнизон, насчитывавший в своих рядах не более нескольких сот человек, сложил свои знамена к ногам победителя, как это сделала в 1634 году в том же месте побежденная армия Шеина.
В этот момент явился на помощь полякам союзник, на которого они никак не могли рассчитывать. В июле еще, по совету Никона, царица оставила столицу, убегая от приближавшейся чумы. Патриарх вскоре последовал за нею и искал убежища вместе с нею в Калязинском монастыре.
Для предохранения от чумы царя с его войсками были устроены сильные карантины по дорогам, ведущим к Смоленску. В Москве забивали наглухо ворота и окна Кремля; в домах, где уже появилась зараза, запирали их обитателей и повсюду жгли колдуний, подозревая их в том, что они «накликали смерть», тем более что несчастные признавались в своей вине. То были единственные известные в то время средства обеззараживания. Но их действие обнаружилось не раньше зимы, когда обычно распространение эпидемии останавливалось. Разрушение, произведенное чумою, было действительно ужасно в тех местах, где она свирепствовала. По собранным сведениям смертность от чумы колеблется между 85 % и 97 %.
Если не военная мощь Алексея, то воодушевление, которое он умел вложить в нее, не могло не ослабнуть под влиянием этого несчастия. Другой еще шанс явился у его противников. В июле 1654 года смерть Ислам-Гирея произвела в Крыму поворот в их пользу. Новый хан, Махмет-Гирей, ненавидел Хмельницкого. Он склонился к заключению союза против казаков и москвитян, и в январе 1655 года, когда гетман действовал в окрестностях Белой Церкви вместе с московским воеводою Шереметьевым, они были окружены под Ахматовым, и хотя спаслись благодаря обычной невыдержанности крымцев, но понесли большие потери.
Хмельницкий был этим совершенно обескуражен. Возвратившись в Чигирин, он не двинулся больше с места, парализуя скорее, чем поддерживая последующие действия московских войск, которым Алексей прислал подкрепление, и повел двусмысленные переговоры со шведами, трансильванцами и самими поляками.
Последним между тем судьба перестала уже улыбаться. Шведская королева, Христина, только что отказалась от трона в пользу своего двоюродного брата Карла Густава. Он был коронован под именем Карла X, и Ян Казимир нашел случай подходящим, чтобы предъявить хотя бы формально свои собственные права на шведский престол.
Новый король поспешил воспользоваться этим предлогом для осуществления давно намеченных агрессивных мер. Поссорившись еще в 1650 году с варшавским двором и убежав в Стокгольм, прежний доверенный Владислава IV, сделавшийся позже вице-канцлером, Радзеновский вмешался в это дело, заведя сношения с Ракочи и Хмельницким. Успехи Алексея усилили действие этих манипуляций, и в июле 1655 года шведский фельдмаршал Виттенберг двинулся из Померании в Великую Польшу.
Повинуясь советам изменника, провинциальная милиция, объединенная палатином Христофором Опалинским, капитулировала, открыв Карлу X, следовавшему за своим военачальником, дорогу в Варшаву и Краков. То был настоящий разгром. Вызванная из Украйны часть польской армии, находившаяся под начальством храброго Чарнецкого, не могла прикрыть обеих столиц и в сентябре почти вся Польша оказалась в руках новых победителей. В то же время Алексей, выступив в поход и не встретив никого на своем пути, занял вместе с Вильно, Ковно и Гродно всю северную Литву. Шведы явились туда в свою очередь под начальством Магнуса Делагарди. Вынужденный выбирать между обоими завоевателями, имея в распоряжении лишь пять тысяч солдат, великий генерал княжества, Янус Радзивилл, решил в пользу Карла X, подписав 18 августа в Кайданах договор о подчинении.
Ян Казимир сохранил на деле в этой части своих владений горсточку преданных ему людей, которые под командою витебского палатина, Павла Сапеги, осадили Радзивилла в Тыкоцине, где великий генерал, чуть не взятый в плен, умер от удара. Обе знаменитые фамилии, Сапеги и Радзивиллы, постоянно враждовали между собою. Но дела несчастного короля Польши не улучшились от этого. В то же время Лемберг был осажден москвитянами и казаками, причем Бутурлин явился туда в сопровождении Хмельницкого. Вся Красноруссия была таким образом потеряна для Польши, и трудно было догадаться, кто будет владеть ею. Потребовав от города вторую контрибуцию, гетман снялся с лагеря, заставив московского генерала сделать то же самое, заняв крайне двусмысленное положение. Он продолжал свои таинственные переговоры с Польшею и, при посредстве Выховского и Тетери, предложил лемберцам, если они не хотят отдаться в руки казакам, противостоять также москвитянам. Так по крайней мере поняли его осажденные, и это было тем более правдоподобно, что в тот же момент в Белоруссии казацкий полковник Иван Нечай и другие украинские начальники действовали по приказу Хмельницкого, доходя даже до изгнания царских войск из занятых ими городов.
Такой образ действий угрожал распространиться на всю Украйну, а вмешательство шведов в дела Литвы расстраивали также планы Алексея. Тогда он довольно неловко пустил в ход дипломатию, которая явилась для Польши, в том отчаянном положении, в котором она находилась, якорем неожиданного спасения.
VI. Поворот счастья
Заняв Вильну, царь по настоянию Никона поспешил принять титул короля Польши. Он думал сначала удовольствоваться Литвою, но шведы оспаривали у него эту добычу и он не нашел ничего лучшего, как начать добиваться соглашения с поляками. Желая вырваться из затягивавшей их петли, последние естественно были расположены ко всякого рода соглашениям. Не имея к тому никаких ровно способностей, витебский палатин договаривался сначала о перерыве военных действий, причем обещал со своей стороны очистить Белоруссию и Украйну. Потом представители Яна Казимира, также совсем не уполномоченные на подобные условия, по договору, подписанному в Вильне в октябре 1656 года, приняли условия мира, окончательно предоставляя царю право наследования престолом Польши, после смерти ныне царствующего короля. По конституционным законам республики без санкции сейма это обещание ровно ничего не стоило, но взамен его Алексей оставил все свои завоевания и обязался соединиться с Польшею в общем походе против шведов!
Этот ловкий шаг был делом венского двора, который, по просьбе Яна Казимира и за недостатком другого средства пустил в ход двух своих лучших дипломатов, Аллегретти и Лорбаха, которые еще в прошлом году старались навести на ложный путь царя с его советниками. Подозрительные сношения казаков со шведами не были, действительно, чужды этому событию, но легко себе представить, какое действие это произвело на Хмельницкого и его товарищей. Тщетно гетман требовал допущения его к переговорам. При известии об их исходе общим мнением в Украйне было, что царь отдал страну полякам. Но император также был теперь, по-видимому, склонен им помочь, даже в военном отношении, чтобы восстановить их авторитет. Хан со своей стороны послал в Чигирин требование в том же духе, угрожая вмешательством для восстановления прежнего порядка вещей. К этому моменту, судя по легенде, относится поэма Хмельницкого, в которой под видом чайки, на которую устремляются две хищные птицы, он представил тяжелую участь своего отечества.
Больной, истощенный своей лихорадочной деятельностью и пьянством, полусумасшедший, гетман употребил между тем совершенно иначе последние остатки своего ума.
В ноябре 1656 года он ответил на виленскую конвенцию, заключив в свою очередь договор со Швецией и с Георгием Ракочи. Оставаясь вассалом Турции, этот государь (больше в восточном, чем в европейском смысле этого слова) союзного государства, где, между Тиссом и Трансильванскими Альпами, соприкасались и дрались между собою до двадцати различных народов, – мадьяров, немцев, румын, славян, вечный враг Австрии, главы западной части Венгрии, союзник Швеции с Тридцатилетней войны, в которой принимал участие на стороне протестантской партии, Ракочи был тоже своего рода поэтом. Судьба и слава Батория не выходили из его головы, полной всяких фантазий, и польский трон стал объектом его химерического честолюбия.
