Второй день свадьбы после отбытия молодоженов на остров прошел спокойно, а время ближе к вечеру Кощей превратил в совещание для задействованных в переселении лиц. Выпитое вино благотворно подействовало на процесс мышления, и во время обсуждения было высказано много интересных идей. Свадьба удалась, одним словом.
Я же вечером в воскресенье захотела вернуться на Буян. Тянуло меня туда, не зов души, а зов тела, хотелось посидеть возле Алатырь-камня, все-таки столько лет мое тело не покидало остров, привязалось оно к нему.
Только было я собралась раскланяться и отбыть с тетушками -сестрицами, как рядом оказался Михел и напомнил, что они обещали взять его на денек с собой. Этот хитрец поймал тетушек в благодушном состоянии на свадьбе и уговорил их пофотографироваться на берегу моря. Они и согласились; особенно сильно хотела запечатлеться, конечно, Алконост. А что, живут столько лет, разные художники писали их образы кто во что горазд, кому как видится, и ни одного достоверного изображения. И еще, мол, он, Михел, обещал Кота пофотографировать, так как он фотогеничная личность. На тетушек Михел смотрел уважительно и в разговоре, между прочим, заметил, что устал от суеты, хочется в тишине и покое о жизни подумать. Они и растаяли. Женщины же они в конце-то концов, хотя одна из них точно кремень, вы поняли кто. Тетушки (все не привыкла их называть сестрицами) подхватили нас, махнули крыльями, и мы оказались на острове.
На Буяне сразу почувствовала себя лучше, но даже утром пошла гулять сама, надо было прочувствовать, кем же я теперь стала, что во мне сильнее: кровь бессмертных перворожденных, мое ли сознание или то, что получилось в результате взаимодействия. Гуляла, гуляла, так ничего и не нагуляла, кроме аппетита.
После обеда ко мне присоединился Михел. Он уже отснял птицедев и Кота и был очень доволен материалом.
– Уникальные снимочки вышли, жаль, просмотреть нормально смогу только на Первой Земле, – приговаривал Михел и, посмотрев на меня, предложил:
– Пойдем к морю. Там ракурсы интересные получаются. Мечтаю тебя снять.
– Нет, фотографироваться не буду, мне расслабиться надо.
– А знаешь, какие романтические фото в расслабленном виде получаются? Я так и вижу тебя, твои волосы, развевающиеся на ветру, поморников и брызги океана в кадре.
Но я была непреклонна: не хочу, и все. Я в себя еще не пришла от этих переселений душ и тел. Они как будто не совместились между собой, не притерлись, что ли. То тело само по себе норовит двигаться, то сознание представляется в чистом виде, свободное от материальной оболочки. Странно так чувствую себя. Разобранная я по частям, не до снимков мне.
– Хорошо, нет проблем, – согласился Михел. – Пойдем погуляем у моря, а то скоро вечереть начнет, тут быстро темнеет. Пойдем.
Он взял меня за руку, помогая прыгать по камням, и потянул к краю моря, к камням и холодным волнам. Воздух был пронизан таким любимым мной сейчас запахом моря, водорослей, можжевельников, рыбы и соли. Начинался отлив и на поверхности появлялись брошенные океаном обитатели. Они пытались удержаться, спрятаться на дне в углублениях между камнями, сохранить свою драгоценную жизнь.
– Совсем как мы: волна удачи отошла – и мы ищем укрытие, чтобы переждать время до очередного прилива. Но им легче, прилив для них все равно настанет, и они знают, когда это произойдет, а мы?
Прилетел Посвист-Хладовейв черных одеждах – ледянящий души Серверный Ветер,сын могучего Стрибога; он остудил мое лицо и успокоил своим легким, неожиданным прикосновением.
– Спасибо за заботу,Хладовей, – сказала я тихо.
– Не за что, мы все любим тебя, пусть ты изменилась, но мы все любили тебя, Лебедушка, и будем любить. Мы одной крови.
Ветер растрепал мои волосы и, разобрав их на отдельные пряди, набросил их на лицо, создавая легкую вуаль, закрывающую меня от проницательных глаз.
– Расскажи мне о себе,- попросил Михел.
Отпустив руки, он аккуратно дотронулся до моих волос, убирая их с лица. Прилив адреналина волной пробежал по сосудам. Что это со мной? Не пойму!
Мы устроились на камнях и молча смотрели на стальные, мерцающие, ледяные волны. Вскоре начало темнеть, вышла луна, а мы также сидели и молчали. Михел набросил на меня свою куртку и прижал к себе, а я не вырывалась, мне было уютно, ия молчала.
«Я бы и рассказала о себе,- думала я,- а что, с чего начать и чем закончить? Что рассказать этому мальчику, который на двадцать лет моложе меня? Моложе меня на целую жизнь. Почему же он интересует, волнует меня? Возможно, притягивает к себе своей влюбленностью теперь и в мой образ. Немного похожее я уже проходила в своей прошлой жизни. Зачем тебе, Вероника, опять повторение былого? Или тебе нравится его непосредственность, жажда счастья, повышенный интерес ко всему прекрасному, что он видит вокруг, и его умение заметить это прекрасное среди обыденного? Возможно, талант, который просматривается во всех работах. Или признайся себе: его облик молодого, чувственного, сексуального тела будоражит твою немолодую кровь? А, Вероника? Я строго поправила сама себя: «Тогда уж будоражит кровь не сорокалетней дамы, а кровь кто знает сколько вековой старухи. Не смешно».
– Тебе идеально идет лунный свет, – продолжал говорить комплименты Михел и опять поправил мои волосы.- При свете луны кажется, что ты вот-вот превратишься в лебедя и улетишь. Так хочется запечатлеть этот момент!
– А кроме того, как я смотрюсь на фотографии, ты можешь о чем-нибудь думать? – спросила я, пытаясь переменить тему, и получила за это.
– Могу, но тогда я буду думать, как ты будешь смотреться в моих объятьях.
– Михел, не стоит придумывать лишнее. Я не дубль Лотты. Ты такой молодой, такой излишне романтичный. И любишь ты не меня. Не придумывай ничего. Нам, наверно, давно пора вернуться в терем.
– Ты куда-то спешишь?Когда еще мы так посидим, как сегодня? Я завтра возвращаюсь, а ты сейчас хочешь убежать от меня?
Я кивнула.
– Ты считаешь меня мальчишкой, но это не совсем так. Вероника, когда я попал на Первую Землю, все, что я знал, чем жил, все мои устои, весь мой внутренний мир перевернулся. Новый мир вскрыл и выпустил наружу все, что хранилось непонятно в какой глубине и не было понято и востребовано за ненадобностью для того мира. То, что я увидел и чему научился за это короткое время, изменило меня настолько, что, можно сказать, родился новый человек. Ему один месяц и ему сто лет. Потому что во мне все другое, и я чувствую мир, как будто прожил множество лет и как будто увидел его минуту назад. Я, наверно, так и останусь вечным ребенком и буду вечным старцем, в этом мы с тобой чем-то похожи. Да, ты не Лотта, я это понимаю, но это и хорошо. Лотта другая, тинэйджер, моя юношеская мечта, а ты – ты загадка, и у тебя глаза то вечности, то мечтательной женщины, которая боится своих желаний. Я чем-то нравлюсь тебе, я это вижу. Не гони меня. Ты нужна мне, как необходимость дышать и снимать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
