Однако Тиберий, возмущенный к тому же изменами супруги, о которых ходили слухи, был сыт по горло. Когда в следующий раз, в 6 году, принцепс предложил ему повести войско за границу, он заявил, что устал от войны и политики и хочет жить как частное лицо на греческом острове Родос, в восточной части Средиземного моря. Нетрудно представить, каков был ответ Октавиана и как он потом совещался с приближенными и с Ливией, пытаясь выяснить, что это нашло на ее сына и как теперь с ним быть. Дипломатичный Меценат, умевший находить компромиссные решения, умер два года назад. Наверное, сама Ливия посоветовала разъяренному супругу дать Тиберию трибунские полномочия. Это одна из загадок 6 года — почему тридцатишестилетний сын Ливии получил вожделенную власть перед самым отъездом?
Как Октавиан ни старался, как ни уговаривал, Тиберий не уступал и в конце концов, чтобы добиться своего, объявил голодовку. Не будь он сыном Ливии, ему бы не препятствовали и он бы в конце концов умер. Первым — через четыре дня — дрогнул принцепс.
Тиберий сел на корабль, но задержался немного у италийского побережья, так как до него дошли слухи, что отчим серьезно заболел. Вероятно, приступ болезни был вызван подавляемым гневом. В конце концов Тиберий отплыл на Родос (где и прожил следующие семь лет), оставив за собой целый шлейф сплетен и споров об истинных мотивах отъезда — споров, не утихающих и по сей день.
Четыре года спустя Юлию арестовали за распутство, державу потряс новый скандал, и тогда все решили: Тиберий удалился на Родос, ибо не желал прощать измен жены с многочисленными любовниками только потому, что она — дочь принцепса. Октавиан тоже мог поддерживать это предположение с целью отвлечь внимание от истинной сути обоих скандалов — дело было в том, что произошедшее представляло для него политическую угрозу, и исходила она от людей, находившихся в опасной близости к средоточию власти. В обоих случаях угроза возникла из-за того, что его планы относительно преемника были для этих людей унизительны. Рим еще не стал окончательно монархией, хотя иногда таковой казался.
Обидчивый и нелюдимый Тиберий, обладавший сильным чувством долга перед своим классом и пекшийся о целостности государства, не отказался бы от карьеры из-за капризной и взбалмошной женщины. Предположение, что он готов был уморить себя голодом, лишь бы избавиться от Юлии, просто нелепо. Помимо всего прочего, Октавиан, если бы выжидал больше четырех дней, рисковал навлечь на себя ненависть Ливии. Ведь упрямый и высокомерный сын его супруги согласился бы умереть за свою страну, пусть даже его понятия о власти безнадежно устарели. Когда однажды Тиберию предложат принципат, он примет власть неохотно, из презрения к жалкому раболепию тех, кто предлагает, а не из желания править миром. Тиберий хоть и страшился ответственности, но понимал: если откажется, то запятнанное сокровище получит еще менее достойный претендент, который испортит или разрушит замечательное наследие Августа.
Начало карьеры и поступки молодого Гая показали, что Тиберий правильно поступил, уехав на Родос. Когда Гаю исполнилось двенадцать, Октавиан совершил с ним небольшую поездку в Галлию, где показал его легионам и выплатил им от его имени вознаграждение — ход совершенно недвусмысленный. На пятнадцатом году жизни Гай облачился в тогу совершеннолетнего, и покладистый сенат разрешил ему посещать заседания в качестве почетного гостя. Тиберий к тому времени поселился в скромном поместье на Родосе и начал изучать астрологию, желая узнать, что еще готовят ему звезды.
Октавиан согласился с решением сената назначить Гая консулом на пять лет, когда ему исполнится двадцать. А отныне и до тех пор Гая стали именовать Princeps Juventutis (Глава юношества) — титул, похожий на титул Октавиана и показывающий, что принцепс отныне не скрывает своих монархических устремлений. Некоторые колонии выразили одобрение, послав мальчику верноподданнические приветствия. Тиберий же так и сидел на Родосе; помимо астрологии в его расписании появилась еще и греческая философия — резервный вариант для утешения.
Во 2 году до нашей эры карьера Октавиана достигла вершины: Сенат наградил его титулом Pater Patriae (Отец отечества). Всадники и простонародье давно добивались этого от сенаторов. Октавиана глубоко тронула мысль, что его новое почетное звание отражает истинные взгляды всех слоев общества, и он написал об этом в заключительной главе «Res Gestae» — в качестве достойного завершения перечня своих деяний. Но буквально сразу же и произошел скандал, погубивший его дочь Юлию и подпортивший славу самого Октавиана как строгого, но любящего отца семейства — образ, который принцепс всячески поддерживал и требовал такого же отношения к семье от других.
Юлии было тридцать шесть лет. Как большинство римских женщин, она всю жизнь подчинялась другим, в основном отцу и мачехе, и еще — одному за другим трем своим мужьям, ни одного из которых ей не позволили отвергнуть, не говоря уже о том, чтобы самой выбрать себе мужа. Будучи покинута последним супругом и предоставленная в определенной степени самой себе, Юлия ознаменовала полученную свободу тем, что ездила по городу и пьянствовала со своими великосветскими друзьями. Видели, как она, шатаясь, бродила по Форуму в мужской компании и резвилась на ростре, с которой ее отец произносил перед римлянами возвышенные речи.
Среди приятелей Юлии был сын Марка Антония и Фульвии Юл Антоний, воспитывавшийся в императорской семье, вместе с детьми Октавии. В 21 году до нашей эры он женился на ее старшей дочери Клавдии Марцелле — когда Агриппе пришлось с ней развестись, чтобы вступить в брак с Юлией. Будучи женат на племяннице самого принцепса, чего не могло произойти без согласия Октавиана, Юл сделал отличную карьеру, став консулом в тридцать три года, а в тридцать шесть — наместником Азии, богатой и развитой провинции. Его считали хорошим поэтом. Когда Юла арестовали, ему был сорок один год — на пять лет больше, чем Юлии, и он, вероятно, состоял с ней в связи.
Помимо Антония обвинение предъявили еще нескольким людям, четверо из которых принадлежали к известным сенаторским семьям: Тиберий Семпроний Гракх, Аппий Клавдий Пульхр, Корнелий Сципион и Тит Квинкций Криспин. Кто-то из них, возможно, и побывал в постели Юлии, но, разумеется, не все. Этот список больше похож на перечень вышедших из доверия членов республиканской оппозиции. Согласно Веллею Патеркулу, стороннику Тиберия и ярому поклоннику Октавиана, Юлия не отказывалась ни от чего, позорящего женщину, и отдавалась каждому из вышеназванных. Это настолько неправдоподобно, особенно в обществе, где богатые аристократы могли иметь сколько угодно наложниц и рабынь для сексуальных услуг, что даже не заслуживает обсуждения.
Если бы Юл Антоний был ее любовником, он не стал бы делить ее со многими другими. Вряд ли на это согласились бы и прочие — люди с такими прославленными именами, как Сципион, Гракх, Клавдий и Квинкций. Тацит больше века спустя писал, что первым соблазнил Юлию Гракх, еще когда она состояла в браке с Агриппой, но в другом месте он же говорит, что хотя арестовали этих людей за разврат, судили их за государственную измену. Многим историкам кажется логичным наиболее простое объяснение: их судили за измену, ибо принцепс заподозрил их в измене. Судя по тому, как Октавиан наказал дочь, он подозревал в измене и ее.
Как проконсул и член семьи принцепса, из которой происходили его самые влиятельные и доверенные сторонники, Юл Антоний не мог не знать о взглядах и предубеждениях Октавиана. Как ближайший друг матери Гая, Луция и Агриппы Постума, Антоний был весьма хорошо осведомлен о династических планах принцепса, равно как и личных взглядах на это Юлии, высказываемых, вероятно, в подпитии, — дескать, дела ее отца испортили ей жизнь. Наконец, Юл носил имя, которое все еще могло вызвать отклик в Этрурии, где у его отца были некогда многочисленные сторонники. Если Октавиан неожиданно умрет — а Тиберий далеко, и с ним легко разделаться, — кто помешает Антонию жениться на Юлии и стать при поддержке сената принцепсом, лишив принципата Гая, которому только восемнадцать? Юлия станет первой дамой Рима. Но когда Гаю исполнится двадцать и он займет пост консула, будет поздно: Юлия тогда будет уже не дочерью принцепса, а матерью.
Все это домыслы. Еще больше усложняет дело и прибавляет ему загадочности тот факт, что Октавиан лично явился в сенат, чтобы осудить дочь. Многие сенаторы решили, что с возрастом он стал хуже соображать. Зачем первому семейству империи прилюдно трясти грязным бельем? Ведь принцепс мог, пользуясь правами отца семейства, попросту запереть ее, а с предполагаемыми любовниками разделаться иным способом. Как бы то ни было, сенат послушно принялся за работу и присудил обвиняемых к смертной казни; из них один только Антоний успел покончить с собой.
