Несмотря на все свои слабости, нехватку боеприпасов и опытного пополнения, германская армия все еще представляла собой грозного противника. 22 марта части 8-й гвардейской армии генерала Чуйкова атаковали противника в районе Гут-Гатеноу неподалеку от Райтвайн-Шпура. Немецкое командование подняло по тревоге 920-ю учебную бригаду самоходных орудий и части 303-й пехотной дивизии "Деберитц". Они вошли в боевое соприкосновение с советскими танками Т-34. Оберфельдфебель Вайнхаймер четко отдавал приказы: "Расстояние до цели, бронебойным, цель, огонь!" После каждого выстрела Герхард Лаудан перезаряжал орудие. Их экипаж добился большого успеха. Они подбили четыре советских танка в течение всего нескольких минут. Однако затем последовал сильный удар по их машине - и вспышка огня. Голова Лаудана сильно ударилась о броню. Но он успел услышать, как командир крикнул: "Всем из машины!" Тогда он сильно надавил на люк. Но сразу вылезти на воздух ему помешал шлемофон. Когда Лаудан наконец покинул поврежденную машину, то обнаружил, что получил лишь легкое ранение. Все его товарищи нашли укрытие под самоходной установкой. Казалось, что спасения не было. Все поле оказалось заполнено советскими танками. Неожиданно механик-водитель Кляйн открыл люк и забрался в машину. К своему удивлению, члены команды услышали, что мотор у машины каким-то чудом вновь завелся. Все заняли свои боевые места. Машина стала медленно отходить назад. Советский снаряд насквозь пробил броню рядом с орудием, но, к счастью, кроме основной броневой защиты, в кабине имелась еще внутренняя стальная перегородка. Она-то и спасла экипаж от неминуемой гибели. "Солдатское счастье, - вспоминал Лаудан, - на этот раз оказалось на нашей стороне"{391}. Они смогли даже отвести машину в тыл и добраться до ремонтной базы в Рефельде, к югу от Штраусберга.
Как на одерском фронте, так и на участке против 1-го Украинского фронта на реке Нейсе германские полевые командиры находились в состоянии крайнего смятения. Немецкие офицеры имели две точки зрения на развитие ситуации, отмечала советская разведка{392}. Первая соответствовала официальной версии, вторая - основывалась на их собственных наблюдениях. Своими оценками положения на фронте они делились только с близкими товарищами. Немцы были твердо убеждены в необходимости защищать отечество и собственные семьи, но одновременно понимали, что ситуация на фронте практически безнадежна. Состояние дисциплины в войсках вермахта имело свои особенности. Пленный немецкий старший лейтенант отмечал на допросе советским офицерам из 7-го отдела политуправления 21-й армии, что регулярные германские части достаточно крепкие, их дисциплина и воинский дух находятся на должном уровне. Но в поспешно созданных боевых группах ситуация прямо противоположная. Дисциплина там находится в ужасном состоянии. При первом появлении русских солдаты начинают паниковать и бросают позиции.
"Быть офицером, - писал один немецкий лейтенант своей невесте, - значит качаться словно маятник между двумя вещами - рыцарским крестом на твоей груди и березовым крестом на твоей могиле"{393}.
Глава одиннадцатая.
Подготовка последнего удара
3 апреля маршал Жуков вылетел из Москвы обратно на фронт. В тот же день сел в свой самолет и маршал Конев. Задача была поставлена. Наступление начать 16 апреля, а Берлин взять 22 апреля - ко дню рождения Ленина. Жуков находился в постоянном контакте с Москвой, но все его переговоры строго контролировались органами НКВД. Техническое обеспечение их прослушивания осуществлялось 108-й специальной ротой связи, прикрепленной к штабу 1-го Белорусского фронта.
Как отмечалось в сводке политического управления 1-го Украинского фронта, план Берлинской операции подготовлен "гениальным Верховным Главнокомандующим товарищем Сталиным"{394}. Говоря по правде, это был не такой уж плохой план. Трудность состояла лишь в том, что полоса наступления 1-го Белорусского фронта проходила как раз через наиболее приспособленный к обороне и хорошо укрепленный район Зееловских высот. Позднее Жуков вспоминал, что он недооценил мощи находящихся там немецких оборонительных позиций.
Задачи, стоявшие перед двумя советскими фронтами, привлеченными к операции, были чрезвычайно масштабными. Военные инженеры перешивали железнодорожное полотно под советский стандарт ширины колеи. Через Вислу было перекинуто несколько временных мостов. Миллионы тонн грузов неудержимым потоком направлялись к фронту - снаряды для артиллерии и реактивных минометов, военное оборудование, горючее, продовольствие.
Наиболее важным расходным материалом в Красной Армии являлись сами солдаты, поэтому боевые части активно пополнялись личным составом. Потери советских войск во время проведения Висло-Одерской операции и в Померании, исходя из русских стандартов, особенно высокими назвать нельзя. Их можно считать приемлемыми и соответствующими тому гигантскому расстоянию, которое было пройдено фронтами на запад. Однако стрелковые дивизии Жукова, равно как и Конева, так никогда и не достигали своего штатного расписания. В среднем их численность колебалась вокруг отметки в четыре тысячи человек{395}. К 5 сентября 1944 года из лагерей ГУЛАГа в Красную Армию было направлено миллион тридцать тысяч четыреста девяносто четыре заключенных{396}. Среди них находились, например, те, кто получил срок за то, что покинул свое рабочее место. Осужденные за политические преступления рассматривались органами НКВД как слишком опасный контингент. Их запрещалось посылать на фронт, пусть даже в штрафную роту.
Ранней весной 1945 года отправка заключенных в специальные штрафные подразделения шла полным ходом. Основание для освобождения было только одно - людям предлагалось искупить свою вину перед Родиной и государством собственной кровью. Нужда в новом пополнении была настолько велика, что в конце марта, то есть всего за две недели до начала наступления на Берлин, вышло специальное постановление Государственного Комитета Обороны, которое регламентировало отправку заключенных на фронт{397}. Определенное количество людей должны были поставить областные управления НКВД, сам Наркомат внутренних дел, а также следственные органы прокуратуры в войсках.
Сейчас трудно сказать, насколько охотно бывшие заключенные шли на фронт, насколько сильно их мотивировала перспектива погибнуть смертью храбрых, вместо того чтобы безвестно, словно собака, сгинуть в лагере ( "собаке собачья смерть"){398}. Данный вопрос остается открытым, даже несмотря на то что пятеро бывших зэков стали впоследствии Героями Советского Союза. В эту пятерку входит и знаменитый Александр Матросов, бросившийся на амбразуру вражеского дота. Однако следует признать, что заключенным предоставлялся определенный шанс. Они были воодушевлены одной возможностью избавиться от однообразия и безвременья, которые пропитывали лагерную атмосферу. Некоторые из них действительно "искупили свою вину кровью"{399}, находясь либо в штрафных ротах, либо в подразделениях по разминированию местности. Естественно, что положение тех, кого прикрепляли к саперам, было неизмеримо лучшим, чем тех, кого отправляли в штрафные роты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
