Муж тоже обгорел сильно.
Сидит на кормушке и по сторонам смотрит.
— Чего, — спрашиваю. — Головой крутишь?.. Поплыли скорее к берегу, пока совсем не сгорели…
— Поплыли… — говорит муж. — Только скажи, куда плыть, если знаешь.
Я думала, что шутит он, но повернулась назад, а там никакого берега нет. Кругом море…
Это пока мы спали, нас сорвало с якоря и утянуло неизвестно куда.
И чего мы только не делали.
И кричали…
И по солнцу сориентироваться пытались, только не очень удачно определились, полчаса гребли в этом направлении, а никаких признаков берега нет…
Бросили весла, сидим, сами не знаем, что дальше делать… Главное, что день, а вокруг ничего — одно море. Как будто потоп был, и мы с мужем вдвоем на Земле остались.
Подумала я так и тут теткину икону вспомнила…
— Николай Чудотворец! — говорю. — Хоть ты вразуми нас непутевых…
Бормочу это, пытаюсь перекреститься, а сама плачу…
Но тут муж на меня закричал:
— Кончай реветь, дура! Вон лодка какая-то плывет!
Схватились мы за весла, гребем, сколько сил есть.
Ну, слава Богу, не пустая лодка оказалась.
Дед какой-то сидит в ней.
— Дедушка! — муж говорит. — Скажи, ради Бога, в какую сторону берег?
Дед махнул рукой, чтобы мы за ним плыли, и вроде и не греб совсем, а только, чтобы не отстать от него, мы изо всех сил на весла налегли…
И все равно не догнали его.
Пропал он…
Но тут уже берег мы увидели.
Слава Богу, добрались до места!
Вначале, конечно, только мазилками разными мазались, от ожогов лечились.
А потом я о старике вспомнила, кто это, думаю, спаситель наш был…
И когда вернулись домой, первым делом к своему батюшке побежала. Рассказала о приключении, а потом спрашиваю, за кого молиться теперь, за кого свечку поставить…
— Так ему и поставь! — говорит священник и к иконе меня подводит.
К той самой, на реставрацию которой я деньги давала.
Только тогда темная икона была, совсем не разглядеть ничего. А теперь очистили, и икона словно светом изнутри озарилась, и смотрит с нее на меня тот самый старичок, которого я в лодке видела…
— Так это Николай Чудотворец и был? — спросил я.
— Батюшка говорит, что он… — сказала Светлана и перекрестилась. — Я теперь ни одного акафиста ему в церкви стараюсь не пропускать…
Залитский старец
На острове Залита
Матушка Мануила рассказала историю, случившуюся во время поездки на остров Залита…
Вместе с нею ездили на остров Настасья и Виктор, уже не очень молодые, интеллигентные люди. Настасья работала в Русском музее, Виктор — в Эрмитаже.
Ссориться научные сотрудники начали, как только сели в машину.
Вначале просто подтрунивали друг над другом, но с каждым километром пути колкости становились все грубее, все злее.
А на острове уже настоящая драка началась…
Настасья лицо Виктору расцарапала, Виктор ее за волосы схватил…
Разнимали их, но как разнять, если в них такая сила появилась, что никто справиться не может.
И тут матушка Мануила подняла глаза и видит: на взгорке, опираясь на палочку, отец Николай стоит.
— Эк, — говорит, — матушка, и тебя беси-то в свору свою впрягли!
Только тогда матушка и опомнилась.
А отец Николай стукнул палочкой своей о землю.
— Кыш! — говорит. — Прочь идите!
И тут сразу и прекратилась драка.
— Витенька! — плачет Настасья. — Да что же это я творю?!
А он перед ней на колени упал, руки целует.
— Настенка! — плачет. — Да как же я руку на тебя мог поднять?!
Вот ведь как иногда на острове Залита при отце Николае бывало…
Благословение
Так получилось, что последний раз я был в Минске, когда мы жили еще в СССР…
Разумеется, действующих церквей в те годы немного было и в русских городах, но у нас храмы сохранялись хотя бы в качестве архитектурных памятников, а в перепаханной войною Белоруссии, которую в шестидесятые-семидесятые годы планировали превратить в первую атеистическую республику, не уцелели и сами здания.
В Минске, кроме кафедрального собора Святого Духа да церкви Александра Невского, на кладбище ничего, кажется, больше и не напоминало о православных корнях города…
И вот теперь, приехав в Минск, я не сразу и узнал город. Светло и сокровенно то тут, то там открывались часовни и церкви, наполняя теплотою глубину городского пейзажа…
Но самое первое и, пожалуй, самое неожиданное впечатление от Минска — встреча… со старцем Николаем Гурьяновым с острова Залита…
Имя его как-то сразу возникло в беседе со встречавшими нас управляющим делами департамента внешних связей Белорусского экзархата Александром Михайловичем Грамотневым и генералом Стефаном Васильевичем Косухой (залитский старец был его духовником), и сколько потом мы ни колесили по Белоруссии, без отца Николая не обходился, кажется, ни один разговор.
И это были не сплетни об окружении старца, которые — к прискорбию! — нередко приходится слышать в Москве и Петербурге, нет… Здесь мы сталкивались с делами залитского старца — с храмами, воздвигнутыми по его благословению; с людьми, жизнь которых преобразило общение с ним…
И тут нельзя, конечно, не вспомнить о дивных трудах минского священника Андрея Ломашенко, который одним из первых в Белоруссии начал работать с больными Республиканской психиатрической больницы в Новинках.
Следуя за отцом Андреем, начали ухаживать за больными и его духовные дочери, а вскоре возникла мысль о создании женского Свято-Елисаветинского монастыря.
Ее подсказал на острове Залита старец Николай.
— Отче… — сказал тогда отец Андрей. — Но ведь на строительство деньги требуются…
— А как же без денег строить? — согласился старец Николай. — Но я тебе денег дам, начинай строить…
И он достал из кармана пять тысяч рублей.
Тогда на пять тысяч неденоминированных рублей можно было купить бутылку минеральной воды, но тут не в размерах денежной суммы заключался смысл, а в силе старческого благословения.
С этого благословения и начали расти стены обители, с этого старческого пожертвования и начинается летопись Минского Свято-Елисаветинского монастыря в Новинках…
7 декабря 1997 года был заложен первый монастырский храм.
6 февраля 1998 года в фойе интерната освятили домашнюю церковь во имя святой блаженной Ксении Петербургской.
10 декабря 1999 года освятили нижний монастырский храм во имя святителя Николая.
Со Страстной седмицы 2000 года в монастырском храме совершается ежедневно Уставное богослужение.
Сейчас в обители 44 насельницы.
Ежедневно совершается здесь Божественная литургия, а вечерние богослужения завершает крестный ход…
Настоятельница монастыря, матушка Евфросиния, говорит, что монастырь — это и семья, и университет, где человек может восстановить в себе образ Божий.
И вот — смотришь на выросшие в Новинках древнерусские стены монастыря, смотришь на тяжелый, высоко вознесенный в небо звездный купол величественного собора, схожего со славянским богатырем, и действительно ощущаешь себя свидетелем Божиего Чуда.
Причт
Это в прежние времена в поселке и продуктовые магазины были, и промтоварные. Хозяйственный магазин был, книжный, мебельный. Теперь народ потребление свое ограничил, не нужно стало столько магазинов, хватало и кооперативных ларьков, вот и отдали общине это помещение… Поставили луковку с крестом над крылечком, повесили иконы в бывшем торговом зале, и стала церковь. Какая-никакая, а другой в ближайшее время все равно не дадут, ремонтировать прежнее здание, от которого одни стены остались, средств нету.
Слава Богу, что хоть такой храмик сделали. Служить можно, и то добро…
Так думал отец Игнатий, переоблачаясь после вечерней службы в «ризнице» — отгороженном шкафами от складского помещения уголке. Слышно было, как разговаривают за шкафами, собирая ужин, женщины.
— Тихвин-то город горячий, — жаловалась Шура-алтарница. — Проехала в валенках, а там текет все. Дак промокли валенки и сели, теперь, видно, не разносить будет…
— Хорошие валенки-то были, — посочувствовала ей Вера, исполнявшая в церкви обязанности старосты. Она и за свечным ящиком стояла, и после службы домой не торопилась, убирала помещение, и всегда сама закрывала ставни, замок сама на двери вешала.
— Да уж… — вздохнула Шура. — Не теперешние. Ты чего, Вера, возле мешка-то качаешься?
— Дак подвинуть бы надо. Поставили здесь, на проходе, а я не могу крянуть.
— Ну, дак отойди тогда… Куда тебе его двинуть?
— А сюда, наверно. Ну, ты и крепкая еще, Шура!
— Дак, милая ж моя, я ведь как-никак девушка. Мужиками не истаскана. Кабы можно было, обязательно в монастырь бы ушла.
