Эта идиотка решила заглушить меня.
— Если ты немедленно не отойдешь от двери, — пригрозил анд, — я вызову полицию.
— И что она будет здесь делать? — спросила я. — Давно не видевшая своего отца дочь навестила его. Кстати, а какого черта ты тут делаешь?
— Меня приставили к нему, Джен. Твой отец больше не способен самостоятельно справляться со своими делами. Я его официальный опекун.
— Дерьмо! — Я в последний раз пнула дверь, не вкладывая, впрочем, в это движение особого пыла. Нечего удивляться тому, что он уже переступил эту грань. В конце концов, отцу уже почти девяносто.
— Если хочешь, давай присядем и поговорим, — анд указал в сторону набивного пуфика банановой желтизны. — Иначе мне придется попросить тебя уйти.
Всему виной потрясение, которое я испытала при виде андроида: я отреагировала, как задетая за живое девчонка. Однако я давно взрослая и мне пора вести себя подобающим образом. Я приехала сюда не для того, чтобы Питер Фэнси вновь ужом пролез в мою душу.
— Дело в том, что я к вам по делу, — сказала я, открывая сумочку. — Раз ты опекаешь его, значит, это тебе.
Передав ей конверт, я уселась, подобрав под себя ноги. Взрослой женщине трудно изящно устроиться на набивном пуфике.
Она извлекла чек.
— От матери? — И, помедлив, добавила: — Как трогательно.
Удивления я не заметила.
— Это чересчур щедро, — сообщила она.
— Именно так я и подумала.
— Она позаботилась о тебе?
— Со мной все в порядке. — Я не собиралась обсуждать завещание матери с куклой, заменявшей моему отцу дочь.
— Хотелось бы повидать ее, — заметил анд. Опустив чек обратно в конверт, девчонка отложила его в сторону. — Я потратила много времени, пытаясь вообразить мать.
Мне пришлось собрать всю волю, чтобы не двинуть ей как следует. Конечно, она андроид, но однажды — если только она не сломается раньше — эта особа станет свободной гражданкой. Однако вместо мозгов у нее когнизор, а сердце выращено в баке. Как она может нарисовать портрет моей матери, располагая лишь теми небылицами, которые рассказал ей отец?
— И насколько же он плох?
Печально улыбнувшись, она покачала головой.
— По-разному. Он даже представления не имеет о президенте Ху-онге и о землетрясении, однако сцену с кинжалом из «Макбета» расскажет без запинки. Я не стала говорить ему о смерти матери.
— А он знает, кто ты?
— Джен, я многолика.
— У тебя мое лицо.
— Ты — роль, которую я играю. — Она встала. — Не желаешь ли чаю?
— Давай. — Мне все еще хотелось узнать, почему матушка завещала отцу четыреста тридцать восемь тысяч долларов. Раз он не в состоянии открыть мне причину, быть может, это сделает анд.
Она отправилась на кухню, открыла буфет и извлекла из него совершенно обычную кружку. В крохотной ладошке небольшая посудина казалась ведерком.
— Едва ли ты по-прежнему пьешь «Констант Коммент»?
Его любимый чай. Я-то уже давно перешла на «Рафалло».
— Отлично. — Я вспомнила, что в детстве отец заваривал нам чай одним пакетиком, потому что «Констант Коммент» был весьма дорогим сортом. — Разве эта фирма не закрылась?
— Я смешиваю ингредиенты сама. И мне хотелось бы услышать от тебя, насколько точен рецепт.
— Выходит, ты знаешь мои вкусы?
Она усмехнулась.
— Итак, отец нуждается в деньгах?
Звякнула микроволновая печь.
— Среди актеров богатых немного, — пояснила девчонка. По-моему, микроволновок в шестидесятые годы еще не было, однако на Строберри-Филдс никогда не гонялись за исторической точностью.
— Особенно тех, кто испытывает слабость к Шекспиру.
— Тогда почему он живет здесь, а не в какой-нибудь трущобе? И каким образом он мог позволить себе завести андроида?
Взяв щепотку сахара указательным и большим пальцами, она высыпала ее в чашку. Я так делаю до сих пор, но только когда меня никто не видит. Отвратительная привычка; мама все ругала отца за то, что он научил этому меня.
— Я подарок, — достав пакетик с чаем из банки в виде желудя, она опустила заварку в кипящую воду. — От мамы.
Девчонка предложила мне чашку, и я приняла ее.
— Не может быть.
— Если хочешь, могу солгать. — Отодвинув от стола складной стул, она развернула его ко мне. — Родители не рассказали нам о себе почти ничего, Джен. И я всегда гадала, почему так получилось.
Я чувствовала себя полной дурой. Как будто бы вдруг очнулась после тридцатилетнего сна.
— Она подарила тебя?..
— А кроме того, купила этот дом и оплачивала все его счета.
— Но почему?!
— Тебе лучше знать, — ответил анд. — Я надеялась услышать ответ от тебя.
Я не знала, что говорить и как реагировать. Поскольку в руке была чашка чая, я отпила. На мгновение запах чая и апельсиновой цедры вновь перенес меня к тому дню, когда девочкой я сидела на кухне бабули Фанелли в мокром купальнике и пила «Констант Ком-мент», который отец заварил, чтобы я не выбивала дробь зубами. Сосновые стены тогда глядели на меня карими глазками, а зеленый линолеум сделался скользким — с купальника натекла целая лужица.
— Ну и как?
— Ничего, — заметила я рассеянно и приподняла чашку. — Да нет, отлично, совсем как в детстве.
Она захлопала в ладоши и продолжила:
— А теперь расскажи мне, какой была мама?
Совершенно немыслимый вопрос, и я попыталась не заметить его. Мы замолчали, высматривая друг друга через разверзнувшуюся пропасть пережитого. Вопрос утонул в безмолвии.
Мама умерла всего три месяца назад. Мне вспомнилось, как после развода с отцом она всегда отвечала на мои звонки, если только оказывалась у себя в офисе, даже когда было уже очень поздно; как умело надавливала на воображаемые тормоза, когда я пыталась завезти ее куда-нибудь не туда; как я была благодарна за то, что она не стала устраивать сцену, узнав, что мы с Робом разводимся. Вспомнилось, как в четырнадцать лет она на год отправила меня в Антибу, вспомнился запах ее духов на отцовских премьерах, их вальсы в патио нашего дома в Уолтеме.
Уэст ринулся с мячом вперед…
Набивной пуфик, на котором я сидела, был развернут к окну. За моей спиной — я услышала это — возле книжных полок открылась дверь.
Джонс и Гудрич идет в атаку…
Я оглянулась. Великий Питер Фэнси совершал свой выход на сцену.
Мама когда-то говорила мне, что отец принадлежал к тому типу актеров, в которых просто невозможно не влюбиться. Он пользовался огромным успехом в ролях Стенли Ковальски в «Трамвае…», Ская Мастерсона в «Парнях и куколках» и виконта де Вальмона в «Опасных связях». Годы успели источить его красоту, однако не сумели полностью справиться с ней: издали он по-прежнему был хорош. Коротко стриженные волосы сохранились, только голова стала седой. Прекрасные скулы остались на месте, и подбородок был таким же точеным, как в день первой пробы. Серые глаза смотрели куда-то вдаль — с легкой задумчивостью, — словно внимание их всецело поглощала, скажем, война Алой и Белой Розы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
