Понимаем — попали в засаду, быстро выпрыгиваем из кузова и занимаем более выгодную для обороны позицию под каменной аркой моста. Странно, но враги пока не стреляют. Вместо этого из-за завала раздается до странности знакомый хриплый голос, он громко кричит по-немецки:
— Камерады! Я Фриц Швейффер, ротенфюрер СС. Вы окружены превосходящими силами повстанцев и все будете убиты, если не прислушаетесь к голосу разума. Есть деловое предложение: вы четверо сейчас спокойно уходите, оставляя нам машину с боеприпасами и обоих русских…
— Это еще что за привидение? — я недоуменно гляжу на Сергея. — Вы же расстреляли Фрица? Если он восстал из ада, то весьма не вовремя и не к месту!
— Сбежал ваш Фриц по дороге в Грозный! — яростно сплевывает Нестеренко. — Чего он там каркает, переведи.
— Просит, отдайте, пожалуйста, патроны, ради нашего давнего знакомства, — ухмыляется Гюнтер.
— Ага, патроны и в придачу ключ от квартиры, где деньги лежат! Да я сейчас швырну гранату в машину, все сдетонирует к чертовой матери… — выдергивает из-за пояса гранату Сергей.
— Спокойно, я придумал лучшее применение этой гранате, — удерживает его руку майор.
— Пауль, Гюнтер, отвлеките пока ротенфюрера разговором; ты, Нестеренко, тем временем постарайся зайти к бандитам с фланга и достать их гранатой, а мы прикроем тебя выстрелами.
Дело в том, что нападавшие не могли видеть, сколько человек находится под мостом, но под прикрытием крутого берега была реальная возможность подобраться к ним на расстояние броска гранаты.
И вот мы с Гюнтером включаемся в активную полемику с ротенфюрером, а сами смотрим, как Серега ползет, прижимаясь к обрыву.
— Эй ты, бывший штурмовик! Забыл, как наши красные отряды били вас в гамбургских пивнушках! Но ничего, напомним! — сложив руки рупором, кричит Гюнтер.
— Мало гестапо вас в тюрьмы сажало, тельмановские ублюдки! — с полуоборота поддается на провокацию старый нацист.
Полемика превращается в поток взаимных оскорблений, но как только старшина подползает достаточно близко и нам нужно полностью отвлечь внимание на себя, диалог быстро переходит в перестрелку. Нестеренко встает, широко размахивается, граната по крутой дуге перелетает через завал и падает среди бандитов. Один из них пытается успеть отбросить ее назад, но она взрывается прямо у него в руках. Большинство из находившихся в засаде оказываются или сразу убиты наповал, или тяжело ранены. Конечно, есть еще несколько человек, засевших в окружении слева и сзади от нас, но численный и моральный перевес уже на нашей стороне. Продолжаем с ними перестрелку еще минут десять, причем нам удается подстрелить еще парочку бандитов. Относительно невредимы остаются только четверо из нападавших; поняв, что затея не удалась, они спешно покидают поле боя. На плечах у одного из них виден знакомый грязный бараний тулуп, в здоровенной фигуре другого мы узнаем ротенфюрера. Даем вслед еще несколько выстрелов, к сожалению, мимо, пули только подняли фонтанчики снега недалеко от их ног. Фриц оборачивается и орет, грозя кулаком: «Мы еще столкнемся с тобой на узкой дорожке, Гроне!» Мы тоже посылаем ему вслед парочку не менее добрых напутствий.
Быстро вызываем по рации подкрепление: прибывшие бойцы помогают разобрать завал, перегружаем ящики на другую машину и уезжаем.
— Все наш хваленый гуманизм, — возмущается по дороге Петров. — И Фрица еще в плену надо было пристрелить, и нежелательных свидетелей на поляне тоже; вы же поняли, что этот полоумный дед был не кем иным, как переодетым бандитом. Покрутился возле нас, все разнюхал. Там на плато, на открытом месте, они нападать побоялись, решили устроить засаду. А вы, ребята, молодцы, я было испугался, что вы поддадитесь на провокацию этого эсэсовца.
— Вернуться обратно в банду?! О чем вы говорите?! — отвечает за всех немцев Гюнтер.
Я по дороге прошу Нестеренко объяснить, как Удалось этому нацисту «воскреснуть». Как оказалось, история ничего общего с чудесами не имела.
Рассказывает старшина Нестеренко:
— Ну и фрукт оказался этот ротенфюрер, назвавший себя Фрицем. Хотя я был уверен, по-настоящему его имя было как-то иначе, но он же уперся, ничего не хотел говорить! Фанатизм потрясающий: смотрит нам в лицо и говорит о том, что славяне низшая раса и должны стать рабами арийской расы господ, а кто проявит непокорность, будет безжалостно уничтожен. Чермоев припечатал ему несколько раз по наглой рыжей морде, но и это не особо сбило с него спесь. Ни на один вопрос подлюка не стал отвечать! Мы уж его во двор выволокли, поставили к стенке, спрашиваем: «Будешь говорить?! Ведь сейчас пристрелим, как собаку!»
«Нет, — говорит, — я солдат фюрера, я присягу давал!»
Дали пару выстрелов поверх головы, он вздрогнул, упал, встал бледный как полотно, но один черт, молчит! С каким удовольствием я бы всадил в него пулю, но полковник строго-настрого приказал никого самосудом не расстреливать, а отправлять в Грозненский НКВД.
Погрузили мы его в кузов полуторки, я сел с оружием рядом с ним, поехали. Только выехали из ущелья на равнину, как на горизонте показалась парочка «мессеров» на свободной охоте. Летают, стервятники, почти как у себя дома; нагло пользуются тем, что у наших пока самолетов не хватает. Заметив с высоты нашу машину, фрицы спикировали и на бреющем обстреляли нас из пулемета; на первый раз промазали, но, как говорится, «обещали вернуться», вон гады уже разворачиваются и заходят на второй круг. Я приказал пленному выпрыгнуть из представляющей удобную мишень машины, и мы залегли в придорожных кустах. Лежим, наблюдаем, как гитлеровские асы расстреливают нашу беззащитную машину; очередь попадает в бензобак, и полуторка с оглушительным грохотом взрывается, а потом я вдруг получаю такой сильный удар по голове, что свет меркнет в моих глазах. Очнулся от воплей шофера: «Убег, убег ведь фриц проклятый!»
С трудом поднимаю тяжелые веки, ощупываю здоровенную шишку на затылке. Это ж надо, как он улучил момент и как сильно огрел меня! Ну, правильно, гитлеровец был хорошо обученный спецназовец, а не простой солдат.
— Я стрелял ему вслед, — оправдывается шофер, пожилой дядька в круглых очках. — Дак рази ж в него попадешь, петляет, как заяц.
— Петляет, как заяц, — передразнил я шофера. — А ты слеп, как крот, небось в корову с двух шагов промажешь!
Пару километров протопали пешком до ближайшего села, там реквизировали лошадей и на них добрались обратно в крепость. Я боялся доложить майору, что этот гад сбежал, поэтому и сказал, что в гитлеровца попала шальная пуля, и он сгорел вместе с машиной. Знал бы я, сколько неприятностей в будущем принесет нам этот «воскресший покойничек». Лучше бы мы его еще в крепости расстреляли!
