что хотела. Потому что атмосфера у озера была волшебной и какой-то совершенно особенной. Потому что мне понравилось!
— Когда ты привёз меня на озеро и отлучился в душ, тебе звонила Тами. — Я специально кривлю лицо в тот момент, когда произношу это имя.
Самсонов едва заметно улыбается, но в следующую секунду становится серьёзным.
— Я сбросила вызов. Просто взяла твой телефон, уменьшила звук и отключилась, чтобы она тебя не беспокоила. Нас не беспокоила. И да, можешь линчевать меня за это, но собственную вину я не признáю ни за что.
— Хорошо, ревнивица, — расслабляется Кирилл и опускает руки. — Что было потом?
— Потом я открыла телефонную книгу и нашла свой номер. И будто чугунной сковородой по голове огрели. Провинциалка! Она — Тами, а я — Провинциалка.
— Провинциалочка, — поправляет Кирилл. — Ласково.
— Очень, — недовольно фыркаю.
— Я подписал тебя так, когда впервые взял твой номер.
— И не планировал со мной отношений, — заканчиваю вместо него фразу.
— Именно.
— А её? Записал так, потому что изначально знал: у вас всё получится?
Я часто представляю, какая она. На вызове не было фотки, фантазия рисует размытый образ. Красивая — это точно. Стройная? Несомненно! Внутри медленно растекается яд, который отравляет всё: чувства, эмоции и воспоминания. Я будто забываю то хорошее, что было между нами, и заново переношусь в дом у озера, когда Кириллу звонили. Я ведь никогда не считала себя красивой, до сих пор не понимаю, что Самсонов нашёл во мне. Эта неуверенность заставляет думать, что я не заслуживаю всего, что имею. В том числе и Кирилла.
— Я записал её так, потому что торопился, — поясняет он. — Полное имя — Тамила. Решил сократить, а потом не менял ничего. Я беру в руки телефон, когда позвонить или ответить нужно.
Я отвожу взгляд и учащённо дышу. По крупицам собираю важную информацию, раскладываю её по полочкам, кручу на языке. Дома как следует упорядочу и обдумаю.
— На данный момент нас с Тамилой связывают исключительно рабочие отношения, — продолжает Самсонов. — Она сливает мне кое-какую информацию. И нравится тебе или нет, но некоторое время нам придётся изредка созваниваться.
— И встречаться?
— В стенах офиса.
Не нравится! Конечно же, не нравится. Но что я могу поделать? Поставить ультиматум? Сейчас? Если для Кирилла это важно?
До боли прикусываю нижнюю губу и смотрю себе под ноги. Становится холодно, платье слишком откровенное и короткое. Заметив, что я дрожу, Кирилл открывает автомобиль и предлагает продолжить разговор там.
Включает обогрев, протягивает свой пиджак. Он большой и свободный, обволакивает меня ароматом любимого мужчины. Парфюм, табак и запах его кожи. Правда, дрожь никуда не уходит, как и вопросы из моей головы. Их всё больше и больше.
Кирилл заводит двигатель и выезжает с парковки. Молчит. Серьёзный и хмурый. Он злится. Романтический настрой сегодняшнего вечера куда-то испарился, а ведь нам было так хорошо вместе!
— Это всё Мирон Юрьевич и его любовница, — тяжело вздыхаю. — Меня замкнуло, правда. Когда видела Вербицких в клинике, казалось, что они идеальная семья. Мирон Юрьевич постоянно прибегал в отделение. Каждую свободную минуту. Спрашивал о состоянии супруги, сидел вместе с ней в палате. Преданный, внимательный. Получается, как только угроза миновала, он тут же побежал окучивать блондинку? Или изменял и раньше? А как же семья?
— Часто измена — это не причина проблем, а следствие.
— Они казались прекрасной парой!
— Возможно, тебе просто показалось, — пожимает плечами Кирилл. — Мы верим в то, во что хотим верить. И огорчаемся, когда реальность оказывается другой. Я видел жену Мирона несколько раз, ничего не знаю о том, какие у них взаимоотношения. Но штамп в паспорте давно никого не сдерживает и не гарантирует верность. Это раньше семью защищал закон, религия и общество. Сейчас отвергнуты все старые принципы, а обряды утратили всякий смысл. Статистика разводов это подтверждает.
— Кстати, а что с нашим разводом?
— Я этим не занимался.
— Ясно.
Самсонов уверенно ведёт автомобиль, я сижу вполоборота и смотрю на него.
— Как давно ты расстался с Тамилой? Только правду скажи, обещаю, что не обижусь.
— Я когда-то тебе врал?
— Не договаривал.
— Но не врал. Мы расстались, когда ты ко мне переехала, — отвечает Кирилл прямо.
— И что ты ей сказал?
— Тебе не обязательно знать подробности, — тут же отрезает он.
— Для меня это неожиданно. Что ты и она теперь не вместе.
— Вита, я был уверен: после нашего откровенного разговора в Полянах более чем понятно, какие у меня намерения по отношению к тебе. Я не стал бы обманывать и встречаться с двумя одновременно.
— А какие у тебя… намерения?
— Повторить во второй раз? Если думаешь, я каждой встречной говорю то же, что и тебе, — ты глубоко заблуждаешься.
Он включает радио, давая понять, что разговор окончен.
— Расскажи мне о ней, — прошу Кирилла минутой позже. — О Тамиле.
— Зачем тебе эта информация?
— Ты сказал, что мы обсудим все незакрытые вопросы. Для меня этот вопрос не закрыт. Он мучает меня. Каждый день!
— Мы начали встречаться почти сразу же после того, как меня выписали из больницы. Тамила работает у моего партнёра.
— Она помогала тебе… со шрамами?
Кирилл кивает, и в груди расползается горечь. Она не должна была! Не должна… Для меня это интимный вопрос, слишком личный. Наш с ним. Я хотела бы изначально знать, что случилось с Кириллом. Хотела бы лечить его и находиться рядом. Целовать, гладить, обнимать. Успокаивать во время очередного кошмара. Смазывать воспалённые и болезненные рубцы. Понимаю, что, возможно, после возвращения из плена Самсонов не хотел меня видеть, поэтому подпустил к себе другую женщину. Безопасную. Я его личный триггер. И мне очень-очень жаль.
— Сколько ей лет? — спрашиваю, сжимая пальцы в кулаки.
— Тридцать.
— У тебя были серьёзные планы на неё?
— Прекращай. Ты опять заводишься, и мне это не нравится.
— Ты обещал отвечать на вопросы!
Каждая секунда молчания
