Наконец, однажды вечером появился Бандоль.
— Дитя мое, — начал он, — я пришел сказать, что послезавтра тебе будет оказана честь взойти на мое ложе… И заметив, что Жюстина в ужасе вздрогнула, добавил:
— Как! Это известие не радует тебя?
— Оно меня ужасает. Ах, сударь, неужели вы считаете, что женщины могут любить вас?
— Любить меня! Да я пришел бы в отчаяние, если бы какой-нибудь женщине пришла в голову такая мысль: мужчина, который хочет наслаждаться в полной мере, никогда не пытается завоевать женское сердце, иначе он сделается ничтожным рабом и, следовательно, будет глубоко несчастен. Женщину приятно сношать, только когда она презирает вас всем сердцем; мужчина, желающий испытать все самые острые удовольствия, должен внушать женщине ненависть всеми возможными способами. Неужели ты думаешь, что азиаты, знающие толк в сладострастии, не понимают, что творят, когда держат женщин взаперти? Только не думай, Жюстина, будто ими движет ревность. Разве можно представить, что мужчина, имеющий пять-шесть женщин, способен любить их всех до такой степени, чтобы ревновать? И закрывает он их на замок совсем не поэтому: единственная причина у него — как можно сильнее оскорбить их, это желание родится в нем из уверенности в том, что самое большое наслаждение доставит ему женщина униженная, оскорбленная, которая боится и презирает его.
— Я не вижу в этом никакой деликатности.
— Зачем нужна деликатность в любви? Добавляет ли она какие-нибудь новые грани к удовольствию? Разумеется, нет: напротив того, она притупляет ощущения, принуждает мужчину к материальным жертвам в угоду морали, и эти жертвы всегда приносятся в ущерб сладострастию, главный элемент которого — наслаждение. Все деликатные и нежные любовники — никудышные долбильщики, Жюстина, они полагают, будто красивыми словами вознаграждают женщину за то, чего они ее лишают. Признаюсь тебе, что будь я женского пола, я предпочел бы, чтобы меня истязали и от души сношали, чем если бы каждый день мне твердил сладкие речи какой-то мастурбатор. Так что смирись, Жюстина: слабое существо должно уступать, если обстоятельства изменятся, может случится, что ты станешь госпожой, а я буду тебе повиноваться.
С этим Бандоль вышел и оставил Жюстину в ожидании ужасных оскорблений, какие только могло испытать ее целомудрие. Она долго стояла у окна, предаваясь тяжелым размышлениям и не решаясь лечь в постель, и вдруг ей показалось, что из кустов, окружавших башню, донесся негромкий шум. Она прислушалась и услышала шепот:
— Откройте и не бойтесь, мне надо сказать вам важные вещи.
Жюстина прижалась головой к решетке и затаила дыхание: как сладостен любой намек на надежду в отчаянном состоянии, в котором она находилась! Но, о небо, каково же было ее изумление, когда она узнала голос Железного Сердца, лихого атамана разбойников, вместе с которым она сбежала из тюрьмы Консъержери!
— Несчастный, — произнесла она, — что тебе нужно возле этого ужасного дома?
— Мы хотим похитить одну женщину, которая нас интересует, только за этим мы пришли сюда: дело в том, что Бандоль — такой же злодей, как и мы, поэтому мы уважаем его вкусы, его собственность и его удовольствия, но нам нужна эта женщина, которую его люди похитили у нас месяц назад, мы покараем ее за то, что она предала нас самым коварным образом.
— Увы, сударь, — отвечала Жюстина, — не следует ли бросить этот же упрек в мой адрес? И когда я окажусь в ваших руках, не сделаете ли вы со мной то же самое?
— Не бойся, — сказал Железное Сердце, — помоги нам взять предательницу, и мы обещаем тебе защиту, безопасность и помощь.
— О Господи! Вы хотите, чтобы я выдала вам несчастную, которую вы приговорили к смерти!
— Она в любом случае получит свою смерть.
— Нет, женщин отсюда отпускают, когда они наскучат хозяину.
— Хорошо, если ты нам не поможешь, мы все равно проникнем в дом, но тогда первой жертвой будешь ты.
Жюстина увидела, что избежав неминуемой опасности в замке, она каким-нибудь образом сумеет избежать новых ловушек независимо от того, сдержит разбойник слово или нет, и что, возможно, он пощадит и бедную женщину, и наконец решилась.
— Я согласна, дайте мне средства, и я сделаю все, что в моих силах.
— У тебя есть веревка?
— Нет.
— Тогда разорви простыни, свяжи их и опусти вниз. Жюстина сделала так, как было сказано, и, вытянув обратно связанные простыни, обнаружила на конце напильник и лестницу из тонкого шелкового шнура вместе с запиской следующего содержания:
«Перепилите решетки, привяжите к оставшимся прутьям лестницу, а завтра часа в два-три утра спокойно спускайтесь: мы будем вас ждать. Вы нам покажете вход в этот волшебный и неприступный замок, за что получите вознаграждение и позволение идти, куда пожелаете, и вам не припомнят старых обид».
Жюстина хотела спросить еще о чем-то, но внизу уже никого не было. Решение созрело скоро, и мы уже рассказали, какие соображения ею двигали.
Она перепилила решетки, привязала лестницу и стала с нетерпением ждать назначенный час. Наконец он пришел, Жюстина влезла на подоконник, легко и ловко соскользнула по лестнице и спустя мгновение оказалась у подножия башни.
— Ты узнаешь меня, Жюстина? — бросился к ней Железное Сердце, заключая ее в объятия. — Узнаешь человека, который продолжает боготворить тебя и с которым ты обошлась так сурово… О небесное создание, как ты выросла и похорошела! Но скажи: ты снова будешь такой жестокой, как в прошлый раз?
— Надо спешить, сударь: скоро рассвет, и мы погибли, если нас здесь увидят…
— Ты сможешь отыскать дверь?
— Да, если вы дадите мне клятву.
— Какую же?
— Сохранить жизнь несчастной, которую вы собрались убить, и отпустить меня на свободу, как только мы выйдем обратно.
— Насчет свободы можешь не сомневаться, — ответил разбойник, — но первое условие выполнить невозможно.
— В какое ужасное положение вы меня ставите! Зачем только я спустилась?
— Скоро рассвет, Жюстина, ты сама это сказала только что, нельзя терять ни минуты…
И трясущаяся от страха Жюстина шагнула вперед.
— Вот тополь, который я запомнила. За ним должна быть дверь.
Железное Сердце и его подручные бросились туда и скоро отыскали потайной вход. Они подвели к нему девушку.
— Это здесь?
— Да, это та самая зеленая дверь. Отпустите же меня, сударь.
— Непременно, — сказал Железное Сердце, — мы сдержим слово, которое тебе дали. Вот десять луидоров, поцелуй меня, дорогая… Я мог бы потребовать от тебя благосклонности, о которой так долго мечтал… я мог бы наказать тебя за то большое зло, что ты причинила шайке, но то старое зло, намного меньше того, что ты сейчас сделала нашей жертве, было продиктовано твоей добродетелью, а нынешний твой поступок вызван эгоизмом. Мы, как закоренелые преступники, понимаем эту разницу, посему ступай, Жюстина, но твоя подруга погибнет… Прощай же, постарайся быть более счастлива, чем я вижу тебя сегодня, и помни, что ты всегда найдешь друзей в лице Железного Сердца и его шайки.
