— Чтобы землю больше не топтал! — Голос-то молодой, вот незадача. Мальчишеский почти.
— Тебе нужна только моя жизнь?
— Да!
— Тогда почему палишь почем зря?! Вокруг масса невиновных людей, которые не в курсе, какие у нас с тобой разборки. Я, кстати, тоже.
— Конечно, ты не в курсе! Что тебе челове…
Диалог прервался на полуслове, а уже через секунду в дверях стоял довольный Парус, закинув на плечо разряженный арбалет.
— Господин барон, один он был. Ну, я ему стрелу в глаз и подарил.
— Замечательно. — Встав, я отряхнул штукатурку, отбитую взрывом, и огляделся. — Все живы?
Нестройный хор голосов и символическая перекличка подтвердили, что все нормально. Чудо, просто чудо. Автоматная очередь и взрыв двери. Слепое везение или удача.
— Трактирщик?
Из-под прилавка появился испуганный мужичок в черном кожаном переднике.
— Господин барон, звали?
— Звал. На вот тебе компенсацию морального ущерба. — Покопавшись в кармане, я выудил оттуда несколько золотых и, не считая, вложил их в руку хозяина заведения. — Ты уж извини нас, постояльцы мы получились достаточно шумные. Прибери тут все и принеси парням лучшего вина. Они это заслужили.
Робкие возгласы одобрения со стороны гвардейцев и довольная улыбка хозяина, вмиг сделавшего недельную выручку, немного успокоили мои не в меру расшалившиеся нервы.
— Дирек, двинули на выход. Проветримся, заодно посмотрим, кто там такой плохой, а теперь стараниями Паруса еще и мертвый? — Ответом мне была тишина. — Дирек, черт возьми, хватит трусить, вылезай. — Опять нет ответа.
Острое предчувствие беды навалилось на меня. Рванув к распростертому на полу секретарю, пинком ноги я отбросил кресло, за которым он хотел укрыться, и остановился. Что-то багровое, будто темный брусничный сок, растекалось по полу. Аморис лежал в неестественной позе, с распахнутыми глазами. Рот Дирека был приоткрыт. Дьявол.
Перевернув друга на спину, я пощупал пульс. Автоматная пуля, дурная, рикошетная, попала прямо в сердце. Камзол на груди намок. Сам же мастеровой даже ничего не почувствовал. Добрый малый Дирек был мертв.
Мертвецу, лежащему на раскисшей от дождя земле, было не больше двадцати. Совсем еще мальчишка, не знающий жизни и не понимающий, чем может обернуться тот или иной поступок. Теперь ему все равно, он мертв. По глупости хотел отнять одну жизнь, по еще большей глупости лишился собственной.
Жалости к мертвецу у меня не было. Хотелось врезать со всего размаху носком ботинка в это замершее навеки лицо. Лупцевать по ребрам, ломать кости, давить, душить, да толку. Амориса было уже не вернуть. Тут же в грязи валялся видавший виды АКСУ с черным пластиковым цевьем. Из-под намокшей куртки выглядывал пояс с оставшимися гранатами. Две. Всего две, но и этого было бы достаточно, чтобы унести еще несколько жизней. Мой сумасшедший трюк с выпиныванием смертельного кругляша был сродни прыжку со скалы. Три гранаты подряд отбить бы точно не получилось. Поднеся трость к глазам, я внимательно осмотрел оскалившегося медведя. Цел. Ну хоть ты не пострадал.
— Обыскать, — кивнул я Парусу. — Все вещи и оружие ко мне в номер. Тело к свиньям.
— Что будем делать с покойным Диреком?
Я на секунду замешкался.
— Похоронить. Тут же есть церковь или что-то в этом роде? Парус, прошу тебя, отряди людей, пусть займутся. Сам не смогу, наверное.
Запоздалое чувство утраты сменило чувство вины перед другом. Ведь меня же убить хотели. Пацан же за мной пришел. Он так и заявил, твоя жизнь, крыса. Кто он такой, черт возьми? Встав на колено, я засунул руку в нагрудный карман мертвеца и вытащил оттуда сложенный вчетверо листок пергамента. Это был рисунок. Красивый, качественный. Очаровательная брюнетка смотрела на меня, запечатленная карандашом талантливого мастера так виртуозно, что казалось, вот-вот подмигнет мне или заговорит.
Захотелось напиться. Сильно, до соплей зеленых, чтоб валяться и корчиться в припадке. Чтобы ни черта не соображать, не отвечать за свои поступки, а только пить, вливая все большие дозы алкоголя, самого крепкого. Потом спать, спать долго, и забыть.
Мои решения и поступки всегда отзывались на последующей жизни. Если бы не мой выбор профессии, в которой я себя не нашел, не быть бы мне менеджером по продажам. Не начни я продавать лампочки, не попался бы на глаза Подольских. Извини, мой милый Аморис, похоже, закончились три тысячи триста тридцать три золотых твоей жизни. Знал бы, еще доплатил. Я вновь взглянул на рисунок, откуда мне таинственно улыбалась Надежда Синицына.
Дождь прекратился в тот же день. Просто взял и перестал лить. Закончился, вышел вон. Юный теплый ветер принялся разгонять тучи, и уже к вечеру яркий желтый круг местного светила давал понять, что с непогодой покончено окончательно и бесповоротно. Нашему отряду требовалось выдвигаться немедленно, но основных трактов пришлось бы избежать. Непогода и трафик разнесли по кускам всю инфраструктуру королевства, сделав торные пути непроходимыми, а реки полноводными.
— Пойдем в обход, ближе к границе. — Парис ткнул указательным пальцем в расстеленную на столе карту. — Это старый торговый путь, от старого королевства остался. Там и дороги мощеные, и мосты каменные.
— Почему тогда они не используются? — удивился я.
— Кочевники. — Покоп провел пальцем воображаемую границу королевства. — Продыху от этих чумазых нет. Сначала и кордоны выставляли, и засеки лесные, да все без толку. Ни охраны не напасешься, ни нервов. В общем, плюнули на все и стали ездить большой петлей.
— Так время же теряется? — удивился я. — Неужели нельзя было выслать на тракт роту-другую тяжелой пехоты?
— То мне неведомо, — отмахнулся бывший стражник. — Торговцы там более свои караваны не водят. Считают, что целая голова существенно лучше, чем звонкая монета. Время, конечно, теряют, но если рискнут, могут и товар погубить и с жизнью расстаться. Кочевники пленных не берут.
— С чего же так? — вновь заинтересовался я.
— Да с того. — Парус глянул на меня в некотором замешательстве. То ли сам дурак, то ли действительно не понимает? Я, признаться, не понимал. Далек я был от столь высоких материй. Если есть прямой и короткий путь, кровь из носа, обеспечь там проход. — Степнякам мужики без надобности. У них своих хватает, так что идет наш брат в расход при первой же возможности. Берут в полон в основном баб да девок, а их в торговых караванах отродясь не водилось.
— А мы-то сами там пройдем?
— Пройдем. Не ждут нас там. Если бы ценный груз был или еще что, может и шевельнулись крысы, а так разве на передовой отряд нарвемся.
— На передовой отряд тоже бы не хотелось. — Я в сомнении закусил нижнюю губу. — Очень бы надо без потерь пройти. Потерь нам на самом деле хватит.
— Господин негоциант, готово. — В дверном проеме появилась хмурая физиономия одного из моих гвардейцев.
— Хорошо, по готовности отправляемся.
Амориса похоронили около церкви, притащив и выставив над могилой кусок белого мрамора, на котором местный каменотес выбил имя покойного.
— Сколько ему лет-то было? — прошептал Парус, глядя, как землекопы забрасывают яму с телом несчастного Дирека.
— Не знаю. — Я тяжело вздохнул и прикрыл глаза. — Вроде как и не надо это было, а теперь вот и надпись на надгробии по-человечески не оформить.
— Пусть герб ваш бьют, — кивнул Парус на трудящегося над именем каменотеса. — Герб и к могилке уважение будет вызывать, и местные власти её в чистоте держать будут.
— Точно? — вяло поинтересовался я.
— Ну да, — кивнул Покоп. — Куда они от герба-то денутся. Не дай боже, мимо кто знатный проходить будет да захоронение с гербом в запустении увидит, головы полетят однозначно. Круговая порука почти. При жизни, может, лютыми врагами были, травили друг дружку ядами да норовили кинжалом под ребра садануть, а после смерти почет и уважение выказать да за порядком проследить.
— Герб пусть бьют, — кивнул я. Мне герба не жалко.
В целях ускорения передвижения коляску пришлось оставить на постоялом дворе, а мне, грешному, пересесть на лошадь. Ездить верхом я, может быть, и умел, но это только на гладкой поверхности и если лошадь спокойного нрава. Помню, как первый раз сел в седло. Сначала даже забавным показалось. Держишь спину — да знай себе правишь. Красота, загляденье. Поинтересоваться, отчего у Яроша такая хитрая физиономия, в голову почему-то тогда не пришло. Может, у человека мысли забавные да планы веселые. Как оказалось, зря не интересовался, ой как зря. О тыльной стороне бедер можете забыть на какое-то время. Даже не так, не забудете вы об этой конкретной части своей тушки даже во сне, хмелю или коме. Боли дичайшие, отбито все, а если еще и натер какое место, то пиши пропало.
