— Невестка Мелани из Канн. Я обещал осмотреть ее и подсказать, когда появится ребенок. Объясни остальным, мне жаль, но ничего нельзя поделать. Надо идти.
И он удалился. Рекс ушел безо всякого сожаления. (Она не могла утверждать, что это ее небрежная улыбка в сторону Джеффри охладила его подобно капле холодной воды, попавшей в кипящее молоко.) Рекс ушел, оставив звук своего голоса, резкий и бесстрастный, и краткий миг прикосновения…
У Джой осталось чувство (если опять перевести на язык звуков), словно внезапно чья-то рука легла на дрожащую струну, в один миг гася волшебную музыку.
Рекс ушел… Она танцевала с Фордом…
4
— Я ждал этого часа, Джой, — с дрожью в голосе произнес Джеффри, когда они сделали первый шаг в танце.
— Извини, — ответила та. Она слишком устала от бывшего жениха, чтобы снова волноваться от жалобной нотки его голоса: «Будь снисходительна к своему старому возлюбленному».
— Я действительно была очень занята до этого момента.
— Поверь, я шесть месяцев ждал этого часа.
— Ты ждал? — вяло удивилась Джой. Отсутствующе! Устало!
И Джеффри отчетливо понял, что хотя она так близко от него, что можно уловить запах тонких духов, правда иных, чем прежде, но девушка находится где-то далеко, на расстоянии многих миль. Близкая, теплая, ароматная, она вовсе не была в его руках. Как же ясно он почувствовал это! Вот он, определенный ответ на все его сомнения в течение многих недель, на его неуверенность за последние два дня. Да, Джой была далеко, за много миль от него, от того, которого когда-то так обожала, и была несчастлива к тому же. Как у всякого тщеславного человека, самолюбие ее бывшего жениха явно пострадало. Он искренне жалел ее и сочувствовал всей душой, но, оставаясь самим собой, был столь уязвлен, что больше испытывал неприятное раздражение, нежели великодушие.
«Интересно, — размышлял он про себя, танцуя с этой пахнущей сиренью чужой незнакомой женой, — любопытно узнать, избрав тот или иной вариант, обрету ли я какой-то иммунитет? Нельзя любить женщину, которую необходимо удерживать силой, и нельзя быть влюбленным в женщину, которая ничего не испытывает к тебе! Как сейчас Джой. Она совершенно безразлична. Но я могу взять верх над этой ситуацией, поскольку у нее какие-то неприятности. О чем она говорит? А может быть, „светловолосое животное“ толкнуло меня к ней? Очевидно, он не собирался дать мне возможность перекинуться с ней хоть словом. В любом случае, она на расстоянии многих миль от меня… Миль!»
И на протяжении остальной части танца, которого он, по его словам, ждал шесть месяцев, Джеффри хранил гробовое молчание.
Но Джой не обратила на это ни малейшего внимания. Если бы не одно горькое воспоминание… Ведь шесть месяцев назад настолько безумно забавным могло показаться это танцевальное шоу здесь с Джеффри Фордом. («Смешная штука жизнь!» — часто говаривал Джеффри Форд вместе с другими писателями.) Но она вряд ли понимала сейчас, с кем танцует или уже не танцует. Для нее сцена и люди, среди которых она передвигалась, были обоями в комнате, где она была заключена наедине со своими грустными мыслями. На самом деле, конечно, никаких обоев в этом веселом ярком зале не было, а стены отделаны зеркалами, с движущимися отражениями черного, белого, цветного, этих ночных бабочек, ящериц, мошек. Джой танцевала, как маленькая русалочка, на острие ножа. Она говорила что-то невпопад: «О, да, божественно…», «Я еще не видела этого… я должна», «Необыкновенно полезно, не правда ли?» — намеками, репликами, в то время как постоянно спрашивала себя: «Могла ли я объяснить Рексу, что имела в виду под словом „свобода“? Предположим, я сказала бы ему: „Все, что мне нужно, это возможность оставаться в „Монплезире“ с тобой, продолжать следить за едой, стиркой, твоими письмами, документами, как я делала это до появления Фордов. Они пришли и все испортили! Пожалуйста, пожалуйста, разреши мне“. Предположим, он бы сказал: „Нет, у меня другие планы!“ И это убило бы меня!»
Пришло время закончиться очередному танцу. Ее маленькие ножки, одетые во что-то золотое, замерли резко и механически на последней музыкальной ноте, и механически хлопали ее руки, требуя повторного исполнения.
— А эти типы умеют играть, не так ли? — сказал партнер Джой. Она вскинула глаза, чтобы улыбкой выразить молчаливое согласие, и была несказанно удивлена, обнаружив, что ее партнер уже не Джеффри Форд. Это был мистер Смитсон — тот летчик. Она вполуха слушала его дружеские расспросы о том, почему миссис Траверс не приложила достаточно усилий, чтобы прийти сегодня на пляж с молодым Персивалем Артуром. Занималась домашними делами? Подумать только! Снимать крышки с овощных банок в кладовой, заглядывать в них и делать подобные вещи?
— Подобные вещи… — эхом отозвалась Джой, снова механически.
— Боже! Вы, должно быть, колдунья! Хотя выглядите совсем по-иному, если можно так выразиться, и тем не менее вы колдунья. Изумительная! Я надеюсь когда-нибудь найти подобную вам, миссис Траверс, и тогда женюсь.
Джой, получившая еще один удар ножом, подумала: «Рекс, Рекс, почему каждый мужчина в этом мире такой тупой?»
— Вы понимаете, что я имею в виду, — продолжал летчик, стараясь изо всех мальчишеских сил развлечь маленькую хозяйку летающего доктора. Он давал ей высшие оценки за способность иметь свои суждения, взгляды, обращать на себя внимание, хотя разговаривать с ней сейчас было весьма глупо. Замужем за Траверсом — и не хочет летать! Она в своем уме?
— Никто пока не собирается за меня замуж, но моя мать всегда говорит: «Мой дорогой мальчик, в наше время участь всех приятных мужчин ждать, пока их позовут!» Такое поведение неприлично для современной девушки. Так мне казалось, но мать отпарировала: «Ну и что? Сама королева Виктория обратилась к своему будущему мужу с предложением жениться на ней!» Но я не могу представить себе обычную девушку, которая бы сделала предложение мужчине подобным образом. А вы, миссис Траверс?
Ее ответ сильно удивил летчика. Она воскликнула мягко, но неистово:
— Британский флот! Британский флот!
— Что? — переспросил изумленный Алан Смитсон, мгновенно сбившись в танце, и только когда она разглядела встревоженное выражение его лица, Джой осознала, что, наверное, произнесла вслух те слова, которыми напоминала себе, что она дочь моряка. Что бы ни случилось с ней! Каким бы безнадежным ни было ее будущее! Как бы ни швыряли ее бури и штормы и ни покидали друзья! Как бы ни обрушивались на нее волны и лавины неудач! Какой бы глубины несчастье ни раскрывалось перед ней, она должна идти вперед, высоко держа свой развевающийся флаг!
