— Слушайте, люди! — начал Укушенный Морозом. — Я сделался старым, и духи плохо слышат мой голос. Племени нужен новый Заклинатель. Мизинец уходит от вас, чтобы вернуться сильным и могущественным. Много дней он будет говорить с духами, и они научат его помогать племени во всем: в охоте и войне. Пусть каждый помнит о нем, пока его нет.
Край огромного красного солнца выглянул из-за заснеженных гор, и морозный туман сделался ал и прозрачен. На высоких берегах в пойме закаркали вороны, и крик их был чист и резок, как звон льда.
— Настало время! Пришло время! Покровитель племени Великий Ворон дал знак! — крикнул старик и надел на грудь широкий ремень, привязанный к саням.
Провожающие знали: ему предстоял длинный путь по распадкам, по руслам замерзших ключей и речек к тому месту, где кончаются горы и начинается бескрайняя равнина, уходящая к берегам Внутреннего моря. Зимой там не живут даже выносливые куропатки и вороны.
Укушенный Морозом, топча лыжами узкую тропу, целый день тащил санки, на которых сидел Мизинец. Голод сделал его совсем слабым, и он много раз падал лицом в снег и подолгу лежал так, ожидая, когда к нему снова вернутся силы. Мизинцу было жаль старика. Хотелось встать с санок и идти рядом с ним самому, но обычай запрещал это делать.
Когда на землю пришла снова ночь, сани вдруг заскользили быстрее. Старик и молодой охотник оказались у подножия гор, у края плоской равнины.
Запылал в небе зеленый огонь. Тени стали бродить по земле, и Мизинец рассмотрел: словно вздыбленные ветром волны, уходили вдаль жесткие заструги.
— Здесь часто гуляет пурга, — сказал Укушенный Морозом. — Она разбивает свое лицо о горы и громко плачет от бессилия и тоски. Ты останешься здесь.
Обломком оленьего рога старик выкопал в сугробе снежную нору и, подойдя к саням, на которых сидел Мизинец, велел тому охватить его руками за шею.
Едва переставляя ноги, стараясь не упасть, он перенес Мизинца к норе и бросил ему старую оленью шкуру.
— Ты останешься здесь до тех пор, пока я не приду снова. Ты не должен выходить из норы. Думы твои пусть будут о Великом духе и о духе-пособнике, который придет к тебе. Забудь о еде, о друзьях, обо мне. Снег, который принесет пурга, будет тебе едой. — Лицо старика было торжественным, и глаза, несмотря на смертельную усталость, светились радостью.
— Ты все понял, Мизинец?
— Да.
— Смотри! Ты вступил на тропу, по которой ходят духи и потому другого пути тебе нет. Ты ушел из племени, чтобы вернуться в него сильным или не вернуться вовсе.
— Я буду помнить твои слова!
Сердце Мизинца вздрагивало от щемящего восторга, и к горлу подступал комок, а глаза сделались мокрыми.
— Я ухожу, чтобы вернуться…
Укушенный Морозом впрягся в пустые сани и побрел прочь. Зеленый огонь в небе погас, и стало темно. Еще долго Мизинец слышал, как скрипел под лыжами старика снег, и шелестело хриплое дыхание, схваченное стужей.
Мизинец, подтянув к подбородку колени и спрятав ладони в рукава меховой рубахи, сел на обрывок шкуры. Он не знал, сколько ему придется пробыть здесь, потому что Укушенный Морозом, уходя, не назначил точного срока. Сон пришел тревожный и беспокойный, как вся жизнь в последнее время. Но и во сне Мизинец выполнял заветы старика: он думал о духах, об их могуществе, о том, чтобы они скорее пришли и заговорили с ним.
В тяжелой дреме проходили ночи. Приходило утро, и снова падало за край земли солнце, чтобы уступить место ночи. Голод мутил сознание. И когда в пятый раз проснулось солнце, когда уже не было настоящего сна, а вместо него бред с открытыми глазами, Мизинец услышал шорох снега. В нору заглянул Укушенный Морозом.
Он молча сел у входа, достал из-под меховой рубахи небольшой мешочек из нерпичьей шкуры, набил его снегом и спрятал за пазуху.
Так молча они и сидели друг против друга, но временами Мизинцу казалось, что они разговаривают. Тогда он вскидывал голову и смотрел прямо в лицо старику. Глаза Укушенного Морозом были добрыми и усталыми, словно ему уже было невмоготу нести груз жизни и смотреть на людей.
За спиной старика Мизинец видел розовую равнину и край гор с редкими полосками леса, спустившимися к самому подножию хребта. Они тоже были розовыми и неживыми. Леса, словно люди, обходили равнину стороной, боясь утонуть летом в ее бездонных болотах с ржавой водой между кочками.
Через некоторое время Укушенный Морозом вновь вытащил нерпичий мешочек и протянул его Мизинцу. Снег в мешочке растаял и превратился в несколько глотков теплой воды. Мизинец выпил эту воду с жадностью. Старик протянул ему кусочек мерзлого мяса величиной в детскую ладонь. Мизинец так же молча схватил его и впился острыми белыми зубами.
— Жди и думай, — скупо уронил старик, поднимаясь на ноги. — Жди и думай.
Он ушел. Со стороны Страны Вечного Льда через равнину потянул тихий ветер, обещая приход пурги.
Мизинец подумал, что надо бы расспросить старика о том, что нового в стойбище, есть ли у людей еда, и не погасли ли еще в жилищах костры, но он вспомнил наказ-запрет и перестал думать об этом. Он, будущий Заклинатель, обязан был думать только о духах!
Мизинец положил голову на колени и хотел заснуть, но сделать это оказалось очень трудно. Съеденный кусочек мяса и выпитая вода разбудили острое чувство голода. Он жмурил глаза, сглатывал липкую слюну, но это не помогало. Послышались вдруг голоса — тонкие, словно птичьи, пронзительные, словно скрип снега. Они повелевали:
— Выйди из норы! Вокруг в сугробах много мяса. Возьми его и съешь. В тело вернется тепло и сила. Никто не узнает про это. Из Страны Вечного Льда идет большая пурга. Души злых людей уже сняли с себя одежды и летают над тундрой, поют свои песни, кружатся, кружатся! Они укроют твои следы, засыплют пушистым снегом, вылижут белыми языками. Выйди-и-и-и!
Мизинец что было сил сжал зубы и в этот же миг ненадолго умер.
Когда сознание снова вернулось к нему, пурга бежала над тундрой, и в белых вихрях он увидел, как мелькали, сплетались человеческие ноги и руки, а ветер трепал клочья чьих-то меховых одежд.
С этого времени уже не мог Мизинец считать, сколько раз наступал день. Он не знал даже, жив он или умер. Глаза больше не закрывались. Исчезла тундра, разные звери приходили к нему. Первым появился огромный бурый медведь с белой грудью и с седой полосой на спине. Потом прибежал песец и тер себе глаза голубой кисточкой хвоста. Приходили росомаха и белый бык — олень. Они подолгу смотрели на Мизинца, но все звери были немые.
Насмотревшись, звери уходили через белую равнину, и Мизинец не удивлялся, что они не оставляли на снегу следов. Он знал — это были духи.
Больше не хотелось ни есть, ни пить. Исчезли мысли, кроме мыслей о духах. Однажды, когда туман начал застилать глаза и Мизинец понял, что сейчас снова ненадолго умрет, прибежал маленький горностай, вскарабкался по одежде на колени и посмотрел черными, как ягода смородина, глазами прямо в глаза Мизинцу.
— Я пришел к тебе, — сказал человеческим голосом горностай, — чтобы стать твоим духом-пособником.
— Ты такой маленький… — неуверенно отозвался Мизинец. Зверек перебрался на плечо, потерся мягкой шкуркой о щеку.
— Я маленький, но сильный. Разве ты не видел моих следов у добычи, которую терзали волки? Самые могучие звери леса и тундры оставляют мне свою долю. Я ловок, я смел, я прокладываю под снежным настом ходы, подкрадываюсь к могучим краснобровым глухарям и перегрызаю им горло. Разве это не так?
— Да, — согласился Мизинец. — Ты сказал правду. Я все это видел, я все это знаю. Но я думал, что ко мне придет Великий Ворон — покровитель моего племени…
— Души зверей и людей одинаково бессмертны. Я был поочередно и человеком, и вороном, и оленем, и росомахой. Кто бы ни был твоим духом-пособником, главное, чтобы он обладал силой. Так помни: я теперь повинуюсь тебе.
Горностай проворно соскользнул вниз и убежал.
Когда сознание вернулось к Мизинцу и он начал снова видеть обледеневшие от его дыхания стены норы и тундру, он различил на снегу четкий след горностая. Снег был истоптан: зверек долго сидел перед входом.
Мизинец вдруг понял: свершилось то, ради чего он был здесь. Дух-пособник приходил и разговаривал с ним человеческим голосом.
Тело сделалось сразу легким, голова посвежела, радость наполнила существо, и Мизинец хрипло запел. В песне было много слов о сильном и хитром зверьке горностае, чья шкурка чище первого снега. Еще пел молодой охотник про то, что у него отныне есть дух-пособник, который станет помогать ему на охоте и подсказывать мудрые решения во всех делах.
— Яй-яй-яй! Скоро придет Укушенный Морозом! Я слышу его шаги! Я помчусь в стойбище, чтобы рассказать людям о своей радости! Яй-яй-яй-яй!
