все найденные на улицах пулеметы принадлежали воинским частям и были похищены с воинских складов… Этот итог подвели в эмигрантских публикациях следователи Чр. Сл. Ком. Руднев и Романов. В своих описаниях они были крайне тенденциозны, и поэтому для нас может быть авторитетнее итог, полученный адвокатским бюро, которое организовало с марта 47 следственных отделов для обследования деятельности бывших полицейских участков. 6 июля бюро передало в учрежденные временные суды производство о 1197 полицейских чинах – и ни в одном отчете не оказалось данных, указывающих на стрельбу из пулеметов. Производил расследование и неутомимый Бурцев, сам, по его мнению, подвергшийся обстрелу пулеметов, – он заявил, однако, следователю, что «с уверенностью он ничего не может сказать». Тов. председателя Комиссии Завадский в воспоминаниях высказал предположение, что слухи породила установка пулеметов на крышах для защиты столицы против неприятельских аэропланов. Они действительно были в небольшом количестве размещены начальником воздушной обороны ген. Бурминым на некоторых зданиях (напр., на Зимнем дворце). Стреляли ли из них по уличной толпе? «Господь их знает, – ответил спрошенный Хабалов. – 27-го, может быть, стреляли против жителей и, может быть, против правительственных войск». Пожалуй, более компетентно будет суждение революционера Шкловского, получившего специальное поручение в боевые дни – выявить наличие «гнезд пулеметов». Он установил, что с крыш пулеметы (т.е. противоаэропланные) не могли своей стрельбой задевать уличную толпу…
Так знаменитые «Протопоповские пулеметы» оказались одной из революционных сказок – фантазией назвал их в воспоминаниях член Временного Комитета Гос. Думы Шидловский190.
III. Игра в «кошку и мышку»
Так назвал Керенский в иностранном издании своих воспоминаний блуждания императорского поезда по пути следования из Могилева в Царское Село. Молодая «мышка» (вернее, надо было сказать «кошка»), по его мнению, проявила в сложной игре, продолжавшейся много часов, большое искусство. Временный Комитет – излагает Керенский тогдашнюю точку зрения – не мог допустить проезда Императора в Царское Село, считая это опасным, и решил задержать в пути, в целях войти в переговоры с монархом, – дело шло, конечно, об отречении, ибо «все» отдавали себе отчет в том, что это отречение необходимо и неминуемо. Комиссар новой власти Бубликов, пристально следивший за продвижением литерных поездов, получил приказ остановить их на ст. Дно Виндавской дороги. Встретив препятствие, царский поезд повернул на Лихославль Николаевской дороги и направился в «Бологое» – Временный Комитет распорядился перерезать путь на севере. Версию эту можно найти и у мемуаристов Ставки, которые по своему служебному положению должны были знать, что Царь ехал из Могилева в обычном порядке, не по Виндавской линии через Дно на Царское Село, а по более длинному пути, но и более удобному для литерных поездов, через Оршу, Вязьму, Лихославль до Тосно, а оттуда по передаточной лиши на Ц. Село. Через Дно поехал Иванов и, как мы знаем, беспрепятственно доехал до места назначения – никто ему никаких препятствий не оказал191.
Дело все-таки не в этой существенной неточности. Из всего, что было раньше сказано, ясно, что никакого решения Времен. Комитета, на которое ссылается Керенский, не было. Схема захвата Царя в пути в целях принуждения его к отказу от престола скорее всего произвольно взята из неосуществившегося дореволюционного проекта дворцового переворота: «План, – показывал Гучков, – заключался в том… чтобы, захватив по дороге между Ставкой и Царским Селом императорский поезд, вынудить отречение». Эта схема нашла себе отклик и в донесении английского посла в Лондон 1 марта. По тексту донесения как будто бы выходит, что свою информацию Бьюкенен получил от бывшего министра ин. д. (Покровского), сообщившего послу, что царский поезд остановлен на ст. Бологое и что Дума посылает делегатов для предъявления монарху требования отречения. Весьма возможно, что свою беседу с Покровским, который едва ли в это время мог быть непосредственно достаточно осведомлен о планах Врем. Комитета, посол добавлял слухами, шедшими к нему из думской периферии – от тех, кто был связан с дореволюционными проектами и, как видно из воспоминаний Бьюкенена, ранее осведомлял его не раз о замыслах дворцового переворота. Эти посредники могли по-своему толковать факт или выдавать за осуществляемый план предположения некоторых членов думского комитета, примыкавших к «скобелевскому» плану в интерпретации Гучкова.
Мы видели, что неопределенность царила в позиции Врем. Комитета в течение всего дня блуждания литерных поездов. Сомнительно даже, что «временная власть», как таковая, принимала меры не допустить приезд Царя в Петербург, как утверждает формальный председатель прогрессивного блока Шидловский. Родзянко пытался даже действовать в противоположном направлении, и ему невольно содействовал советский комиссар в звании коменданта Николаевского вокзала «неведомый поручик Греков», который, вопреки инструкциям думских железнодорожников в центре, больше озабоченных тем, чтобы не пропустить Царя на фронт, довел по линии распоряжение направить царский поезд в Петербург, минуя передаточную на царскосельский путь ст. Тосно: происходила, по характеристике Ломоносова, «явная чепуха, каждый делает, что на ум взбредет». Этот хаос, a не сознательная воля делателей революции, в значительной степени определял продвижение литерных поездов… Поэтому надлежит отвергнуть и модификацию игры в «кошку и мышку», которую дал Керенский в книге «La Verite», появившейся через 10 лет после воспоминаний. Он уже не говорит о плане захвата императорского поезда в целях добиться отречения и признает, что сведения Врем. Ком. о мотивах отъезда Императора из Ставки и о движении литерных поездов были смутны и неопределенны («nous n’avions pas la moindre idée de l’état réel des affaires»). Игра в «кошку и мышку» преследовала, таким образом, только задачу «блокировать поезд и изолировать Николая II. По мнению мемуариста, Временный Комитет объективно тем самым оказал лично Царю большую услугу. Попади Николай II в этот момент в Царское Село, его положение стало бы более трагично (это ясно теперь «pour tout le monde»). He будем вступать на рискованную стезю гаданий о том, что могло бы быть. О бывшем же можно сказать, что и эта блокада в большой степени должна быть отнесена в область мифов.
28-го «последний рейс» императорского поезда происходил в нормальной обстановке. Из Вязьмы в 3 часа дня Царь телеграфировал жене: «Надеюсь, что вы хорошо себя чувствуете и спокойны. Много войск послано с фронта». В 10 час. веч. в Лихославле получилось сообщение, что в Петербурге образовалось правительство во главе с Родзянко192. На другой день историограф
