— А ты, Кристал Уидон? — И ткнул пальцем в её сторону. — Ты тоже. И не мотай головой. Я очень рассержусь, если не увижу тебя на тренировке. У тебя же способности. А я не люблю, когда такие способности зарывают в землю. Крис-тал Уи-дон, — чётко произнёс он, записывая её имя.
Думала ли Кристал о своих задатках в душевой после урока физкультуры? Носилась ли с этим открытием, как с нежданной валентинкой? Тесса не знала, но, к удивлению всех, кроме разве что Барри, Кристал явилась на первую тренировку.)
Колин энергично кивал, пока Кей показывала ему статистику рецидивов в «Беллчепеле».
— Надо довести это до сведения Парминдер, — сказал он. — Непременно сделаю для неё копию. Да-да, это действительно очень важно.
Тессу слегка затошнило; пришлось взять четвёртую печенину.
X
По понедельникам у Парминдер был вечерний приём, а поскольку Викрам день и ночь пропадал в больнице, трое их детей сами готовили и накрывали на стол. Иногда ссорились, изредка смеялись, но сегодня каждый был погружён в собственные мысли, и работа шла на редкость слаженно, почти в полной тишине.
Сухвиндер не рассказала ни брату, ни сестре, как пыталась прогулять занятия и как Кристал Уидон грозилась её побить. С недавних пор она полностью замкнулась в себе. Сухвиндер вообще боялась выдавать свои тайны: её пугало, что от этого перевернётся её мир, тот мир, в который Пупс вломился с ужасающей лёгкостью. И всё же она понимала, что последние события рано или поздно выплывут на свет. Тесса сказала, что позвонит Парминдер.
— Я позвоню твоей маме, Сухвиндер, так полагается, но я собираюсь объяснить ей, что толкнуло тебя на этот поступок.
Сухвиндер почти тепло относилась к Тессе, притом что это была мать Пупса Уолла.
Хотя она ужасно боялась маминой реакции, внутри зажёгся маленький лучик надежды от мысли, что Тесса за неё заступится. Если мама поймёт, до какой крайности доведена Сухвиндер, может быть, она в конце концов смягчит своё суровое осуждение, разочарование, бесконечные ледяные упрёки?
Когда наконец открылась входная дверь, она услышала, как мать разговаривает по мобильному на пенджаби.
— Ох, опять эта чёртова ферма, — простонала Ясвант, навострив уши.
Их семье принадлежал фамильный участок земли в Пенджабе, который Парминдер, как старшая, унаследовала от отца ввиду отсутствия у него сыновей. Ферма эта занимала определённое место в семейном сознании; даже Сухвиндер и Ясвант иногда обсуждали её между собой. К их немалому удивлению, кое-кто из старейшин рода лелеял надежду, что когда-нибудь вся семья переедет туда жить. Отец Парминдер до самой смерти перечислял деньги на содержание фермы. Её арендовали и обрабатывали троюродные братья и сёстры, угрюмые и озлобленные. Ферма постоянно становилась объектом споров среди родни матери Парминдер.
— Мама снова за своё, — подытожила Ясвант.
Парминдер немного учила старшую дочь пенджаби, но ещё больше Яс почерпнула от своих двоюродных братьев и сестёр. Сухвиндер из-за тяжёлой дислексии не могла учить два языка, поэтому её оставили в покое.
— …Харприт всё ещё хочет отрезать кусок земли и продать под строительство дороги.
Сухвиндер услышала, как Парминдер сбросила туфли. Сегодня ей, как никогда, хотелось, чтобы маму не беспокоили по поводу фермы: от этого у неё всегда портилось настроение. А когда кухонная дверь распахнулась и Сухвиндер увидела мамино непроницаемое, как маска, лицо, мужество окончательно ей изменило.
Поприветствовав Ясвант и Раджпала лёгким взмахом руки, мать указала Сухвиндер на кухонный стул, что означало: «Сиди и жди окончания телефонного разговора».
Ясвант и Раджпал унеслись наверх. Повинуясь молчаливому приказу матери, Сухвиндер неподвижно сидела на стуле, придвинутом к той стене, на которой были развешены фотографии, демонстрировавшие всему миру её никчёмность. Телефонный разговор мог продлиться до бесконечности, но в какой-то момент Парминдер всё же распрощалась и повесила трубку.
Когда она повернулась к дочери, Сухвиндер сразу же, без единого слова, поняла, что надежды не оправдались.
— Ну, — сказала Парминдер. — Мне на работу звонила Тесса. Полагаю, ты знаешь, в какой связи.
Сухвиндер кивнула. Язык стал ватным.
Ярость Парминдер неудержимой волной обрушилась на Сухвиндер, сбивая с ног и не давая подняться.
— Почему? Ну почему? Ты снова пытаешься подражать этой девочке из Лондона — хочешь произвести на неё впечатление? Яс и Радж никогда себя так не ведут, никогда… а ты почему? Что с тобой такое? Ты гордишься своей ленью и неряшливостью? Думаешь, это круто — строить из себя хулиганку? Как, по-твоему, я себя чувствовала, когда Тесса мне это рассказывала? Чтобы мне на работу звонили из школы… какой позор… мне смотреть на тебя противно, слышишь? Мы недостаточно тебе даём? Мы недостаточно помогаем? Что с тобой такое, Сухвиндер?
В отчаянии Сухвиндер попыталась вставить хоть слово в эту тираду — и упомянула Кристал Уидон.
— Кристал Уидон! — вскричала Парминдер. — Эта дурища! Зачем ты её слушаешь? Ты не сказала ей, как я пыталась вытащить её бабку с того света? Не сказала?
— Я… Нет…
— Если будешь слушать таких, как Кристал Уидон, можешь поставить на себе крест! Или это твой потолок, а, Сухвиндер? Хочешь прогуливать уроки, прислуживать в кафе и остаться без образования? Этому ты научилась, махая веслом в одной команде с Кристал Уидон, — опускаться до её уровня?
Сухвиндер вспомнила, как Кристал со своей шайкой выжидала момент, чтобы перебежать дорогу. Как же мама не понимает? Час назад у Сухвиндер ещё теплилась надежда её переубедить, по крайней мере насчёт Пупса Уолла…
— Вон с моих глаз! Иди! Я ещё с отцом поговорю, когда он вернётся… Иди прочь!
Сухвиндер поднялась наверх. Ясвант спросила из своей комнаты:
— Что за крики?
Сухвиндер не ответила. Она прошла к себе, закрыла дверь и опустилась на край кровати. Что с тобой такое, Сухвиндер? Мне смотреть на тебя противно. Ты гордишься своей ленью и неряшливостью?
Чего она ожидала? Распростёртых объятий и утешений? Когда вообще Парминдер обнимала её или прижимала к себе? От лезвия, спрятанного в плюшевом кролике, и то больше утешения. Но желание порезать себя до крови, перерастающее в потребность, нельзя было утолить при дневном свете, когда вся семья бодрствовала, а отец ещё только направлялся домой.
Глубокое море отчаяния и боли, захлестнувшее Сухвиндер и готовое выплеснуться наружу, запылало огнём, будто на поверхности вспыхнула нефть.
«Пусть знает, каково это».
Она встала, в несколько шагов пересекла свою спальню и, плюхнувшись на стул, замолотила по клавиатуре.
Сухвиндер, как и Эндрю Прайс, заинтересовалась, когда тот непутёвый временный преподаватель информатики попытался пустить им пыль в глаза своими знаниями. В отличие от Эндрю и нескольких других мальчишек Сухвиндер не задавала учителю вопросов о хакерах; она спокойно пошла домой и отыскала всё, что нужно, в интернете. Практически каждый современный веб-сайт имел защиту от внедрения SQL-кода, но, услышав, как мать обсуждала анонимный взлом веб-сайта совета, Сухвиндер подумала, что защита на этом дурацком старом сайте минимальна.
Ей всегда было легче печатать, чем писать от руки, проще читать компьютерный код, чем длинные цепочки слов. Найти сайт с чёткими инструкциями по самому простому внедрению SQL-кода не заняло много времени. Теперь можно было приступать к делу.
Взлом сайта занял пять минут, и то потому, что сперва она опечаталась при наборе кода. К её изумлению, выяснилось, что администратор сайта — где они только такого взяли? — не убрал информацию о пользователе «Призрак Барри Фейрбразера» из базы данных, а только удалил его пост.
Отправить сообщение под тем же именем, похоже, не составляло труда.
Гораздо сложнее было сочинить текст. Сухвиндер долгие месяцы вынашивала тайное обвинение — с Нового года, когда она во время празднования жалась в углу и без десяти двенадцать с изумлением поймала выражение лица матери. Печатала Сухвиндер медленно. Спелчекер исправлял ошибки.
Она не боялась, что Парминдер проверит её компьютерную историю; мать так мало её знала, так мало интересовалась тем, что происходит за дверью её комнаты, что никогда бы не заподозрила свою ленивую, глупую, неряшливую дочь.
Сухвиндер нажала на кнопку мыши, будто спустила курок.
XI
Во вторник утром Кристал не повела Робби в детский сад; она собиралась взять его с собой на похороны бабушки Кэт. Натягивая на него почти нерваные штанишки, из которых он, правда, вырос, она пыталась растолковать ему, кто такая бабуля, но её старания были напрасны. Робби не помнил бабу Кэт; он вообще не понимал, что значит «бабушка»: в его представлении родня ограничивалась матерью и сестрой. А кто был его отец — этого не знала даже Терри, хотя она и потчевала Кристал изменчивыми байками и намёками.
