Все эти налагающиеся друг на друга и переплетающиеся друг с другом причины могли бы объяснить конечное поражение белых, если бы те же самые причины не воздействовали самым отрицательным образом и на красных во время их молниеносного наступления, начавшегося в ноябре и декабре 1919 года. Буденный и Ворошилов, не скрывая охватившую их панику, постоянно упоминали об этом в посланных в Москву телеграммах.
«Отступающими белыми взорваны железнодорожные пути».
«Протяженность наших линий коммуникаций приобретает катастрофические размеры».
«400 километров, отделяющих нас от наших баз, делают невозможными поставку продовольствия, боеприпасов, медикаментов и эвакуацию раненых и больных…»
«Трудности этого похода — эпидемия тифа и боевые потери — сократили личный состав 8-й армии и находящихся рядом армий [9-й, 10-й и 11-й] до минимума. […] Резерва больше нет…»
«Наше наступление без значительного подкрепления может окончиться трагически, поскольку в случае отступления мы не сможем переправиться через разлившиеся реки».
Но, несмотря на «доведенный до минимума» личный состав, красные сосредоточили на юге в декабре 1919 года, после почти полного разгрома белых на других фронтах, 200 тысяч человек, в то время как противостоящие им силы насчитывали не более 82 тысяч бойцов. Безусловно, Троцкому удалось привлечь компетентных военных, популярных в народе вожаков, таких как Ворошилов, Буденный, Тимошенко, Рокоссовский, Жуков… Конечно, кавалерийский корпус Буденного, превращенный в 1-ю армию, был одним из самых доблестных. И все же белые с начала своего Ледового похода сталкивались и не с такими трудностями и их отступление могло бы стать лишь досадным предшествующим великой победе эпизодом, если бы не вмешательство другого чрезвычайно важного фактора: общего упадка энтузиазма как у гражданских лиц, так и у военных.
Было вполне понятно, что симпатизирующие белым или колеблющиеся могли быть разочарованы или возмущены «незаконными реквизициями», постоянным беспорядком, экономическими трудностями. Это можно было бы расценить как временное «неудобство». Но существовало и нечто более серьезное. Уже два или три десятилетия аграрная проблема вносила раскол в русское общество. Большинству раздел земель казался неизбежным, но каковы пути к нему? Сознавая важность этого вопроса, Деникин не сумел разработать точную и реалистическую аграрную политику. Солидаризируясь в этом отношении с Колчаком, он просто подписался под его программой: «Временно предоставить земли тем, кто их обрабатывает до момента созыва Учредительного собрания, которое путем свободного голосования установит порядок землевладения, справедливого раздела земли». Эта формулировка лишь вызвала беспокойство одних и неудовольствие других.
Население Кубани, Украины, Кавказа и в несколько меньшей степени Дона высказывало сепаратистские настроения и предоставляло свою финансовую и военную помощь ВСЮР только в обмен на обещание автономии, то есть будущей независимости. Убежденный сторонник «великой, единой и неделимой России», Деникин был не способен на двоедушие и отказывался от любого, даже чисто устного и ни к чему не обязывающего компромисса. Кадровый офицер и горячий патриот, он был честным человеком и не обладал умением обходить в своих высказываниях острые углы — умением, столь необходимым хорошему дипломату и руководителю государства.
Нельзя также недооценивать еврейского вопроса. Волна антисемитского настроения охватила юг задолго до вступления Белой армии в черту оседлости. Оно проявлялось ярко, страстно, убежденно в верхах и низах интеллигенции, в народе и в армии; у простолюдинов, повстанцев, махновцев, красноармейцев, зеленых и белых. Войска ВСЮР не избежали общего недуга и запятнали себя еврейскими погромами.
Однако гнев белых против евреев объяснялся отчасти высоким процентным соотношением последних к числу советских руководителей и большевистских палачей (82 %, как утверждали англичане, 40 %, как считал Деникин). Генерал не проповедовал никакого филосемитизма, но был воспитан в традициях христианской морали и являлся врагом любого бессмысленного насилия. И здесь его ждала ловушка.
«Добровольцы питали глубокое предубеждение против евреев, — писал военный корреспондент Джон Эрнест Ход-сон. — И здесь Деникин попадал в неожиданный и драматический тупик, поскольку если бы он принял жестокие меры для того, чтобы заклеймить и предотвратить антиеврейские репрессии, то его обвинили бы в слабости или, что еще хуже, в том, что он платный агент евреев. Всем было известно, что украинец Петлюра завербовал в свою армию тысячи бойцов, а priori более благосклонно настроенных к Деникину, проповедуя антисемитский крестовый поход и утверждая, что русский генерал находится в руках евреев».
Петлюра, эмигрировавший во Францию, был убит в 1926 году неким Шварцбартом, который хотел отомстить за своих многочисленных соплеменников, уничтоженных во время петлюровских погромов. На последовавшем затем процессе адвокат Шварцбарта г-н Эрни Торрес представил суду массу свидетелей, один из которых в своей речи ассоциировал имя Деникина с именем Петлюры. Раздались протесты со стороны присутствовавших евреев. Г-н Голдштайн и г-н Г.Сласберг и другие стали утверждать, что если последний устраивал погромы, то первый их в высшей степени осуждал.
Это осуждение привело Деникина в декабре 1919 года к разрыву с командующим его самой верной армией — Добровольческой — с генералом Май-Маевским, прекрасным стратегом, храбрым солдатом, но изрядным пьяницей, за что он и получал выговоры от Деникина. Но последний не знал, что генерал покрывал виновных в грабежах и погромах и даже потворствовал им. Когда же наконец Деникина поставили об этом в известность, он высказал свое решительное недовольство близким сослуживцам Май-Маевского.
— Почему вы не предупредили меня раньше? Начальник штаба Май-Маевского дал свои объяснения:
— Я боялся, что, если я вас проинформирую, Ваше высокопревосходительство, вы начнете меня подозревать в желании занять место… И потом… это такой храбрый солдат!
«Храбрый солдат» был все же снят с должности, но отступление продолжалось. Новый удар судьбы обрушился на белых: их предали, оставили союзники.
Командование ВСЮР с некоторого времени стало отдавать себе отчет, что Соединенные Штаты отказываются понимать их проблемы. Президент Вильсон взял на себя столь же странную, сколь и неуместную инициативу подготовить конференцию между союзниками, белыми и красными на турецком острове Принкипо. Могла ли такая неистовая, беспощадная гражданская война, какая развернулась в России, разрешиться иначе, чем полной и окончательной победой одного лагеря над другим? Белое командование отказалось присутствовать на конференции. Адмирал Каллен, глава военной миссии США при Деникине, с этих пор ограничился ролью наблюдателя, оказывая белым только гуманитарную и медицинскую помощь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
