поискал кого-то глазами в медленно удаляющейся толпе и, как будто метился, наткнулся взглядом на меня.
На краткий миг я ощутил отчетливый холодок между лопатками.
Мужчина, чуть сузив глаза, практически сразу скользнул взглядом дальше, но я был уверен — он меня заметил, запомнил. Быть может, даже узнал, если Айрд или Эддарт уже успели рассказать ему о наших стычках.
— Адрэа, — нетерпеливо дернула меня за рукав бабуля, тем самым заставив отвлечься. — Ну идем же, чего ты встал?
И мне пришлось уйти, напряженно гадая про себя, что это сейчас было и не стоит ли мне по этому поводу пообщаться с наставником.
Потом, конечно, я все-таки отвлекся. Прибывшие из Нарка родственники требовали внимания. Меня постоянно теребили, спрашивали, интересовались всем подряд… причем непривычно моложавая бабуля так в этом усердствовала, что вскоре ее энтузиазм начал вызывать у меня вполне обоснованные подозрения.
В чем дело? Зачем этот громкий смех, жеманные подергивания плечиком, многозначительные взгляды по сторонам и избыточное подчеркивание того, что, как оказывается, мне должно быть хорошо в этой школе? Бабуле нравилось буквально все — наш парк, жилой корпус, свежий ремонт и зеленые насаждения в холле…
Однако при этом она ни разу не спросила у меня о прошлом. Ни разу не поинтересовалась, как я выжил в лесу после того, как погибли мои родители. Ни слова не сказала об убитой дочери. Не спросила, как я сумел сюда добраться. Она даже не всплакнула, когда дед случайно об этом упомянул, будто на самом деле ничего страшного не случилось.
Это было странно. Даже с учетом того, что она якобы не хотела ворошить прошлое и лишний раз «травмировать ребенка». Причем деду это явно не нравилось. Время от времени он предостерегающе зыркал на нее и раздраженно сопел в усы. Однако все равно предпочитал помалкивать, тогда как излишне активная бабуля, наоборот, старательно делала вид, что все в порядке, и всеми силами отвлекала внимание на себя.
Когда же она увидела в моей комнате все, что хотела, то потащила нас вместе с дедом в парк. Правда, не просто погулять и осмотреться, а чтобы пообщаться с родителями других детей. Нас она оставила сразу же, как только на горизонте замаячили посторонние. Причем, как я заметил, для знакомств она выбирала лишь тех, кто выглядел более состоятельным. С мужчинами активно кокетничала, стреляла глазками, с женщинами наигранно смеялась и всячески демонстрировала, что ничем не хуже…
— Извини, — вздохнул дед, когда мы остались одни. — Бабушка Тэйра у нас довольно своеобразная, поэтому-то они с твоей матерью никогда и не ладили. Но ты не сердись на нее. Она не со зла. Просто такая уж она уродилась.
Я молча кивнул, покосившись на настойчиво пристающую к людям родственницу, которая упорно не понимала, что выглядит глупо.
Значит, с мамой они не ладили? Наверное, поэтому они с дедом и внука целых три года не видели?
— Ну как ты? — тихо спросил дед, когда мы дошли до лавочки и присели. — Сложно было, наверное? Вот так, одному…
Я неопределенно пожал плечами, не горя желанием рассказывать о своих трудностях, однако дед, как ни странно, понял. Не стал настаивать. А вместо этого просто обнял меня за плечи и замолчал, как если бы все понимал, но уже не мог ничего сделать.
— Как там теперь, в провинции? — спросил я, когда молчать стало утомительно, а возвращения бабули еще долго не предвиделось. — Что-нибудь слышно, что там было… после?
Дед пожал плечами.
— Поначалу разное говорили. В новостях столько грязи на Расхэ вылили, что я уж даже и не знаю, было что из того или нет.
— А оцепление правда стоит?
— Да, но обещали снять к осени. Хорошо хоть людей еще до зимы всех вывезли, так что провинция, можно сказать, пустая.
У меня перед глазами, как по заказу, встали сожженные трупы.
— Вывезли? — горько переспросил я. — Кто тебе сказал? По новостям передавали, что ли?
— Да беженцы сами и рассказали, — отмахнулся дед, заставив меня удивленно замереть.
— Беженцы⁈
— Угу. Их в первый месяц много было. Те, кто на границе с Босхо жил, к нам, в Нарк, как раз все и потянулись. Их, правда, на границе стопорили, сперва во временные лагеря определяли. Заразу все искали какую-то. Обследовали, приборами всякими светили. Но уже дня через три начали выпускать, так что, считай, за месяц весь север провинции и обезлюдел.
Я резко к нему повернулся.
— То есть людей действительно эвакуировали?
— Целыми семьями, — подтвердил дед. — Огромными транспортными платформами вывозили. Прямо опускались перед деревней и давали несколько рэйнов на сборы. Распоряжение тэрнэ, естественно. Никто и пикнуть не посмел. Да и как тут пикнешь? После такого-то? У нас как раз по соседству полгода две семьи из Городищ жили. Вот они и рассказывали. Говорили, страшно поначалу было, народ-то с перепугу тэрнийскую гвардию чуть ли не за карательные отряды принял. Думали, что их вместе со старым таном в расход пустят, поэтому кто-то со страху в леса пытался податься, кто-то в подполах прятался… А они ничего. Только вытащили оттуда народ и через границу переправили. Во всех близлежащих городах специальные пункты организовали, людям работу новую дали, возможность для переезда предоставили, подъемные даже какие-то выделили, раз уж люди без крова остались. Большинство уже и новое жилье получили. А тех, кто в леса утек, потом еще несколько недель вылавливали. Но оно и правильно, не то всякое бывало…
— Что бывало? — настороженно переспросил я.
— Да… — отмахнулся дед. — Некоторые из тех, кто старому тану в верности клялся, воевать с тэрнэ надумали. В Кринках, говорят, один такой безумец и вовсе на патруль напал. Оружие наградное из сундука вытащил, да и пошел палить почем зря во славу рода. А когда гвардейцев всех перещелкал, то открыл огонь и по тем, кто его образумить пытался… По новостям показывали: вот уж и правда страх там творился. Он же их в овраг стащил, поджог потом тела. Потом-то, конечно,
