На заседание 6 июля Ленин, вроде бы, запаздывал. И Свердлов сам – как пишут, узнав о мятеже – молниеносно провернул операцию. Объявил заседание по фракциям. Левые эсеры – в фойе театра, а большевики – на Малой Дмитровке, в школе инструкторов ВЦИК. Все двери были заблаговременно заперты, выход остался только один, через оркестровую яму. Там дежурила верная свердловская помощница Глафира Окулова (Теодорович), давая указание пропускать лишь тех, кто предъявлял карточку члена большевистской фракции. А с левоэсеровскими карточками вежливо заворачивали. Вам, мол, товарищ, выходить не надо, ваша фракция остается в театре.
После чего свердловские «спецназовцы», развернув пулеметы, мгновенно обезоружили и сменили охрану. Не левоэсеровскую, а обычную красноармейскую, не знающую и не понимающую, что к чему. А дальше вдруг открылись двери фойе, где заседала фракция Спиридоновой. В дверях – вооруженные люди. Объявившие фракцию арестованной. 353 делегата, в том числе весь ЦК левых эсеров, оказались в заложниках.
Мятежникам пообещали, что в случае артобстрела Кремля или иных подобных действий их расстреляют. (Хотя и у тех, вроде, были важные заложники во главе с Дзержинским). Но повстанцы по-прежнему никаких действий не предпринимали и не пытались предпринимать. А большевики, пользуясь их абсолютной пассивностью, за ночь подтянули из подмосковных лагерей латышских стрелков, вооружили рабочие отряды, обложили кольцом Покровские казармы, а наутро 7 июля принялись крушить мятежников артиллерийским огнем. Никакого сопротивления не было. Еще не «просохшие» бунтовщики бросились наутек. Дзержинского и остальных задержанных якобы освободили «раскаявшиеся». А основная толпа солдат бежала к Курскому вокзалу, встретила заслон, повернула на Владимирское шоссе. Оно тоже было перекрыто. И повстанцы разбежались, рассыпались, их вылавливали по всей Москве. Многих перебили в ходе подавления – разгоряченные усмирители палили без разбора. Даже по машине Ленина огонь открыли. Свыше 300 человек захватили.
В этот же день была создана следственная комиссия по поводу убийства Мирбаха и левоэсеровского мятежа. Комиссия действовала от имени Совнаркома, но вошли в нее почему-то одни «свердловцы» – П. И. Стучка, Я. С. Шейнкман, В. З. Кингисепп. Следствие прошло в рекордные сроки, и выводы комиссии предсказать нетрудно. Виновность партии левых эсеров и ее ЦК в убийстве посла и попытке переворота в считанные дни была подтверждена.
А 9 июля съезд Советов, уже состоящий из одних большевиков, возобновил работу. Принял резолюцию об изгнании левых эсеров из всех Советов. Принял решения о продразверстке, о создании в деревнях комитетов бедноты. А 10 июля была принята и Конституция Советской республики…
А вот еще интересные факты. Наркомвоен Троцкий, вручая командиру латышских стрелков Вацетису награду в 10 тысяч рублей за подавление восстания, в полушутливой форме обмолвился, что тот прекрасно действовал как солдат, но своим усердием сорвал какую-то важную политическую комбинацию. Любопытно и то, что руководство левых эсеров получило неожиданно мягкие приговоры: от нескольких месяцев до 3 лет (в это же время был принят закон, согласно которому крестьянам за недосдачу крестьянами хлеба по разверстке полагалось 10 лет!) Но один из видных эсеровских деятелей был все-таки расстрелян. Товарищ председателя ВЧК Александрович. Дзержинский же вдруг подал в отставку до окончания следствия. И проходил по делу о мятеже в качестве свидетеля. Обязанности председателя ВЧК временно исполнял Петере.
Что же касается убийцы Мирбаха Якова Блюмкина, то он не только остался на свободе, но и продолжал служить в ЧК! Его лишь на время убрали на Украину, а затем он вернулся в Москву, был принят в коммунистическую партию. И продвинулся до поста начальника контрразведки ВЧК! После гражданской войны он учился в академии генштаба, успешно прошел партийную «чистку», организованную для удаления примазавшихся «попутчиков». Заседание, на котором рассматривали Блюмкина (кстати, вместе с Тухачевским), вели председатель Центральной Контрольной Комиссии Сольц и члены ЦКК Караваев и Филлер. Но поддержать своего сотрудника не поленился прийти сам Дзержинский! И выступить не поленился, дал Блюмкину самые блестящие характеристики. Поэтому о таких «мелочах», как левоэсеровское прошлое и убийство Мирбаха, у ЦКК даже вопросов не возникло. Блюмкин выполнял ответственные задания в Иране, Монголии, на Ближнем Востоке. И карьера его оборвалась только в 1929 году, когда он погорел на связях с высланным Троцким и был расстрелян…
В общем, не знаю, как у вас, а у меня из совокупности приведенных фактов напрашивается один-единственный вывод. Что весь «левоэсеровский мятеж» являлся грандиозной провокацией и не более того. Только таким образом факты увязываются воедино. Конечно, не исключено, что большую часть повстанцев использовали «втемную». Подобрали соответствующий контингент, подогрели настроения. Но подобный заговор вряд ли можно было бы подготовить действительно втайне – в Москве, под носом у всех властей! И чтобы в целом полку чекистов не нашлось ни одного стукача?! Поэтому Александрович должен был погибнуть, он слишком много знал. Вероятно, такая же судьба ждала командира полка Попова, но он успел удрать к Махно. Причастность к провокации объясняет и временную отставку Дзержинского.
Зачем же все-таки понадобилось убивать Мирбаха? Нельзя ли было обойтись как-то иначе, без международных осложнений? Придумать что-то другое? Тут однозначного ответа нет. Первая версия – желание лишить левых эсеров народной поддержки. Вот, мол, еле из войны с немцами вылезли, а они снова хотят вас в войну втянуть. Вторая версия – учли антисоветскую позиция посла. В этот момент в правительстве Германии боролись две линии политики в отношении России. Продолжать поддержку большевиков либо свергнуть их? Мирбах был сторонником второй точки зрения. Нельзя отбрасывать и вероятность того, что он погиб в результате совместных действий немецких и советских спецслужб. Поскольку многие высокопоставленные чины германской разведки и генштаба придерживались прежней линии, что надо делать ставку на коммунистов. И Мирбах им серьезно мешал противоположными докладами.
Наконец, напрашивается версия, что большевики как раз и хотели добиться более активной немецкой поддержки и даже военного вмешательства. Напугать Берлин, что при перевороте в Москве немцам снова придется вести войну не на один, а на два фронта. И добиться, чтобы прислали хотя бы тот самый «волшебный» батальон, легко превращаемый в дивизию, о котором Садуль предупреждал Дзержинского с Троцким. В обстановке лета 1918 г., когда красные терпели поражения на Дону, Волге, в Сибири, кадровая германская дивизия в Москве была бы ох как кстати!.. Не эту ли комбинацию сорвал Вацетис, за несколько часов подавивший «мятеж» и не давший как следует постращать Германию и выпросить у нее помощь?
Но нас, конечно, в большей степени интересует участие во всех этих делах Свердлова. И вот что интересно – в провокации по разгрому левых эсеров явно участвовали многие видные коммунисты: Троцкий, Дзержинский, Ленин, Вацетис. Однако Мария Спиридонова почему-то обрушила основную ненависть на Якова Михайловича. И прилепила ему прозвище «черный железный дьявол». Да, так она назвала того самого Якова Михайловича, который в ноябре 1917-го был для левых эсеров милым и дипломатичным партнером в переговорах, который и обеспечил коалицию, а в итоге – победу революции. Который и в дальнейшем умел находить взаимопонимание с левыми эсерами – при разгоне Учредительного Собрания, при изгнании из ВЦИК других фракций.
Обратим внимание еще на некоторые моменты. Работа по созданию первой Советской Конституции началась 30 марта 1918 г. Комиссия по ее выработке была сформирована 1 апреля. Председатель комиссии – Свердлов. А в состав ее вошли Аванесов, Бердников, Покровский, Стучка, Курский, Петровский, Рейснер и др. В основном – люди Свердлова. Конституция была принята, как уже отмечалось, 10 июля, и провозглашала коммунистическую партию правящей. Эта Конституция фактически узаконила однопартийное правление.
Значит… еще в период ее разработки заведомо предполагалось сокрушить левых эсеров.
Второй момент – те самые карточки большевистской фракции съезда, по которым 6 июля «своих» выпускали из Большого театра. Это был первый и единственный случай, когда на съезд Советов для делегатов разных фракций отпечатали разные карточки. Прежде мандаты были одинаковыми, а тут вдруг – разными. Отпечатали-то заранее. И, как видим, пригодилось. Что ни говори, а Яков Михайлович был человеком очень обстоятельным и предусмотрительным.
И, между прочим, Роберт Вильтон, побывавший в это время в России, участвовавший в расследовании цареубийства и других зверств на Урале, вообще приходил к выводу, что «поначалу в большевистском режиме доминировал не Ленин (Ульянов), председатель Совнаркома, а Свердлов… председатель всесильного ВЦИК». Что ж, в значительной мере с ним можно согласиться. Ленин-то был идейным «знаменем», партийным лидером, главой правительства. Но реальных рычагов и механизмов власти правительство по-прежнему еще не имело! На местах единственными структурами, осуществлявшими фактическое управление, оставались подконтрольные Свердлову Советы.
