Судья резко ударил молоточком по столу, а Голанц вскочил, подбежал к женщине и мягко взял ее за руки, удерживая от хлопков. Я увидел, как по ее щекам катились слезы.
— Никаких демонстраций среди публики, — жестко сказал судья. — Мне все равно, кто вы и как связаны с делом, но я не потерплю неуважения к суду. Соблюдайте порядок, или я выведу вас из зала.
Голанц вернулся на место, но слезы продолжали катиться по лицу матери.
— Понимаю, что для вас это шокирующая новость, — продолжил Стэнтон. — Могу заверить, что власти тщательно расследуют дело и найдут виновных. Надеюсь, скоро вы услышите о результатах в новостях или прочитаете в газетах. А пока хочу поблагодарить вас за хорошую работу. Я знаю, что вы внимательно слушали выступления сторон, и надеюсь, получили полезный опыт. Теперь можете вернуться в комнату для совещаний, собрать свои вещи и идти домой. Вы свободны.
Мы в последний раз встали, провожая удалявшихся присяжных. Как только они ушли, судья поблагодарил нас с Голанцем за профессионализм, выразил благодарность работникам суда и быстро покинул зал. Я не стал вынимать из сумки документы и после ухода судья еще какое-то время неподвижно стоял возле стола. Меня заставил очнуться Голанц. Он подошел и протянул мне руку. Я пожал ее без колебаний.
— Надеюсь, без обид, Микки. Ты чертовски хороший адвокат.
«Был», — подумал я.
— Да, — произнес я. — Без обид.
— Хочешь зайти к присяжным и узнать, к чему они склонялись?
Я покачал головой.
— Нет, меня это не интересует.
— Меня тоже. Береги себя.
Он хлопнул меня по плечу и зашагал к выходу. Я не сомневался, что в коридоре его ждет толпа журналистов и он объявит им, что, так или иначе, справедливость все-таки восторжествовала. Взявший меч, от меча и погибнет.
Мне не хотелось общаться с прессой. Выждав минуту, я последовал за Голанцем. Его уже окружила репортеры, и мне удалось проскочить незамеченным. Не считая Джека Макэвоя из «Таймс». Он увидел меня и бросился преследовать. Журналист догнал меня уже у лестницы.
— Эй, Микки!
Я оглянулся, но не остановился. Знал, что лучше этого не делать. Если вас поймал один репортер, то скоро прибежит и накинется вся свора. А я не хотел, чтобы меня сожрали.
— Без комментариев.
Но Макэвой не отставал.
— Я больше не пишу про суд. Меня интересуют новые убийства. Я подумал, может, мы снова заключим сделку? Обмен информацией и…
— Никаких сделок, Джек. И никаких комментариев. Еще увидимся.
Я вытянул руку и задержал его на лестничной площадке. Пока он стоял, я спустился этажом ниже и двинулся по коридору. У дверей в зал судьи Холдер я остановился и вошел внутрь.
Микаэла Джилл сидела за своим столом, и я поинтересовался, не уделит ли мне судья несколько минут.
— Но вам не назначено, — возразила секретарша.
— Знаю, Микаэла, но мне кажется, судья захочет со мной поговорить. Она у себя? Скажите ей, что я всего на десять минут. Речь идет о клиентах Винсента.
Микаэла взяла телефон, нажала кнопку и передала судье мою просьбу. Повесив трубку, она сообщила, что я могу пройти в кабинет.
— Спасибо.
Судья сидела за столом, в своих очках-половинках и с авторучкой в руке, словно я застал ее за выписыванием очередного ордера.
— А, мистер Холлер, — произнесла она. — Сколько событий за один день. Присаживайтесь.
Я сел на стул.
— Спасибо, что согласились меня принять, ваша честь.
— Чем могу помочь?
Судья задала вопрос, не глядя на меня. Она ставила подписи под документами.
— Я хотел только сообщить, что отказываюсь от всех дел Джерри Винсента.
Она отложила авторучку и посмотрела на меня поверх очков.
— Что?
— Я подаю в отставку. Наверное, я вернулся слишком рано, а может, мне вообще не следовало возвращаться. Но теперь с этим покончено.
— Что за ерунда? О вашей защите мистера Эллиота говорит весь суд. Я смотрела трансляции по телевизору. Вы вчистую выиграли у мистера Голанца, и вряд ли найдется обозреватель, который поставил бы на обвинительный вердикт.
Я отмахнулся от ее комплиментов.
— Все это уже не важно, ваша честь. На самом деле я здесь по другому поводу.
Судья сняла очки и положила их на стол. Помолчала, прежде чем задать следующий вопрос:
— Тогда зачем вы тут, мистер Холлер?
— Я просто хотел рассказать о том, что знаю, ваша честь. И что скоро узнают все.
— Не понимаю, о чем вы. Что вам известно, мистер Холлер?
— Что вы брали взятки и пытались меня убить.
У нее вырвался смешок, но взгляд был холоден как сталь.
— Вы шутите?
— Нет.
— В таком случае, мистер Холлер, советую вам успокоиться и взять себя в руки. Если вы будете и дальше распространять столь абсурдные обвинения, это может иметь для вас серьезные последствия. Вероятно, вы правы: вам не следовало так быстро возвращаться к работе после реабилитации.
Я улыбнулся и заметил по ее лицу, что она поняла свою ошибку.
— Небольшой прокол, а, ваша честь? Откуда вы знаете про реабилитацию? И откуда присяжный номер семь знал, как выманить меня из дому прошлой ночью? Ответ ясен — вы за мной следили. Вы меня подставили и послали Максуини убить меня.
— Не понимаю, о чем вы говорите, и впервые слышу об этом человеке.
— Зато он хорошо вас знает. И последний раз, когда я его видел, он предлагал правительству сыграть с ним в игру «Заключим сделку!».
Мои слова сразили ее как удар грома. Разумеется, Босха и Армстеда не обрадует моя беседа с судьей Холдер, но мне было плевать. Это меня, а не их, использовали как пешку и чуть не сбросили в пропасть. Я заслужил право разобраться со своим врагом.
— Но мне не нужна сделка, чтобы понять, что к чему, — продолжил я. — Мой детектив выследил Максуини. Когда девять лет назад его арестовали за вооруженное нападение, кто был его адвокатом? Митч Лестер, ваш муж. На следующий год Максуини попался на мошенничестве, и кто вел его дело? Снова Митч Лестер. Намечается некий треугольник, верно? У вас есть доступ к пулу присяжных и возможность контролировать отбор. Вы можете влезть в любой компьютер и подменить присяжного. Джерри Винсент вам заплатил, но когда им заинтересовалось ФБР, передумал. Вы испугались, что бюро прижмет Джерри и он сдаст вас федералам. Поэтому вы послали Максуини. А вчера, когда все полетело к черту, вы решили обрубить концы. Отправили Максуини — присяжного номер семь — к Эллиоту и Нине Альбрехт, а потом ко мне. Как вам моя версия, ваша честь? Я ничего не упустил?
Слова «ваша честь» я произнес с брезгливой гримасой, будто вляпался в какие-то отбросы. Судья встала.
— Чушь! Вы не можете доказать ничего, кроме того, что у меня есть муж. Пытаться связать со мной одного из его клиентов — полная нелепость.
— Вы правы, ваша честь. У меня нет доказательств, но мы не в суде. Сейчас здесь только вы и я. Мы оба знаем, что я сказал правду и вам придется за это заплатить.
— Я хочу, чтобы вы ушли.
— А как же федералы? Максуини у них в руках.
В ее глазах промелькнул страх.
— От него давно нет известий, верно? Разумеется, когда человека допрашивают, ему не до звонков. Будем надеяться, что у него нет против вас серьезных улик. Потому что если он включит вас в этот треугольник, то вам придется сменить судейскую мантию на арестантскую робу.
— Убирайтесь отсюда, или я вызову полицию и вас арестуют!
Она указала мне на дверь. Я спокойно встал.
— Конечно, я уйду. Только знаете что? Наверное, все мои дела в этом суде уже закончены. Но обещаю, что обязательно приду сюда, когда вас станут судить. Вас и вашего мужа. Можете на меня рассчитывать.
Судья смотрела на меня, все еще указывая на дверь, но гнев в ее глазах сменился страхом. Ее рука дрогнула и опустилась. Я вышел, аккуратно прикрыв дверь.
В холл я спустился пешком — не хотелось толкаться в переполненном лифте. Одиннадцать пролетов лестницы. Внизу я толкнул стеклянную дверь и шагнул на улицу. Достав телефон, позвонил Патрику и попросил подать машину. Затем набрал номер Босха.
— Я решил вас немного поторопить! — бросил я в трубку.
— О чем вы?
— Не хочу ждать полтора года, пока бюро соберется с силами и заведет дело. Иногда правосудие не может ждать, детектив.
— Что вы сделали, Холлер?
— Я только что говорил с судьей Холдер — да, догадался сам, без Максуини. Сказал ей, что он у федералов и собирается сотрудничать. На вашем месте я бы быстро завел дело и присмотрел за судьей. На беглянку она не похожа, но кто знает. Желаю удачи.
Я отключил связь, не слушая его протестов. Мне было безразлично. Он использовал меня. Пусть побудет в моей шкуре и попляшет на ниточке вместе со своим бюро.
Часть шестая
Последний приговор
54
