— А разве это не одно и то же?
— Не всегда. — Ниока потерла глаза, словно что-то причиняло ей боль. — Вот почему я пошла. Он говорил со мной перед вашим прибытием и сказал, что мне надо идти. А если я откажусь, то, что должно произойти, окажется переписано. Что мне следует быть готовой к тому, что грядет, и сделать то, что должно быть сделано.
— Не думаю, что я понял.
— Я тоже. Но я верю. — Она одарила его безмятежной улыбкой. — Ты встревожен.
— А ты?
— Нет. — Она подняла молот, поднесла его к свету. Волькер разглядел гравировку — свернувшегося червя с лицом бога… лицо Зигмара — на теле гигантского червя. Он поежился — неудивительно, что Кальва так возмущался.
А Ниока продолжила, похоже и не заметив его замешательства:
— Тревога — для тех, кому недостает веры, Овэйн. Моя вера — мой проводник. То, что Заг’мар молчит, не означает, что он не указывает мне путь. Даже когда Владения были отделены друг от друга и скованны цепями Хаоса, он был с нами. — Она поднесла молот к губам и поцеловала выгравированное лицо. — Мы должны только слушать и крепко держаться за свою веру.
— Легче сказать, чем сделать, — пробормотал Волькер.
— Будь это легко, то не было бы вопросом веры. — Ниока постучала головкой молота по его груди. — Всегда помни об этом. — Она опять улыбнулась широко. — Вера — дорога, по которой праведные маршируют к победе.
— Это я уже слышал, — сказал он. Она рассмеялась, и тут ударили корабельные колокола. Кто-то что-то заметил. Волькер тоже разглядел маячащую впереди и внизу скалу, острую и зазубренную, возвышающуюся над степью. Он посмотрел на Брондта: — Капитан?..
— Ха! Так я и думал! — Брондт стоял рядом, перегнувшись через поручни. — Крысы заново заселили Львиный Утес! Я знал, что азириты неглубоко копают. Единственное, в чем можно полагаться на крысаков, — их всегда окажется больше, чем ожидаешь.
— Львиный Утес, — пробормотал Волькер. Он слышал рассказы о похожих на клыки каменных осколках, поднявшихся из степной почвы. Одинокий, подобный башне скальный массив больше всего напоминал звериную челюсть с искривленными каменными стрелами вместо зубов. Скалу пронизывали извилистые туннели, отполированные множеством ног, поскольку она была обитаема — так или иначе — еще со времен Эры Мифов, меняя лишь название в соответствии со вкусами владельцев.
Во время Привратных Войн утес назывался Волчьим, пока три палаты Львов Зигмара из Грозового Воинства не полегли здесь, изгоняя звероподобных хозяев скалы. Сотня Каменных Гуртов, процветавшая в тени утеса, была повержена вместе с Королями-Волками, но на место зверья пришли скавены. Крысолюды пробрались снизу, пока силы Азира возводили укрепления. И когда крысаки ворвались в недостроенную цитадель, новая война разгорелась на пепелище старой.
Такие победы барды не воспевают. Да и не победа тут была, а тупик, патовая ситуация. Львиный Утес превратился в обугленные развалины. Это последнее, что слышал о нем Волькер. Очевидно, развалины оказались еще достаточно хороши для скавенов.
— Твой народ умеет рушить, только ничего не доводит до конца, — проворчал Брондт. — Чтобы истребить крысаков, недостаточно разнести несколько туннелей и сжечь кучку паразитов.
Пораженный внезапной мыслью, Волькер прикинул расстояние — и выругался. Ниока толкнула его локтем.
— Что такое? Что ты видишь?
— Старые торговые дороги. — Волькер показал: — Они идут по прямой, от Львиного Утеса до самого Вышнего города. Вот почему пришлось прогнать отсюда звериные гурты в первый раз — иначе не получалось восстановить связи с городами-червями. И вот почему этот утес понадобился скавенам. По крайней мере, так все думали. Но они не совершали никаких налетов, как я слышал. — Он посмотрел на Зану. — А что, если у крыс на уме было совсем другое?
Женщина застонала:
— Ну, конечно!.. Им нужно было место, чтобы создать это их устройство. И достаточно близко к Горчу, чтобы забрать копье. — Она потерла лицо, покачала головой. — Они это давно спланировали. Грунгни не обрадуется. Если крысолюдам известно об оружии, велика вероятность того, что они теперь ищут и остальные. — Она нахмурилась. — Может, даже заполучили еще что-то из Восьми.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— И что? По мне, так их так только легче будет найти. — Лугаш шагал к ним по палубе, почесывая щеку багром. С тех пор как они выбрались из Горча, рокоборец шатался без дела, не зная, как расслабиться и чем заняться. Волькер понимал, каково это. — Скавены хитры, но не настолько. — Он глянул за перила. — Сколько их там, как думаешь?
Взрыв озарил небо, разбросав по черному красные и желтые зигзаги.
— Уже меньше, полагаю.
За первым взрывом последовал второй. Что-то происходило внизу. Волькер обвел взглядом остальных.
— Похоже, не только мы следовали за ними.
Глава двадцать вторая. БОЙ У УТЕСА
Когда новый взрыв опалил облака, Волькер посмотрел на Брондта. Кто бы ни напал на Львиный Утес, о сохранении тишины они явно не заботились.
— Нам нужно спуститься туда.
— Ты спятил? — фыркнул Брондт. — Я только-только поднял эту лоханку в небо — и не поведу туда, где ее разнесут в клочья.
— Тебе и не придется. Надолго, по крайней мере. — Зана явно что-то задумала.
— У тебя есть план, полагаю. — Брондт покачал головой. Ну, что тут сказать? Конечно, есть. Но у нас нет почти ничего, что бы горело или взрывалось.
— Зато у тебя на борту отряд грундстокских Громовержцев, — ответила Зана. — И твой экипаж. — Она потерла подбородок. — А когда скавены увидят, как эта громадина выходит из туч, они разбегутся. Если не будут заняты боем с тем, кто уже там, внизу. Нам останется только найти копье — мы даже не попытаемся выиграть бой.
Брондт молча пыхнул сигарой. Потом сказал:
— Изложи это им сама. Камнешлем не член моей команды, и я не могу приказывать ему то, что он делать не хочет.
— Я думала, слово капитана — закон.
— Если капитан хочет остаться капитаном, он позаботится о том, чтобы говорить правильные вещи.
Орудийным сержантом Громовержцев был грубовато-добродушный, дородный, бритоголовый дуардин Камнешлем с короткой лопатообразной огненно-рыжей бородой, которую тот постоянно дергал, пока Зана излагала дело. А взгляд дуардина… такой взгляд бывает у офицеров вольной гильдии, которые смотрят на мир — и ясно видят все его прегрешения. Особенно прегрешения тех, кто перед этими офицерами стоит в данный момент.
Когда Зана закончила, Камнешлем нахмурился, сунул шлем под мышку и снова дернул себя за бороду.
— Это самоубийство. Хуже того, нам за это не заплатят. — Он зыркнул на Брондта, тот покосился на Зану.
— Компания Грундсток может выставить азиритам счет за оказанные услуги, — предложила женщина и постучала костяшками пальцев по груди Волькера. — Он оружейник. Он будет свидетелем. — Она ухмыльнулась. — Нет, лучше — он будет нанимателем. — Она цыкнула на запротестовавшего было Волькера. — Кроме того, подумай об этом как о социальном обязательстве. Ты видишь пожар — ты его тушишь. Ты видишь скавена — вжик! — Она чиркнула большим пальцем по своему горлу. — Добрососедские отношения.
Камнешлем засмеялся — весьма неприятно — и посмотрел на Брондта.
— Она дело говорит, эта твоя дамочка.
— Не моя. — Но Брондт кивнул. — В городах-червях еще платят за хвосты скавенов, — задумчиво добавил он.
Камнешлем рассмеялся снова, плюнул на ладонь и протянул руку. Зана сделала то же самое.
— Контракт заключен, — заявил Камнешлем. — Мы будем убивать крыс, но остальное…
— С остальным мы справимся, не бойся, — рявкнул Лугаш, проверяя большим пальцем остроту лезвия топора. На пальце набухла кровавая капля. Слизнув ее, огнеубийца внимательно осмотрел палец. — Хотя, как именно, все равно покуда неясно.
— Бычьи рога, — сказал Волькер. — Двузубый штурм: одна группа атакует с земли, другая — с воздуха. — Брондт хотел возразить, но Волькер продолжил: — Я видел, как сражаются харадронцы на стенах. Приземлиться на эту боевую машину должно быть ненамного труднее.
